Любовь на все времена - Лилия Подгайская

Теперь, налегке, ехали быстрее. Герберта подгонял страх, что его любимую успеют выдать замуж, пока он тут раздумывает, и он всё пришпоривал своего коня. Воины не возражали, им тоже хотелось поскорее вернуть леди домой. Больше всех торопился Рон, ему было радостно от мысли, что милая девушка Элли вернётся в поместье, и он сможет начать ухаживать за ней. Теперь дорога была известной, да и французский кое-как они все уже понимали.

Когда достигли поместья месье Серве, был конец сентября, канун дня Святого Михаила. В этот день рыцарь, по замыслу, должен был готовиться предстать перед алтарём, а он и думать забыл о предполагаемой невесте. Все его мысли были заняты Ингрид и ребёнком, существование которого она от него скрыла.

Подъехав на всём ходу к воротам поместья, Герберт соскочил с коня и чуть не бегом устремился к дому. Навстречу выскочил перепуганный мальчик-слуга, но рыцарь отодвинул его и ворвался в зал. Первое, что он увидел, была Ингрид, вскочившая на ноги при его внезапном появлении. Фигура её уже заметно округлилась, и сомнений в правдивости слов мамы Кэт не оставалось. Он улыбнулся ей и, в несколько больших шагов преодолев расстояние между ними, крепко обнял за плечи, притянув к себе. Потом повернулся в сторону хозяина, вытаращившего глаза от удивления, и заявил, ужасно коверкая французские слова:

– Я забираю обратно вашу племянницу, месье Серве, с вашего позволения. Она кое-что должна мне.

Потом перевёл взгляд на женщину в своих объятиях.

– Как ты могла, любимая, скрыть от меня моего сына, – мягко упрекнул он её на родном языке. – Это мой наследник, и я не позволю ему родиться во Франции. Его ждёт родной дом, а тебя судьба моей жены, даже если ты этого не захочешь.

Ингрид лучезарно улыбнулась сквозь набежавшие слёзы и спрятала лицо у него на груди. Дядюшка Жильбер возражать не стал, особенно когда узнал о перспективах, ожидающих племянницу. Он был, в общем-то, не злой человек, просто задёрганный сварливой женой и множеством отпрысков, которыми она одаривала его чуть не каждый год. И в этот раз гостеприимство месье Серве было на высоте. Он даже нашёл места для ночлега всем сопровождавшим рыцаря воинам и устроил небольшой праздник, на котором поразил англичан разнообразием и отличным вкусом подаваемых вин. Видя их потрясённые лица, месье довольно улыбался. Как-никак он хороший винодел, и неплохо на этом зарабатывает. Даже мадам Серве, увидев, как складываются дела, позволила себе улыбку – племянница мужа, да ещё с двумя детьми, ей была совсем ни к чему, и она уже измучилась, пытаясь решить, как её поскорее сбыть с рук. А тут вопрос решился сам собой.

Утром следующего дня англичане отправились в обратный путь, увозя с собой несколько бочонков вина, которые презентовал им расщедрившийся месье Серве. Герберт ни на шаг не отходил от своей вновь обретённой возлюбленной, она сияла ему навстречу любящими глазами. Рон норовил быть полезным Элли, которая упорно остужала его пыл строгим взглядом, не слишком-то, впрочем, на него действующим. Мужчина был уверен в том, что победа останется за ним, и только ухмылялся, отражая сердитые взгляды приглянувшейся ему девушки.

На этот раз остались без внимания и красоты окружающей природы, и тяготы пути. Бедняжка Бланш снова преодолевала долгий путь на груди у кормилицы, но вела себя спокойно. Когда садились на корабль в Кале, пролив был неспокоен, и переправа затянулась дольше, чем в прошлый раз. Но сильного шторма не было, и всё обошлось. Ингрид была счастлива оказаться в Англии. Здесь был её дом, и здесь она оставила своё сердце, когда отплыла во Францию. Дорога от Дувра до Вобсбери прошла спокойно, хоть погода испортилась, и несколько раз их накрывал в пути дождь. Мужчины вымокли до нитки, но леди и ребёнок были надёжно защищены от холодного осеннего дождя. Когда попали, наконец, в поместье, радости не было границ. Все домочадцы высыпали на крыльцо, когда мальчишка-дозорный сообщил, что всадники приближаются к воротам. Улыбки, радостные возгласы, объятия – и леди Ингрид с дочкой вновь водворилась в доме, где была так счастлива летом. Не затягивая надолго, Герберт занялся подготовкой к бракосочетанию. Он с лёгким сердцем отказался от такого привлекательного для него раньше земельного надела, сообщив сэру Пауэру, что их переговоры не состоятся, поскольку он решил свои брачные намерения другим путём.

Свадьба состоялась в конце октября, когда уже облетели листья, и дождливая холодная осень вошла в свои права. Но в доме рыцаря было тепло, и очень тепло и уютно было в его супружеской постели. Да, он, конечно, понимал, что нужно быть осторожным и сдерживать свою страсть, но есть ведь способы получать удовольствие, не опасаясь навредить ребёнку. Тем более, что молодая жена с не меньшей страстью отвечала на его ласки и поощряла его к всё новым и новым экспериментам, доставлявшим огромное удовлетворение обоим. Только ближе к родам от близости пришлось отказаться совсем, и рыцарь удовлетворялся объятиями и поцелуями. Он обожал гладить живот жены, ощущая под рукой движения своего ребёнка, разговаривал с ним, как будто тот мог его слышать. Ингрид смеялась и уверяла, что сын всё слышит и всё понимает. Ребёнок родился в самом конце марта, когда на дворе во всю мела последняя метель закончившейся зимы. Это был мальчик, большой и здоровенький. Его окрестили Бертраном, в память отца нынешнего хозяина поместья, чем до слёз тронули мистрис Кэт. Будущий хозяин Вобсбери был как две капли воды похож на своего отца, чем чрезвычайно его радовал. Герберт готов был часами сидеть возле своего сына, просто глядя на него. Но к его чести надо сказать, что он не забывал и о малышке Бланш, которой стал настоящим отцом. Девчушка обожала его, и он частенько играл с ней, подбрасывая под потолок. Девочка визжала от счастья, а когда сильные руки ловили её, прижималась к отцу, обняв его за шею, и заглядывала в глаза в ожидании продолжения игры. Рыцарь был абсолютно счастлив, но надеялся, что в его доме появятся ещё дети, которых он будет любить так же сильно. И только иногда, как в страшном сне, ему вспоминались события прошлого лета, когда движимый чувством долга, он готов был пожертвовать своим счастьем ради клочка земли.