Змееед - Виктор Суворов

Шутки Сталин любил. Шутки подчиненных ценил. Сам был великим шутником. Шутка-малютка, а заряжает на час!

— Возвращаемся к вопросу о вашей награде. Так что бы вы хотели?

— Товарищ Сталин, повторяю: мне ничего не надо.

— А что если мы с товарищами посоветуемся да и сделаем вас членом Политбюро?

— Большая честь, товарищ Сталин. Вряд ли я достоин.

— Вы достойны. Готовьтесь. Сначала для порядка — кандидатом в члены Политбюро, а через полгодика — полным членом!

— Можно по личному вопросу, товарищ Сталин?

— Можно.

— Товарищ Сталин, у меня много врагов. Меня боятся, многие горят желанием мне подгадить. Против меня плетут интриги, распускают сплетни, устраивают провокации..

— Товарищ Ягода, это не личное дело. Это вопрос огромной государственной важности. Вы делаете дело, которое не по силам никому другому. Мы вас в обиду не дадим. Сплетням не поверим. Клевету отметем. Клеветников расстреляем. Идите и спокойно работайте. Желаю успехов.

Змееед на связь вышел: товарищ Холованов, забери из Китай-города. Только не один я, двое нас.

Это просто. Не на мотоциклетке самому ехать, а позвонить кому следует, машину выслать.

Привез Змееед с собой шпаненка какого-то. Представил: Людмила Павловна, для своих — Люська.

Есть свободная каюта и для Люськи. Только одежды нет женской. Да ей, стриженой, и ни к чему. Лучше пока — под мальчика. Вот тельняга. Великовата, правда, будет немного. Вот бушлат. Рукава подвернуть. И штанины тоже. Вот и молодцом. Теперь к столу. Угощай, капитан.

Четверо за столом: Дракон, Сей Сеич, Змееед и Люська-Сыроежка.

Угощение простое: дюжина бутылок пива в бадье со льдом, хлеба черного краюха, воблы сушеной связка, огурцов и помидоров миска железная, колбасы непрогрызаемой палка полуметровая. Такой палкой хоть гвозди в стенку вбивать, хоть разгонять демонстрации. Даром что все у нас теперь согласные.

На завтра суп будет с фасолью и картошка жареная. А сегодня извиняйте — сухой паек. Г остей не ждали.

Переглянулись гости: вроде и так сойдет. И вдруг вспомнили все, что не ели сегодня ничего. Навалились. Колбасу сгрызли до самой веревочки. Ну и пива немного отведали.

Теперь к делу.

— Что у тебя, Змееед?

— Да вот портфельчик какой-то Людмил Пална нашла. Может быть, интересно будет. Тут что-то про добычу какого-то металла на Колыме. Какого именно, не сказано. Не знаю, что уж там за металл такой добывают.

— Посмотрим. А где нашла?

— Да так, в мусоре валялся.

— Ладно. Открывай.

Змееед замками щелкнул, содержимое на стол вывалил: бумаги, бумаги, бумаги. В бумагах — цифры, цифры, цифры. Если портфель с Колымы, с Дальстроя, то цифры могут означать расходы, затраты, добычу. Если посидеть, подумать, помозговать, можно и разобраться. Разберемся.

— Что у тебя, Людмила Павловна?

— Пока ничего.

— А потом?

— А потом посмотрим.

Ходынское поле — это совсем недалеко от Кремля. На Ходынке — Центральный аэродром Москвы. Как следует из названия, Центральный аэродром — почти в центре столицы нашей великой Родины и всего мирового пролетариата. Вокруг — авиационные заводы и конструкторские бюро.

Сегодня на Ходынке — не только самолеты, но и планеры, танки, пушки, бронеавтомобили, пулеметы, парашюты, инженерные машины, морские орудия, мины, торпеды, средства связи и сигнализации, приборы управления огнем, образцы формы одежды для жарких районов и для Заполярья, бетонобойные снаряды, маскировочные сети, оптика, переправочные средства, аэростаты заграждения, зенитные прожекторы, артиллерийские тягачи, огнеметы и прочее и прочее. Сегодня показ новейшей боевой техники. Показ Сталину.

Показывают не только то, что есть, но и то, что будет.

Невидимый самолет! Будет создан почти полностью из прозрачного материала. Видимым остаются только пилот, двигатель, винт и пулеметы, но и их прикроем зеркалами.

Проект сверхтяжелого танка прорыва. 300 тонн! Собирается из трех секций, каждая из которых может передвигаться самостоятельно.

Автожир! Самолет с огромным горизонтальным винтом. Способен взлетать почти вертикально вверх. Ему не нужды аэродромы.

А вот то, что уже есть и действует.

Звукоуловитель ЗУР-4, обнаруживает появление вражеского самолета за горизонтом!

Самолет-звено. Огромный бомбардировщик ТБ-3, под крыльями подвешены два истребителя И-16. У каждого истребителя — по две 250-килограммовых бомбы. Бомбардировщик, действуя над морем, над малонаселенными территориями или ночью перед рассветом, доставляет истребители на огромное расстояние, сбрасывает их и возвращается. Истребители в глубоком пикировании внезапно появляются с максимальной высоты и наносят точечный удар по особо важной цели. Топлива на возвращение им хватит — они его почти не тратили на полет к цели.

Еще один ТБ-3 с подвешенным плавающим танком Т-37. Танк доставляют в тыл противника, со сверхмалой высоты бросают в озеро. А дальше он сам плывет к берегу, выползает на берег и громит врагов. Диверсантам и десантникам даже с самым легким танком куда веселее, чем без него. А действовать предстоит против важных, но уязвимых и ничем не защищенных целей. Какая защита у электростанций, нефтепроводов, линий электропередач, мостов и железнодорожных разъездов в глубоком вражеском тылу? А если все это защитить, то сколько дивизий с фронта снять надо?

Гвоздь программы — принятый на вооружение в прошлом 1935 году быстроходный танк БТ-7. У него пока клепаная цилиндрическая башня. Но уже разрабатывается новая, сварная коническая. У этого танка самый мощный в мире танковый двигатель — 500 лошадиных сил! Сбросив гусеницы, он может развивать по автострадам огромную скорость. Жаль, нет у нас автострад. Зато у нас есть взлетно-посадочная полоса Центрального аэродрома! Есть где потенциал демонстрировать.

Замер танк на старте. Замер аэродром. Взревела броневая машина и, рванув с места, проскочила всю взлетную полосу в клубах бензиновой гари. На том конце развернулся удалец-водитель, не тормозя, так, что с диким визгом понесло машину-красавицу кормой вперед. Выровнял водила танк, обуздал, как жеребца привередливого, и вновь разогнался чуть не до скорости самолетной. Тут и взлетной полосе конец. Ударил добрый молодец по тормозам, замерли катки опорные, но танк как по льду еще порядком по бетонке пронесло, черным следом взлетную полосу изукрасив. Аж дым из колес! Замер танк у самых ног товарища Сталина. Распахнул лобовые люки чумазый водитель. Весь улыбкой цветет. Товарищ Сталин — к нему Руку жмет, обнимает: молодец! Ах, молодец!

А на очереди самолеты. Дальний бомбардировщик. ДБ. Красив, зараза. Ух, красив.

— На полный радиус до Берлина дотянем?

— Дотянем, товарищ Сталин!

— А до Рура?

— И до Рура, товарищ Сталин!

— Только машину до серии довести надо. До ума. Нам бы испытания скорее завершить.

— Завершим, товарищ Сталин!

— Сколько осталось?

— Четыре месяца, товарищ Сталин!

— А за месяц нельзя?

— Нельзя, товарищ Сталин.

— Почему нельзя?

— Физические возможности, товарищ Сталин. Летчик-испытатель под нагрузками нечеловеческими работает. Каждый полет — риск смертельный. Не знаешь, когда гробанешься. Садишься после трех часов полета — руки дрожат, зубы стучат. Вылез из кабины, на траву валишься — ноги не держат. Три дня после полета в себя приходишь. Трясет в полете. Ух, трясет. Двигатели то на взлете откажут, то в воздухе горят. Первый экипаж испытателей схоронили — правое крыло в полете отвалилось.

— А если постараться, ну не за месяц, а за два можно завершить?

— Нет, товарищ Сталин. Выше человеческих возможностей. Рождение машины — это как рождение человека. Не говорим же мы женщине: ну-ка постарайся да и роди побыстрее. Если постарается, получится у нее? Недоноска, понятно, можно произвести. Или мертворожденную машину…

— Хорошо, не за два месяца, а за три можно испытания закончить?

— Не от нас зависит, товарищ Сталин. Сколько ни пытайся, через пропасть не прыгнешь. Не заложена такая возможность в человека.

— Ладно, — сказал товарищ Сталин. — Ладно.

И вдруг тему сменил:

— А сколько летчик за полный цикл испытаний получает?

— Двадцать пять тысяч, товарищ Сталин.

Ничего на это не сказал товарищ Сталин, только подбородком повел, выражая мысль нехитрую: ого!

И летчики-испытатели ничего не сказали, видом сожаление выразив: не за зря деньги казенные проедаем, к тридцати годам седые все, и сколько нашего брата-испытателя по инвалидности списано, сколько навек к кроватям приковано, сколько нас обгорелыми мордами девок отпугивает, детей до плача доводит, а еще больше по кладбищам нашего брата покоится.

— Ладно, — повторил товарищ Сталин. Руки пожал, успеха пожелал и пошел к грузовому десантному планеру конструктора Гороховского.