Поход на Кремль. Поэма бунта - Алексей Слаповский

Вспомнил мимолетно: у капитана Лескина, как и у всех, в телефоне тоже был номер Зубырева. И Лескин в присутствии Зубырева набирал чей-то номер, то есть искал его в списке. А телефон у него навороченный, дисплей размером с ладонь, Зубырев увидел свою фамилию, спросил:

– Это кто?

– Вы, – улыбнулся Лескин.

– Что это за фамильярность! – возмутился Зубырев. – Зубырев! Я вам что, товарищ капитан Лескин, дружок, что ли? Вы бы еще Женя написали!

– Нет, а как? – растерялся Лескин.

– Как минимум – майор Зубырев. Или с инициалами.

Потом, конечно, похихикали над чудачеством начальника, но на всякий случай каждый в своем телефоне изменил – либо «Е.И. Зубырев», либо «майор Зубырев», либо «тов. Зубырев». А Лескин, у которого телефон позволял делать длинные записи, отыгрался по полной, записал: «Товарищ майор Евгений Ильич Зубырев, мой непосредственный начальник».

Кстати, у самого Зубырева, потом подсмотрели, начальство было исключительно с инициалами, вполне, то есть, уважительно.

Итак, появилась надпись: «Зубырев Е.И.».

Понимая, что ничего хорошего от этого звонка ждать не приходится, Толоконько размышлял: ответить или нет? С одной стороны, можно потом сказать, что спал. Но если спал, почему не отключил? Да и отключение не отговорка: если звонит начальник, ты должен его звонок услышать даже при отключенном телефоне, даже если ты мертвый, должен восстать, ответить, а дальше твое дело, можешь помирать обратно.

Толоконько ответил:

– Слушаю, Евгений Ильич.

– В сортире, что ль, сидел?

– В ванной был.

– Рано отмываешься! Давай быстро сюда.

– А что случилось?

– Он еще спрашивает! Быстро, я сказал!

Делать нечего, Толоконько пошел к дому, позвонил жене на работу, что он по второму разу отправляется дежурить, сел в свой не новый, увы, «опель-астра» (да и за новый было бы стыдно: не по чину машина) и отправился к родному отделению, которое, к несчастью, еще и располагалось через несколько домов (одна из причин, почему Сергей устроился туда на работу). То есть оттянуть не удастся.

Анатолия Алексеевича Девова вели в толпе связанного, он чувствовал себя необычайно униженным. Справа шел амбал с лысым черепом, мощными мускулами культуриста и довольно добродушным при этом лицом. Это был Юра Коломашев, соратник Германа Битцева, которого посторонние ошибочно принимали за его телохранителя. Юра не обижался. Свои-то все знали, кто он. А он был когда-то чахлый кандидат технических наук, лабораторный трудяга с обожженными кислотой пальцами. Его однажды до полусмерти избили в присутствии красивой девушки-соседки, а он с нею всего лишь прошелся, мямля что-то про погоду, которая сегодня гораздо лучше, чем вчера. Через полгода, оправившись от ушибов, ран и переломов, Юра начал ходить в тренажерный зал. Там познакомился с неким Юзачевым, который пригласил его в партию Битцева, где не хватало физически красивых и сильных людей. Идеи партии Юру не очень заинтересовали, но у него впервые появилась компания, где его уважали, слушали внимательно, он вошел во вкус и иногда даже чувствовал себя теоретиком. А лабораторию свою бросил, стал инструктором в тренажерном зале, где особенно умело руководил занятиями девушек и женщин, но это отдельная история, не будем отвлекаться.

Слева шел, будто нарочно, совершенно противоположный Юре человек – такой, каким сам Юра был еще лет шесть назад: тощий, в очках, с клочкастыми волосами (которые, наверно, ему мама стригла перед зеркальным комодом, стоящим в квартире на одном и том же месте с 1956 года – как купили и внесли). Звали его Феликс Никитин, он был левее самого Битцева. Или правее. Короче, он был совестью партии, строгим контролером нравов, он знал, что все партии гибнут от внутреннего разложения, оттого, что, придя к власти, начинают наделять своих членов привилегиями, и заранее готовился противоборствовать любым проявлениям деградации.

Они вели Девова крепко, но вежливо, хотя Феликс, не надеясь на свои силы, иногда слишком крепко сжимал своими худыми пальцами (вернее, ногтями) руку Девова.

– Вы понимаете, что совершаете подсудное дело? – спрашивал их Анатолий Алексеевич.

– Это вас надо судить! – заявлял в ответ Феликс, а Юра только улыбался, глядя на девушку, идущую впереди, на ее белые брючки в обтяжку и на загорелую тонкую талию.

– Вы, может, не знаете, с кем имеете дело? – вдруг предполагал невероятное Девов.

– Отлично знаем! – отвечал Феликс, а Юра обеспокоенно шарил глазами, потому что девушка куда-то делась.

– Ну тогда вам же хуже! – продолжал угрожать Девов.

– Хуже некуда! – заверял Феликс, а Юра улыбался, потому что девушка в белых брючках и с талией опять была в зоне видимости.

Девов, истощив запас разумных аргументов, некоторое время молчал.

Все было слишком неожиданно. Он был убежден, что инцидент продлится не более десяти минут. А потом – милиция, военные, машины с мигалками. Возможно, даже вертолеты. Но – ничего. Ни мигалок, ни вертолетов. И вообще никто не обращает внимания. Даже сами демонстранты словно забыли, что в их рядах находится высокопоставленный заложник.

– Вы с ума сошли! Опомнитесь! – попытался обратиться к народу Девов.

Но народ даже не услышал – слишком вокруг было оживленно, шумно, громко.

И тут Девов понял, что он хочет в туалет. Очень хочет. Нестерпимо.

Это было ощущение абсолютно новое. За исключением высиживаний на совещаниях, заседаниях и прочих мероприятиях, где, впрочем, всегда был регламент, да и совещания эти он по большей части вел сам, имея возможность прервать в любое время, Девов никогда не знал ограничений по этой части. Захотелось – пожалуйста. В квартире туалет, в кабинете туалет, где бы ты ни был – везде туалеты. А чтобы вот как сейчас, хочется, а нельзя – нет, такого не было.

Пришлось прибегнуть к популизму.

– Мужики, – сказал Девов простонародным голосом. – Ладно, закончили дискуссии. Хочется вам меня вести, ведите. Но такое дело – заглянуть бы кое-куда. Ну понимаете?

– Нет! – отрезал Феликс.

– Да в туалет он хочет, – сказал Юра, опять потерявший из виду брючки и талию. Теперь он искал глазами новый объект, потому что Юра без этого не мог. Если он оказывался в вагоне метро, где почему-то не было ни одного красивого или хотя бы симпатичного женского лица или привлекательной фигуры – в общем, хоть чего-то, за что можно уцепиться взглядом, он на следующей станции переходил в другой вагон. Бывало, конечно, что везло, входила красавица, необходимость переходить отпадала.

Сейчас ничего соблазнительного не попадалось взгляду, поэтому Юра невольно перемещался, увлекая за собой и Девова, и Феликса.

– Где мы ему возьмем туалет? – спросил Феликс. – Сами виноваты! – обвинил он Девова. – Торговый ларек поставить, это вы всегда разрешите, хоть с пивом, хоть с презервативами, в двух шагах от церкви или от школы, сто раз натыкался, а элементарной вещи, туалета, во всем центре Москвы не найдешь!

– В центре биотуалеты поставили, – поправил Юра. – Будки такие.

– А мы еще не в центре. Пусть в центре поставили, а в других районах уж точно нет. Или в подворотню беги, или к гаражам, или ищи, где подъезд открыт.

– Богатый у тебя опыт! – благодушно пошутил Юра.

– Я теоретически! – разозлился Феликс. – А вот пусть он помучается, зато будет знать, каково приходится простым людям. Вы ведь об этом не задумываетесь, Анатолий Алексеевич? Вы когда в последний раз в метро спускались? Когда в магазин заходили? А в какой-нибудь общественный сортир давно заглядывали? Причем в платный, вот в чем паразитство! И все равно – воняет!

Девову становилось все хуже. Наверное, это признаки простатита. У отца вон простатит, значит, и у него может быть – наследственно. А отец, когда на своей машине выезжает куда-нибудь, берет всегда пластиковую бутыль на такой случай.

Может, их на жалость взять? К больному любой человек должен иметь снисхождение.

– Ребята, – сказал Девов громким шепотом. – Не хотел об этом говорить, но простатит у меня. Не могу терпеть. Вы что, хотите, чтобы я обмочился при всех? А еще интеллигентные люди. Интеллигент никогда не станет унижать человека.

– Вы унижаете, а вас нельзя? – негодовал Феликс. – Знаем мы эту песню. Дай тебе сейчас сюда войска, чтобы тебя освободили, ты бы нас своими руками на дулах танков повесил бы! Что, нет?

– Не говори глупостей, – вымученно улыбнулся Девов, хотя именно так бы он со своими мучителями поступил. Повесить на дулах, а потом из этих дул снарядами – чтобы мясное крошево разлетелось по всей Москве! Чтобы неповадно было!

Тут Девов увидел между двумя домами – сетка ограждения, котлован, сваи виднеются. Стройка. И оттуда выходили мужчины, очень довольные, улыбающиеся, некоторые на ходу застегивались.

– Ребята, у меня же руки связаны, куда я денусь? – сказал Девов. – Вон туда отведите, а?

– Ладно, – согласился Юра.