Все ведьмы делают это! - Надежда Первухина

Пока женщины хором произносили слова клятвы, вторя старухе Мумё, крыса-терафим, опершись передними лапками о край чаши, острым язычком быстро лакала кровь. И, едва были произнесены последние слова, она опрокинула чашу, тем самым показывая, что более в ней нет ни капли.

— Наши жертва и клятва приняты! — торжествующе сказала Мумё, а порядком потолстевшая крыса принялась умываться. — Знаете ли вы, на что способен этот терафим, напившись нашей крови?

— Нет…

— Он в любой момент сможет принять облик каждой из нас: поодиночке либо всех вместе! А мы поспешим вершить те дела, которые призваны вершить на свободе!

— Но… если на воле нас кто-нибудь опознает…

— Верьте мне: как эта крыса способна принимать наш облик, так и мы сможем укрываться под личиной крысы.

— Мы — оборотни… — протянула Ама-но кавара.

— Да, но не это главное. Главное то, что нам предстоит сделать. Но об этом вы узнаете позднее…

— Когда же произойдет подмена и мы окажемся на свободе? — нетерпеливо спросила Кагами.

— Потерпи, сестра, ждать не так уж и долго. У нас ведь должна быть не только армия, которая стоит на столике, но и рабы, полностью подчиненные нашей воле, — духи, готовые ради нас на все. Они будут, будут… Крысы об этом позаботятся. — Мумё улыбнулась: — Для начала вы уже знаете немало. Давайте возвратимся в наши камеры и продолжим жизнь арестанток. Ненадолго.

И все они действительно вернулись в свои унылые камеры, лучезарно улыбаясь охранникам, напевая про себя синтоистские гимны. И наступившая ночь прошла для этих женщин спокойно, им снились сны, предвещавшие богатство, власть, свободу и славу…

А вот пятерым охранникам не повезло. Их (дежуривших причем на разных объектах) покусали крысы. Да так, что к утру у крепких и абсолютно здоровых мужчин началась лихорадка. Ия Карловна сбилась с ног, делая уколы своим неожиданным больным. Но никакие уколы, промывания и прижигания не помогли: у всех пятерых фантастически стремительно развился сепсис, и в семь часов утра, перед общей побудкой, полковник Кирпичный мрачно взирал на пять остывающих трупов, вытянувшихся на жестких больничных койках. Рядом с полковником тихо рыдала Ия Карловна, сморкаясь в ватно-марлевую повязку. Полковник же, стремительно трезвея, мучительно пытался понять, что за напасть постигла его доселе образцовую женскую колонию.

— Да перестаньте же выть, Ия Карловна! — не выдержав, рявкнул он. — Обеспечьте-ка лучше полную дезинфекцию служебных помещений, а также камер. И это… яду крысиного насыпьте, я выдам, у меня есть, специальный…

Врачиха кивала, соглашаясь. Полковник Кирпичный вздохнул:

— Жалко, конечно, парней, но что поделать, видать, судьба. Родственникам сообщим немедленно, на похороны денег выдадим… Ну, прекратите реветь! Все-таки это еще не конец света…

* * *

На столе опять красовались коньяк, ликер, дорогие закуски…

— Все-таки это еще не конец света, — авторитетно заявил элегантно одетый и выбритый мужчина другому мужчине, одетому по-домашнему и глубоко небритому, наливая себе вермута «Феллини» в бокальчик с алмазной гранью.

— Ну, это как сказать! — вскинулся было небритый, но сник и налил себе простого армянского коньяку. В красную кружку «Нескафе»…

— За удачу! — они чокнулись и выпили.

Небритый и по-домашнему (несвежий велюровый халат плюс тапочки-шлепанцы на босу ногу) облаченный мужчина был, разумеется, лидер отечественной фантастики Авдей Белинский. Мужчина же выбритый, благоухающий дорогим парижским лосьоном, носящий элегантнейшую бизнес-тройку от Пако Рабанна, блистающий платиновыми, с изумрудной крошкой запонками в манжетах ослепительно-белой рубашки, был не кто иной, как Калистрат Иосифович Бальзамов. Он же Баронет, маг на службе у закона, преданный солдат (точнее, генерал) европейского Трибунала Семи Великих Матерей Ведьм и тесть Авдея.

Что свело этих, на первый взгляд, весьма разных джентльменов в уютной гостиной московской квартиры Авдея, было ясно. Только писателю-фантасту никак не было ясно, каким образом узнали родственники об исчезновении Вики и примчались оказывать моральную поддержку. Авдея это немного уязвляло. Он надеялся справиться с проблемой без помощи тестя и тем более тещи…

— Я же не звонил вам, не давал телеграмму, — пробормотал Авдей.

— Абижаэшь, дарагой! — Баронет изобразил акцент и принялся аккуратно очищать экзотический лайм серебряным десертным ножичком. — Зачэм звонить, зачэм тэлэграмма? Мы же родственники, вах! Один сэмья! — тут акцент у Баронета испарился, и он заговорил серьезно: — Авдей, ты же знал, что Вика — моя ученица. Еще в ту пору, когда она лифчики училась правильно застегивать, я уже наладил с ней ментальную связь. Ты уж извини, но то, что с ней случилось нечто из ряда вон выходящее, я почувствовал сразу. И сказал Танюшке: собирайся, у наших молодых сложности. Мы, между прочим, к тому моменту в Осаке были. Ну какие туда телеграммы?

Авдей кивнул, расстроенным взором окинул гостиную. В изящной этой комнатке тоже во всех мелочах царствовала Вика с ее романтическими вкусами, неожиданно возникшими после замужества. Вдоль стен тянулись стеллажи из темного дерева, занятые, помимо телевизора и музыкального центра, великолепными и очень дорогими моделями каравелл Колумба, фрегатов Петра Первого и Крузенштерна, британских чайных клиперов, китайских джонок, голландских галиотов… Почему на третьем году совместной жизни в супруге проснулась такая страсть к парусникам, Авдей все не удосуживался у нее спросить. А вот теперь ему казалось, что все эти оперенные парусами расписные куски дерева чем-то напоминают драконов, готовых к взлету… Глупости, конечно. Может, тогда и большой напольный глобус на подставке Вика приобрела для того, чтобы высчитывать маршруты своих будущих полетов? Особенно если учесть, что все надписи на глобусе были на латыни… Чего только не полезет в голову мужчине, у которого вот уже неделю как пропала жена… Авдей попытался отвлечься от мрачных мыслей. Против мрачных мыслей было испытанное средство: прислушаться к тому, что творится в детской, где сейчас пребывали Марья и Дарья в обществе своей возлюбленной бабушки. Судя по взрывам восторженного детского визга и пулеметным очередям всеобщего хохота, бабушка в очередной раз непедагогично баловала внучек, компенсируя им отсутствие мамы…

Однако надо было возвращаться к серьезному мужскому разговору с тестем. Авдей решительно отставил коньяк и спросил: