Любовь на все времена - Лилия Подгайская

Отведя Ингрид достаточно далеко от оставленных на берегу мужчин и отыскав удобную полянку, заросшую высокой травой и яркими цветами, Герберт скинул с себя камзол и, кинув его на мягкую траву, заботливо уложил на землю свою женщину и стал любить её с исступлённой страстью. Такого яркого и чувственного слияния у них никогда не было прежде, и оба задыхались от желания и последовавшего за ним полного, всеобъемлющего удовлетворения. Раз за разом рыцарь дарил лежащей под ним женщине всю полноту наслаждения, поднимая её к вершинам блаженства и как будто отдавая ей всего себя целиком, без остатка, и лишь потом позволил себе взорваться фейерверком полного удовлетворения. Ещё несколько минут они лежали без движения, приходя в себя от потрясающего чувства полного растворения друг в друге, непередаваемого ощущения безграничного счастья. Потом тихонько поднялись, оправили одежду и, взявшись за руки, пошли к берегу. У костра орудовал Пол, поджаривая несколько крупных рыбин, от которых шёл упоительных запах. Воины разложили на траве захваченную из поместья скатёрку, на которую положили хлеб и сыр, поставили несколько фляг с элем. Рыба оказалась потрясающе вкусной. Ингрид не могла припомнить, чтобы когда-нибудь в жизни пробовала что-либо подобное. Об этом она и сказала Полу. Тот улыбнулся:

– На доброе здоровье, леди. Я рад, что вам понравилось. Но тут и ребята руку приложили. Берт и Рон рыбу ловили, Хью и Крис чистили. Я только жарил.

– Спасибо вам всем, – улыбаясь, произнесла леди, – я получила огромное удовольствие. Даже не знала никогда, что рыба может быть такой вкусной.

– Это река, леди, – вставил ухмыляющийся Рон, – здесь на берегу рыба всегда вкуснее, чем в доме.

Улыбаясь и переговариваясь между собой, воины собрали остатки с импровизированного стола и бросили крошки в воду – пусть рыба подрастает до следующего раза. Недалеко уже и до сезона охоты. Потом все двинулись в обратный путь. В Вобсбери попали уже затемно. Наскоро поужинали и отправились отдыхать. И снова Ингрид таяла в объятиях Герберта, а он ласкал её, изнывая от нежности и горя желанием, и раз за разом сливался с ней в одно целое, наслаждаясь глубиной и сладостью этого полного единения. Заснули они только под утро, уставшие, но бесконечно счастливые.

А время, между тем, шло. Уже перевалило за середину лета. Селяне начали собирать урожай нового года. Хозяину поместья нужно было проследить за тем, чтобы всё было сохранено, чтобы получили своё и он, и работающие на него люди. Но у Герберта, впервые за все годы, что он был хозяином Вобсбери, не хватало сил и времени на все эти столь важные работы. Всего себя он отдавал этой чудесной синеглазой женщине, стараясь принести ей как можно больше удовольствия, и бесконечно наслаждаясь сам от обладания её нежным и таким сильным в своей страсти телом. Мысль о приближаюшейся осени, когда нужно будет ехать в соседнее поместье сватать за себя белобрысую Абигайль, появлялась время от времени где-то на краю его сознания, но он гнал её, не позволяя завладеть своим вниманием.

Первой опомнилась Ингрид. Услышав как-то сказанные кем-то из дворовых людей слова, что скоро, мол, праздник урожая, а там и Михайлов день, когда хозяин выплатит причитающиеся деньги, она поняла, что время счастья истекло. Подходит страшный для неё день, когда хозяйкой в этот дом войдёт незнакомая ей девушка, ляжет в постель Герберта и примет в себя его горячее семя, чтобы принести ему таких желанных сыновей. А она, Ингрид, не может даже вслух сказать, что уже носит в себе новую жизнь. Да, она пошла на всё это, потому что должна была заплатить свой долг спасшему её рыцарю. Но сколько же удовольствия получила она сама! И сколько боли теперь обрушится на неё, когда придётся расстаться с мужчиной, захватившим её сердце в нежный плен любви полностью и навсегда! А расстаться придётся и, пожалуй, лучше сделать это поскорей, пока ещё не стало видно её состояние, и никто об этом не догадывается.

И в один из тихих августовских вечеров Ингрид попросила Герберта погулять с ней в саду. Уведя любимого мужчину подальше от чужих ушей и глаз, она заговорила с ним о том, что занимало её мысли последние дни.

– Уже конец лета, Герберт, – тихо сказала она, пряча глаза, – и не за горами день Святого Михаила, когда ты должен ввести в этот дом свою жену. Мне пора собираться в дорогу. И, пожалуй, лучше поспешить, пока в проливе спокойно. Бланш ведь маленькая ещё, ей будет трудно пережить шторм, если он вдруг случится. А тебе надо готовиться к свадьбе. Пора к невесте ехать, брачный договор подписывать. Так ведь?

Рыцарь стоял, как громом поражённый. Она говорила разумные слова. Но, Господи Боже, как же трудно их слышать! Как не хочется даже думать об этом. А надо. Долг призывает его сделать это ради своего поместья, своих будущих детей и своих людей, которые целиком и полностью зависят от него. Бледный и взволнованный, он повернулся к женщине, которая дала ему неповторимое сказочное счастье, и от которой он должен отказаться, потому что так повелевает ему долг.

– Ты совершенно права, Ингрид, – голос его звучал твёрдо, но безжизненно, – наше время, кажется, вышло. Назначай день своего отъезда и начинай готовиться. Я помню свои обещания. Я дам тебе сопровождение, и дам Элли, если она согласиться поехать с тобой. Но все оставшиеся до отъезда дни ты по-прежнему моя, помни об этом.

Глаза рыцаря полыхнули тёмным пламенем, он повернулся и ушёл в дом, оставив женщину одну в тихом летнем саду. Даже птицы смолкли, кажется, слушая трудный разговор этих двоих, которым пришло время расстаться. Ингрид посмотрела ему вслед и вдруг дала волю слезам. Она рыдала громко и отчаянно, благо, никого не было поблизости. Всё! Счастье окончилось. Но она должна быть благодарна судьбе за эти месяцы полного, безграничного наслаждения близостью с любимым и таким нужным ей мужчиной. Ведь он был честен с ней, когда заключал их договор. Она взяла на себя обязательство скрасить для него это лето в ожидании предстоящей женитьбы. Ни о чём другом разговора не было. А то, что она полюбила этого мужчину, это её беда, он здесь ни при чём. Плохо, очень плохо, что её ребёнок родится бастардом. Но она как-нибудь постарается запутать родственников, чтобы они подумали, будто это тоже ребёнок её погибшего мужа, барона. Главное, этих родственников найти. Здесь ей определённо негде и незачем оставаться. Такими мыслями женщина пыталась отвлечь себя от сердечной боли, которая была почти нестерпимой. Кажется, справилась. Сейчас ей надо быть очень сильной, чтобы выдержать всё, что предстоит, и не показать своих чувств.

– Пресвятая Дева Мария, – прошептала она одеревеневшими от горя губами, – ты женщина, ты поймёшь меня. Дай мне силы выдержать всё это и уехать из Вобсбери достойно. Потом я справлюсь со всем, что судьба уготовила мне. Но сейчас мне очень нужна помощь, сама я не удержусь. Помоги мне, Матерь Божия, помоги, молю! Моё сердце рвётся на части. Помоги не показать этого!