Свидетели живут недолго - Наталья Александрова

Надежда нервно чистила картошку, прислушиваясь к звукам из комнаты, там раздавался скрип стула.

– Слышишь, сам полез на шкаф кота утешать.

– Ой, не могу, как он кота обожает!

– Да, больше, чем меня, это точно. На меня, во всяком случае, он так никогда не смотрит, как на кота.

– Мужа ревнует к коту, это кому рассказать!

Сан Саныч с котом на руках робко открыл дверь.

– Надя, можно ему зайти, он пить очень хочет?

– Еще бы, столько селедки сожрал!

Бейсик попил водички и ушел в комнату отдыхать после перенесенного стресса. Курица в духовке упоительно пахла пряностями и чесноком. Валя открывал банку с огурцами, Надежда накрывала на стол. Муж достал из холодильника начатую бутылку водки, вопросительно глянул на Надежду. Она кивнула – надо всем успокоиться. Валя выпил, закусил огурчиком, одобрительно оглядел курицу на своей тарелке, потом сказал:

– Все это, конечно, хорошо, но у нас другие проблемы. Что будем делать с этой кассетой? Я так понимаю, Никандрова из-за этой кассеты убили, мы же не можем просто так от нее отмахнуться.

– А что ты сделаешь? В милицию ее понесешь? И там в милиции что скажешь? Что поехали мы на дачу к Никандрову? Спросят – зачем? Да вот, знаете, у нас сотрудница одна бумажку нашла в пустой банке из-под кофе, а там было нацарапано, что чтото на даче. А банка даже и не в столе Никандрова нашлась, а так где-то, в пустом приборе. А с чего вы взяли, что Никандров эту бумажку в баночку положил? Да вот, знаете ли, у нас с ним было такое тайное место, заначку мы с ним там хранили, от других сотрудников прятали. Вы, ребята, не находите, что это все по-детски? Но мы упорные и настойчивые, нам неймется, а может, просто делать нечего и мы поехали на дачу, а там полный разгром. А с чего вы, граждане, взяли, что там на даче что-то не так? А может, просто воры залезли? Ах, ничего не украли! А вы-то откуда это можете знать, если вы на этой даче первый раз в жизни находитесь? Ах, сын сказал и водка невыпитая осталась? Ну, может, воры были трезвенниками, вели здоровый образ жизни! А кто хозяин дачи теперь? Ах, вы не знаете, так вот пусть официальный владелец дачи вызывает милицию, составим протокол и будем искать взломщиков. А что это у вас еще? Ах, кассета, которую вы, простите, в отхожем месте нашли. Кассета с институтом связана, это конечно, раз коридор на ней институтский виден, а только можете вы с уверенностью сказать, кто ее, кассету эту, в сортир положил и зачем? Сортир этот не запирается, всеми ветрами продувается, вы пришли, ведерко подняли, кассету взяли, а теперь мы, милиция, должны вам на слово верить! И вы, граждане, имеете наглость утверждать, что из-за этой кассеты Никандрова убили? Когда уже все доказано, что он сам удавился, и дело давно закрыто.

– Стой, Надежда, стой! Ты что-то слишком разбушевалась.

– Ой, правда, что это я. Вы ешьте, курица остынет.

Минут пять все жевали молча, потом Валя сказал:

– Если бы дядя Вася стоял не в профиль, видно было бы по губам и можно было узнать, о чем они говорили.

– А я тебе и так скажу. Дядя Вася Синицкого ругал и матерился по-страшному. А предъяви сейчас эту кассету в милиции, дядя Вася скажет, что не помнит ничего, пустяк какой-нибудь придумает.

– А чего же тогда Никандров эту кассету спрятал?

– Потому что боялся, чувствовал, что к нему подбираются.

– А чего бояться, если мы вот кассету просмотрели и ничего не поняли? – удивлялся Валя. – А если Никандров еще что-то узнал, то почему только кассету в тайник положил? И чего те так всполошились, что человека угробили, раз опасности-то для них никакой не было – для милиции кассета не доказательство?

– Ребята! – Надежду осенило как всегда неожиданно. – Да ведь они думали, что кассета со звуком! Дядя Вася камеру видел? Видел! Он и решил, что все записалось, что он говорил. А говорил он, очевидно, важные и опасные вещи. Никандров за эту кассету жизнью своей заплатил и мне специально записку оставил, чтобы если что с ним – то мы бы так просто этого дела не бросили.

Тут Надежда заметила, что муж посматривает на нее с подозрением, и прикусила язык.

Валя вдруг встрепенулся:

– Послушай, а какая дата там на кассете стояла, за сколько дней до смерти Никандрова?

– Да не помню я точно.

– А вы же собирались видик покупать, что не купили-то? Сейчас бы просмотрели кассету в спокойной обстановке.

– Да мы вместо видика в Польшу поехали!

Муж заглянул Надежде в глаза:

– Но ты ведь не жалеешь, что мы в Краков съездили, а не видик купили?

– Что ты, дорогой, конечно, не жалею!

Ссора из-за кота была забыта.

– Так какое все-таки это было число? – напомнил о себе Валя.

– Да примерно за неделю до смерти Никандрова. Да если бы я была на работе тогда, может быть, он бы мне все рассказал. Откуда он эту кассету взял, а, Валя?

– Я же говорил, он у Мерзоева подрабатывал, они там охранную сигнализацию делали, вот он, наверное, смонтировал и поставил камеру для пробы в наш коридор. А те заметили камеру, пока догадались, чья она да кто это, время и прошло.

– Так ты думаешь, дядя Вася причастен к смерти Никандрова?

– Каким-то боком, может, и причастен, а только ни в жизнь я не поверю, что он смог бы с Никандровым справиться: Никандров-то здоровый был, а этот росту маленького, немолодой уже...

– Значит, еще кто-то был, сам же говорил, в институт кого угодно провести можно. И что только у нас творится! Людей убивают, и никому дела нет!

Муж вмешался:

– Вот тут ты, Надя, не совсем права. С Никандровым – да, он какой-то странный был, по вашим рассказам, в нервной клинике лежал, были подозрения на самоубийство – ну и ладно; девушка эта, Лена, тоже случай сомнительный, в этой медицине ничего не поймешь: сейчас много новых лекарств, и ослабленный организм наших людей на них реагирует неадекватно. О тех двоих, что в квартире убили, милиция, безусловно, позаботится; может быть, и найдет убийцу. А вот с Синицким случай другой. У всех на глазах человек погиб, да не алкаш какойнибудь, а начальник все-таки, и сразу же обнаружили, что дело нечисто, провода-то перепаяны, так что, вот увидите, расследование будет серьезное и вас всех еще не раз допросят-передопросят.

– Да, наверное. Значит, Синицкий... хоть небольшой, да начальник. А чем у нас начальство сейчас занимается?

– Да у нас сейчас начальство озабочено, как бы денег побольше из института выкачать и за государственный счет по заграницам прокатиться.

– Что, командировки какие-то?

– Ну да, сейчас все на Италии помешались.

Сан Саныч оживился:

– Италия, говоришь? А что, Синицкий тоже ездил?

– Директор ездил, потом зам его, не помню кто, а Синицкий ездил, а, Валь?

– Ездил, когда ты в отпуске была, дня на три, документацию привез, переговоры там какие-то вел, а контракт еще не заключили.

– А когда это было точно, не помнишь? Ну ладно, я в понедельник у Милы выясню.

* * *

Однако в понедельник все потащились на похороны Синицкого. Грянул мороз, ветер заметал какую-то крупу, все ужасно замерзли, почему-то злились на покойника, а начальство устроило форменный митинг, говорили и говорили, даже директор был, правда, вскоре уехал на своей персональной машине, а простой народ еще долго топтался на морозе.

Надежда радовалась, что она не мужчина и может не снимать шапку. И хоть слова на митинге говорили вообще-то правильные – ведь действительно человек без малого тридцать лет проработал в институте и трагически погиб на рабочем месте, ушел из жизни, так сказать, в расцвете творческой деятельности и полным сил, – всем уже настолько осточертели венки, кладбища, пьяные могильщики, скорбящие родственницы в черных платочках, что в конце люди начали потихоньку расходиться, не дожидаясь, когда закопают.

Но все в конце концов кончилось, в автобусе народ с энтузиазмом помянул покойника, все согрелись и оживились. Сотрудники вышли у ближайшей станции метро и разъехались по домам, один только начальник отделения Владлен Иваныч нехотя поплелся на работу. На поминки никто не пошел, да и не приглашали.

Марьяна Синицкая вернулась домой с похорон одна. Родственники мужа хотели устроить поминки, но она отговорилась нездоровьем, дала денег, купили водки, закусок и помянули прямо там, в автобусе. Родственники, конечно, были недовольны, говорили, что для сотрудников и такие поминки сойдут, это правильно, вон сколько народу пришло, на всех не напасешься, а своей семьей надо посидеть, но Марьяна была непреклонна: она еле держится на ногах, и то только за счет лекарств, и в такой день хочет побыть одна. Родственники обиделись, но Марьяне теперь было уже все равно.

Она сняла пальто в прихожей, мимоходом взглянула на себя в зеркало – да, черное ей всегда шло. А впрочем, напрасно надевала этот дорогой костюм, все равно никто не видел, можно было бы что-нибудь попроще. Она прошла в спальню, сняла костюм, завернулась в теплый халат, отключила телефон и погрузилась в размышления.