Все ведьмы делают это! - Надежда Первухина

— Я буду верна, — прошептала Асунаро. Взгляд нечеловеческих глаз прошивал ее насквозь, как игла — лоскут батиста.

— Хорошо, Асунаро. Ты сумеешь быть полезной, ибо, как говорит пословица, если женщина захочет, сквозь гору Фудзи пройдет. Это о тебе, Асунаро, тихой, покорной, но в должный час сильной, словно легион демонов…

Мумё подошла к следующей женщине — самой молодой и самой красивой.

— Ама-но кавара, Небесная река… Недаром тебя нарекли таким именем в нашем приюте. Ты действительно красива, как небесный звездный поток, и твои женские чары помогали тебе вершить преступления, подкупая таможенников, дабы провезти наркотики и прочий дурман в страну… В хитрости, лукавстве и красоте — твоя сила, но… Не опускай глаз!

Римма Пустякова — Небесная река вскинула перепуганные глаза:

— Простите, Госпожа! — хотя на душе у нее было жутко.

— Помни: твое лукавство и умение хитро изворачиваться должны применяться только на пользу нашей общине. И горе тебе, если даже в уме ты на секунду помыслишь иное! Ведь красота так беззащитна, а сделать прекрасное лицо безобразным могут не только годы. Ты поняла меня?

— Да, Госпожа. Я всею душою стану служить твоему Учению.

— Хорошо. — Теперь Мумё пристально разглядывала одутловатое, с синяками под глазами, лицо Кагами, которому не помогали похорошеть никакие белила и сурьма. — Кагами, ты слишком много пропила в своей жизни и потому твои руки дрожат, не в силах удержать даже вязальной спицы… Твой порок сослужил тебе плохую службу: четверых твоих собутыльников, среди коих были свекровь и брат, ты отправила на тот свет, напоив метиловым спиртом вместо самогона. Я знаю, на суде ты клялась, что случайно перепутала бутыли! Но тебе не поверили, и ты затаила в сердце злобу на тех, кто облечен властью судить и распоряжаться человеческими жизнями. Права ли я буду, если скажу, что в сердце твоем свила гнездо месть?

— Да, — глухо вымолвила Кагами. Во время речи старухи она неуловимо преобразилась: вечно ссутуленные плечи распрямились, на щеках выступил нездоровый румянец, а глаза сверкнули мстительным блеском. Казалось, словам Мумё о мести она внимает в каком-то преступном упоении.

— Что ж, мстительная женщина сильнее двух самураев, так говорит поговорка, — тонко улыбнулась Мумё. — Но одно настораживает меня в тебе, Кагами: когда придет час нашей свободы, не предашь ли ты священное дело за чарку саке?

— Нет. И да поможет мне Великая Черная Госпожа! — горячо выдохнула горькая пьяница. Но старуха уже шла к следующей женщине.

— Тамахоси, — мягко, почти ласково сказала она той. — Я наблюдаю тебя растерянной и смущенной. И знаю, почему тебя обуревают подобные чувства. Ты только что увидела, как вырезанные тобою из мертвого дерева фигурки ожили и превратились в грозную рать. В том, что такое чудо стало возможно, есть и толика твоей заслуги. Ведь когда ты делала эти фигурки, Тамахоси, ты втайне мечтала о том, чтобы они ожили, как мечтала о том, чтоб ожила твоя дочь, зарезанная тобой.

— Да! Если бы это было возможно, — выдохнула-простонала Тамахоси, и ее лицо исказилось от подступающих рыданий.

Старуха чуть коснулась ее плеча:

— Поверь, когда настанет час нашей власти и силы, ничего не будет невозможного. И твое трудолюбие и терпение вернут тебе не только свободу, но и…

— Госпожа!.. — воскликнула Тамахоси, намереваясь пасть на колени.

— Ни слова более! Лишь оставайся верной, и все получишь. — С этими словами Мумё оказалась лицом к лицу с самой невзрачной, жалкой и бесцветной женщиной.

— Фусими, как верно выбрано тебе имя, ибо действительно твой взор всегда потуплен, а сама ты словно стремишься спрятаться от солнечного света. Но это и есть твое главное достоинство, Фусими! Тот, кто преступил закон, написанный людьми и для людей, должен быть для людей незаметным. А ты преступила закон, хотя кто бы мог подумать, что такая невзрачная «компьютерная мышка» станет причиной банкротства целой фирмы?

— О, это неправда, меня подставил босс! — прошептала Фусими.

— Возможно. Но тогда и у тебя есть счет к этому миру. И ты, незаметная, тихая, сможешь сделать свое дело так, что ни один земной судья или сыщик не сможет тебя поймать! Лишь бы ты не струсила, ибо трусость не приведет к славе…

— Я не стану трусихой, верьте мне! — воскликнула Фусими. Возвысила голос впервые за все время пребывания в Приюте Обретения Гармонии.

— Хорошо, сестры. Среди вас не найдено ни одной, кто пожелал бы покинуть наш путь. Я испытала вас. И теперь самое время связать наш союз клятвой.

Мумё подошла к столику для чайных церемоний и взяла с него неглазированную чашу из темной глины. На бортиках чаши были выдавлены два иероглифа, означающих «верность» и «непреклонность».

— Дай мне свой нож, Тамахоси, — негромко приказала она.

Та повиновалась и протянула нож. Старуха взяла в одну руку нож, в другой держала чашу и провозгласила:

— Каждая из вас должна подойти ко мне, дабы принести свою кровь в свидетельство принимаемой клятвы.

Первой подошла Кагами, обнажив запястье левой руки. Мумё умело полоснула его ножом и подставила под капающую кровь чашу. Затем провела по кровоточащей ране рукой:

— Достаточно. — И рана затянулась, словно ее и не было.

Следом за Кагами потянулись и остальные сообщницы, протягивали руки, отдавали кровь и с зажившими ранами возвращались на свои циновки. Они делали это абсолютно беспрекословно, лишь у Небесной реки мелькнула неторжественная мысль: «Всех одним ножичком, а он небось нестерильный». Тут же, словно прочитав ее мысли, Мумё сказала:

— Сестры, не будьте малодушны и не страшитесь заразиться или оскверниться от этого ножа, ибо, наоборот, он очистит вас от прежней скверны!

Когда кровь всех женщин заплескалась в чаше, Мумё засучила рукав левой руки и сделала себе глубокий надрез от локтя до кисти, так что многие внутренне передернулись. В чашу полилась кровь, но не красная, а темно-бурая, словно ржавчина, и густая, как смола. В воздухе же запахло мертвецкой…

Теперь чаша была полна. Мумё опустила рукав, и кровь ее перестала течь.

— Вонмите, — сказала старуха, — я призываю свидетеля нашей клятвы!

И из ее правого рукава выбралась крупная заспанная крыса, та самая, которой испугалась телеведущая Линда. Мумё бережно опустила крысу на столик рядом с чашей крови. Крыса сразу встревоженно встала на задние лапки и начала принюхиваться.

— Это не просто крыса, сестры. Это наш свидетель и наш терафим, который возьмет, чтобы потом возвратить сторицей. Перед ней мы произнесем нашу клятву!