Пираты Короля-Солнца - Марина Алексеева

А Рауль продолжал лениво перебирать струны. Четверть часа назад, на палубе 'Короны' , он был очень благодарен пажу за то движение, которым он закрыл его от посторонних, даже от Оливье де Невиля. Впрочем, глаза увлажнились не только у него — и капитан флагмана, и адмирал Бофор смотрели на удаляющийся французский берег далеко не сухими глазами. Погруженный в свои переживания Рауль этого не заметил. Но он отлично заметил повышенное внимание к своей персоне этого Вандома. Паж, похоже, был слишком проницательным, и, по всей видимости, понял, что с ним происходило при прощальном залпе и песне, которую Серж де Фуа пропел, или, вернее, прокричал, стоя на бочке со своей гитарой, повернувшись к Африке спиной, а лицом к 'берегу французскому' . Ветер был попутный, и плащ Сержа, и перья на его шляпе развевались, но он-то, Серж, пел свою 'Прощальную' с абсолютно сухими глазами, на виду у всех! И многие понимали подтекст песни Сержа, его трагическую любовь к принцессе крови, Анне-Марии-Луизе де Монпансье…

''Серж молодец, не то что я, — думал Рауль, продолжая наигрывать свою мелодию, — Но Серж любит дочь Гастона с давних пор, и уже успел привыкнуть к тому, что его любовь обречена. А я считал себя любимцем Фортуны, и привыкнуть к мысли о неудаче очень тяжело. Но что все-таки хочет от меня этот малый? Не пришел ли он требовать благодарности? Или вздумает шантажировать? ' Вместо того чтобы поблагодарить Вандома за его тактичное поведение на палубе, Рауль неприветливо молчал, слегка сдвинув брови и продолжал пощипывать струны. Он довольно успешно контролировал свои эмоции и постарался придать себе тот холодновато-любезный вид, с которым ходил — так давно! — по галереям Лувра и дорожкам Фонтенбло.

Вандом, видя нежелание хозяина каюты начинать разговор, заговорил первым, краснея от смущения. / По правилам аббатисы Альбины Д'Орвиль, разве могла девушка, уважающая свою репутацию, явиться в комнату… в каюту к молодому человеку?! Но аббатиса учит правилам хорошего тона других девочек, она не узнает о таком грешке своей любимицы, и Анжелика одета по-мальчишечьи /.

— Виконт, что за прелестную мелодию вы сейчас играете? Я шел мимо, услышал и был совершенно очарован! Это вы сами придумали?

— Нет, господин де Вандом, — лениво сказал Рауль, — Это английская народная песня.

— А-а-а, — протянул паж, — И где вы ее слышали?

— При Дворе Карла Второго, — ответил Рауль, — Вам еще что-нибудь интересно?

— Хотелось бы услышать еще раз!

— Извольте, — сказал Рауль, зевая, и, небрежно перебирая струны гитары, проиграл понравившуюся Вандому мелодию.

— Тот раз вы играли лучше, — заметил Анри, — А слова есть у вашей песни?

— У каждой песни есть слова, — ответил Рауль и вздрогнул, подумав о том, что паж, возможно, подслушал сочиненные им слова песни. Анри, заметив, что виконт изменился в лице, предположил, что песня посвящена Луизе де Лавальер, и Рауль обманывает его, утверждая, что его научили придворные Карла Второго. Но Рауль, говоря об английском Дворе, вовсе не собирался обманывать пажа.

— Do you speak English? — спросил он.

— Уеs, I do, sir.

— В таком случае вы поймете.

— А о ком она?

— О Девушке.

— О какой?

— Все-то вам расскажи… Просто о Девушке. О Девушке На Все Времена, — загадочно улыбнулся он, вспоминая беседу с Бофорочкой у костра на берегу Сены и их разговоры о Прошлом и Будущем. Анри, подметив искорки в его глазах, еще более уверился в том, что героиня песни — Луиза де Лавальер. Она и есть Девушка На Все Времена. Анри вздохнул.

— Вы позволите присесть возле вас? — робко спросил Анри.

— Конечно же, садитесь. Слушайте!

И песня повторилась на английском языке.

— Вот, — сказал Рауль, отложив гитару, — Надеюсь, вы не заставите меня исполнять ее еще раз?

— Я вам искренне благодарен, виконт. Вы доставили мне огромное удовольствие. Только странно, что все звучат английские песни. И Серж туда же. Неужели своих мало? Англичане сильнее нас на море, неужели они и в музыке завоюют пальму первенства?

— Но мы же перевели их на французский, — усмехнулся Рауль.

— Ваш перевод я не слышал, — заметил Анри.

— И не услышите, — проворчал Рауль, — А насчет первенства на море — как раз настало время показать не только арабам, но и голландцам с англичанами, что Лилии расцветут и в Средиземноморье!

— Вы правы, но, что касается песен, я все же предпочитаю наших. Вот, например,… Назовите любого поэта, кто придет в голову!

— Карл Орлеанский!

— Сеньор из Блуа, пленник английского короля?

— Он самый, — усмехнулся Рауль. А сам подумал: 'Сеньор из Блуа, пленник английского короля… это как про меня' . А паж подумал: 'Карл Орлеанский не стал бы так раскисать из-за несчастной любви' .

— Есть одна чудесная баллада у Карла Орлеанского, — сказал Анри, — Напомните, если вам не трудно.

— На берегу морском, близ Дувра стоя,

Я у Франции свой жадный взор стремил…

Но, Вандом, эту балладу Карл Орлеанский написал, возвращаясь на родину после двадцатипятилетнего плена. Не подходит к нашей ситуации, милый паж.

— Все равно мне очень нравится баллада Карла Орлеанского!

Послушайте только!

Мир — самый ценный дар и есть и был,Война мне враг, войну я не хвалил,Мешала видеть ту, что так люблю…

А давайте закончим 'посылку' вместе!

— …Мою отчизну, Францию мою!

— Слова Карла бы да Богу в уши! — вздохнул Рауль, — Эх, Вандом, когда будете возвращаться, споете герцогу балладу Карла, и все будут рады послушать юного барда.

— Нет, лучше вы!

— Я?

— Разве вам не нравится баллада Карла Орлеанского?

— Очень нравится!

— Тогда в чем дело? Голос у вас прекрасный, и вы…

— Дело в том, милейший паж, что я не… Меня убьют на войне, вот в чем дело!

— На войне могут убить любого!

— Да, любого. Но в том, что меня убьют, я уверен на все сто.

— Ну и дурак!

— Возможно.

— Скажите, виконт, — спросил паж, — скажите, а Девушка На Все Времена, о которой вы пели, это мадемуазель Луиза де Лавальер, разумеется?

Рауль так и не научился сохранять бесстрастный вид, когда речь шла о Луизе. И если, благодаря неоднократным консультациям «сверхинтриганки» Шевретты, ухитрялся сохранять равнодушно-скучающий вид при Дворе молодого короля — он все же прошел придворную школу и еще мог как-то владеть собой, когда в беседе придворные упоминали ее имя, то вопрос Вандома, обращенный к нему лично, заставил нашего героя подскочить на месте.