Новый Декамерон. 29 новелл времен пандемии - Коллектив авторов

объясняли, что живет оно только в самолетах. На обратном пути произошло желанное воссоединение, которое также длилось всего двадцать минут. Мальчик продолжал вспоминать чудище, и в голосе его слышалась такая печаль, что через пару месяцев он получил в подарок плюшевую копию, которую, конечно же, принял за оригинал. С тех пор они стали неразлучны: ребенок засыпал, обняв своего рыжего друга, а родители спокойно перемещались к себе и очень скоро включали телевизор; и если бы все и дальше шло, как и должно, скорее всего, эта история закончилась бы сценой, где двое лежат в постели, уставившись в экран.

Папа мальчика вырос с постоянно включенным телевизором и в возрасте своего сына даже вообразить не мог, что тот может быть выключен. Маму мальчика, напротив, держали вдали от телевизора в течение рекордного количества времени: впервые она увидела его в десять лет. Официальная версия заключалась в том, что телевизионный сигнал якобы не доходил до окраины города, где жили они с матерью, так что телевизор казался ей совершенно бессмысленным предметом. Но как-то раз к ней пришла поиграть одноклассница. Ни у кого не спрашивая дозволения, подружка сунула вилку в розетку и включила телик. Девочка нисколько не обиделась и не возмутилась: она решила, что телевизионный сигнал наконец-то достиг их квартала, и побежала сообщить благую весть своей матери, которая, хоть и была атеисткой, опустилась на колени, воздела руки к небу и чрезвычайно убедительно провозгласила:

– ЧУДО!

Несмотря на такое разное детство, женщина, выросшая с постоянно выключенным телевизором, и мужчина, выросший с постоянно включенным телевизором, единодушно полагали, что лучше максимально отсрочить воздействие экрана на своего ребенка. Разумеется, они не состояли ни в какой секте и ни в коем случае не выступали против телевидения. Только-только познакомившись, они не раз прибегали к испытанной уловке: встретиться и вместе глянуть какое-нибудь кино, используя его как предлог для того, чтобы спокойно позаниматься сексом.

В период, который можно обозначить как ожидание ребенка, они стали жертвами многочисленных сериалов, один круче другого. Никогда в жизни они не смотрели телевизор в таких количествах, как в месяцы, непосредственно предшествовавшие рождению первенца, чья внутриутробная жизнь протекала отнюдь не под музыку Моцарта или сладкозвучие колыбельных, а под заставки сериалов о кровавой борьбе за власть, происходящей в неопределенно-архаичное время, когда зомби соседствовали с драконами, или в просторном дворце, где обитало правительство некой страны, определяющей себя как the leader of the free world.

Когда ребенок родился, телевизионные предпочтения семьи радикально изменились. К концу дня, вымотанные физически и психически, мама и папа могли позволить себе лишь тридцать или максимум сорок минут полусонного сидения перед экраном, так что невольно понизили свои высокие стандарты и превратились в обычных зрителей посредственных сериалов. Они по-прежнему мечтали оказаться в неисследованных мирах и за чужой счет получать сложный и рискованный опыт, который заставил бы серьезно переосмыслить свое место в мире, но для этого служили книги, которые они читали днем; вечером же все, что им было нужно, это просто расслабиться: остроумные диалоги и забавные повороты сюжета, которые доставляли сомнительное удовлетворение от понимания происходящего без малейших усилий.

Оба мечтали через год или два смотреть кино вместе с ребенком субботними или воскресными вечерами и время от времени даже обновляли список фильмов, которые хотели бы посмотреть всей семьей. Но на данный момент просмотр телевизора отодвигался на последние часы дня, когда ребенок засыпал, а его родителям на мгновение снова удавалось побыть всего лишь мужчиной и женщиной. Женщина лежала в постели, уткнувшись в смартфон, а мужчина на полу, на спине, будто бы отдыхая после приступа кишечных колик – но затем он делал усилие и тоже перебирался на кровать, и рука его тянулась к пульту, но внезапно траектория ее движения менялась, и вместо пульта она хватала кусачки для ногтей и начинала обрезать ногти на руках. Женщина смотрела на него и думала, что в последнее время он только и делает, что стрижет ногти на руках.

– Похоже, нас ожидают долгие месяцы взаперти. Тоска какая, – воскликнула она.

– Собаку выгуливать разрешают, а ребенка нет, – с горечью проворчал он.

– Я уверена, он ужасно переживает. Со стороны не заметно, выглядит он вполне жизнерадостно, но ему наверняка плохо. Он же ничего не понимает.

– Как и мы с тобой.

– Кстати, а что мы с тобой понимаем? – спрашивала она тоном ученицы, повторяющей урок перед экзаменом. С таким же успехом она могла бы спросить: «Ну-ка объясни мне в двух словах, что такое фотосинтез?»

– Что не можем выходить из дома, потому что снаружи какой-то дерьмовый вирус. Все очень просто.

– То, что раньше было разрешено, теперь запрещено. А что то, что раньше было запрещено, теперь по-прежнему запрещено.

– Он скучает по детской площадке, книжному магазину, музеям. Как и мы с тобой.

– По зоопарку он скучает, вот что, – отзывалась она. – Он ничего не говорит, но чаще капризничает и злится чаще. Не так часто, как другие дети, но чаще, чем раньше.

– Зато он совсем не скучает по подготовительным занятиям.

– Надеюсь, это продлится не больше двух-трех месяцев. Но что, если дольше? Вдруг это на целый год?

– Не думаю, – заявлял он как можно более убедительно.

– Или мир всегда теперь будет таким? После этого вируса придет другой, а затем третий? – спрашивала она, но мог бы спросить и он, теми же самыми словами и с той же озабоченной интонацией.

В течение дня они сменяли друг друга, один заботился о ребенке, другой запирался в комнате и работал, им нужно было время для работы, они и так всем задолжали и ничего не успевали, и, хотя все всем задолжали и никто ничего не успевал, им казалось, что они не успевали чуть больше, чем прочие. Все обсудить, все взвесить – у кого из двоих работа более срочная и лучше оплачивается; тем не менее оба мечтали об одном – посидеть подольше с ребенком, потому что эти полдня с ребенком – время счастья, настоящей радости, искреннего и очистительного смеха; они бы с удовольствием целыми днями играли в коридоре в мяч, или рисовали существ, напоминавших чудовищ, на участке стены, которую использовали как грифельную доску, или тренькали на гитаре, пока ребенок крутит колки, расстраивая бедный инструмент еще больше, или читали сказки, которые с некоторых пор им кажутся куда более совершенными, чем книги, которые они пишут, точнее, пытаются писать. Даже если бы у них имелась только одна из этих сказок, они бы перечитывали ее снова и снова, бесконечное число раз, прежде чем усесться за свой компьютер и вновь прочитать ужасные новости, неотвратимые, как фоновый шум, и с опозданием отправить по электронной