Мой любимый Драконыч - Августа Андреева

и посплю на полу. Больше не будет никаких неожиданностей. Спокойно досыпай. Потом я тебя сам до дома провожу, или такси вызовем. Как захочешь.

Версия Драконыча, как Драконыча Извиняющегося, была так непривычна, и я бы даже сказала, сногсшибательна в своей неорганичности этому тирану и самодуру, что я тут же перестала жалеть себя и вылупила глаза на темный силуэт. Это точно он? Может я с чужим мужиком обжималась?

Драконыч не услышав от меня ни слова, кхыкнул и подошел к кровати. Наклонился, протянувшись за одеялом. Я поняла, что еще секунда, и останусь одна, а потом, это я тоже мгновенно поняла, он будет от меня еще дальше, чем прежде. Я почитывала всякую фигню о психологии полов. Нельзя превращать мужчину из воина и охотника в добычу. Надо делать вид, что он тебя догоняет, а ты от него убегаешь…маленькими шажками, чтоб он случайно не отстал. Ага! И особенно вначале. Да к черту правила! Хуже уже, наверное, не будет.

Я схватила обеими руками Драконыча за руку, которой он нашаривал одеяло и, что есть силы, дернула его. Ага. Дернула. Это все равно, если бы я фонарный столб дернула.

— Ксения, не буянь, — со смешком сказал Игорь Маркович. Но тут же вздохнул.

— Ладно. Идем пить кофе и разговаривать.

Он бросил одеяло, выпрямился и направился к левой двери.

— Идешь? Или все-таки спать будешь?

— Иду.

Я пошлепала босиком за его темным силуэтом вон из спальни, на ходу поправляя лифчик, топ и застегивая джинсы. Драконыч так и не включил свет. Мы прошли темную, пустую комнату, вышли в огромный холл. Свет просачивался сквозь окна серо-голубым ранним рассветом. Из холла прошли дальше по коридору мимо закрытых дверей по с левой стороны и оказались в маленькой кухоньке. В ней кроме холодильника, плиты и кухонного шкафа стоял еще крохотный, стеклянный столик и два стула. Драконыч включил подсветку, встроенную в кухонный шкаф, и стал возиться с кофемашиной. Мне бросил, не поворачиваясь, — Садись. Сейчас сварю кофе и поговорим.

Я села, напряженно выпрямив спину и сжав пальцы в кулачки. Вот не нравится мне его настроение. Будет извиняться и объяснять, что низя-я-я. Я маленькая, он старый, мы вместе работаем, он начальник и, вообще, у него, таких как я двести штук в неделю. Ну, это он так не скажет, конечно, но мы оба об этом подумаем. Я вот уже подумала.

Наконец кофе был сварен, разлит по чашкам и поставлен на стол. Драконыч сел напротив меня, взял чашку и отхлебнул маленький глоток. Поднял глаза.

— Ксения, что ты…

В этот миг он замолчал, не договорив, и так и молчал дальше. Молчал и рассматривал меня. Я внутренне передернула плечиками, а снаружи сжала кулачки еще крепче. Секунды тикали мимо нас. Драконыч застыл, отставив чашку с кофе, и продолжал внимательно меня разглядывать. Понятно все! Углядел следы слез, наверняка. Я молча взяла свою чашку. Пить тоже не стала. Просто устала от внутреннего напряжения. Да и спрятаться можно за этим движением от его внимательного разглядывания.

— Иди ко мне малыш.

Я изумленно застыла. Мне не послышалось? Он меня позвал?

В следующий миг я брякнула чашкой, пролив кофе, вскочила и ухватилась обеими руками за протянутую навстречу мне руку. Драконыч усадил меня себе на колени и обнял за плечи.

— Глупая моя девочка.

И я сама обняла его, прижавшись тесно-тесно, и сунув нос куда-то в район ключицы. Это было счастье. Я почти уверилась, что меня вежливо отодвинут на расстояние в несколько световых лет. И вдруг я сижу в его объятиях.

— Ну, давай попробуем, малышка. Не знаю, что у нас может получиться. Надеюсь, не разорванная в клочья психика.

А дальше мы целовались. И его руки скользили по моей коже, по спине, плечам, пальцы перебирали соски, сжимали ягодицы. И я была готова позволить ему все. Поэтому радостно принимала любые его ласки, позволяла ему делать то, что никто и никогда не делал со мной. И в какой-то момент он встал со стула, держа меня на руках, и понес назад, в спальню.

Игорь Маркович. О моей внезапной нелюбви к женским джинсам

Я нес это чудо в объятиях и старался выбросить из головы сомнения, и даже какое-то чувство похожее на чувство вины. Впрочем, кроме сомнений было бешенное возбуждение. И, таки да, чувство вины присутствовало. Но вместе с этим, это был такой чувственный шторм — целовать ее, ласкать ее стройное тело, обнимать хрупкие плечи, пить ее тихие, наверное, и ей самой незаметные стоны. Моя горячая крошка, нежная девочка, моя малышка. Когда я увидел, что она плакала, пока я был в душе, во мне все перевернулось. Нельзя мучить таких юных, открытых, пылких женщин, даже уверяя себя, что только так ты типа и останешься порядочным человеком.

Мне кажется, что я влюбился, причем, теперь мне кажется, что влюбился уже давно. Наверное с того момента, когда шел утром раздраженный и разочарованный к своему кабинету и увидел ее стройную фигурку в ярком бирюзовом костюме, и потом с удовольствием следил как быстро меняются ее чувства, отражаясь в умненьких глазках. Уже тогда что-то вздрогнуло в душе. А когда Беляков приобнял ее на планерке, мне захотелось его прибить. Это ведь тоже был знак. Но я привычно отмахнулся, считая себя бесчувственным трахальщиком. Но каждый день общения с ней приносил чувство ожидания чего-то радостного. А сейчас я и вовсе воспламенился как подросток, впервые обнявший любимую девчонку. От которой я, дебил, чуть не отказался всего лишь полчаса назад. Но сейчас я мчался в спальню, испытывая радостную нежность и страстное желание раствориться в моей малышке, и тонкая нотка вины делала мое предвкушение еще ярче. Ксения обвила гибкой ручкой мою воловью шею, а на ее губах играла легкая улыбка. Она так горячо и радостно отдавалась моим ласкам, готова была отозваться на любое мое желание, и при этом оставалась все той же милой девочкой, ни разу не опытной любовницей. И это несоответствие возбуждало еще сильнее. Хотя куда уж больше. Сильнее того, что есть, кажется, и не возможно.

Я положил свое неожиданное сокровище на кровать и лег сверху, опираясь на локти, раздираемый двумя противоположными желаниями, продлить еще такие сладкие ласки, исследуя это очень красивое тело поцелуями или сейчас же раздвинуть ее девически стройные ножки и ворваться внутрь горячего тела. Ксения прекратила этот мой внутренний раздрай, сама обхватив меня ногами, и тесно прижавшись лобком к бешено возбужденному члену.

Я