Тщеславие - Александр Снегирёв

* * *

Сказочник неожиданно ловко наложил себе жгут.

— Где научился? — спросил Димка.

— Когда Ичкерию зачищали... уффф ёлки-палки... — буркнул сказочник, шипя от боли. Он ни[143] когда не говорил, что воевал, и теперь не стал развивать эту тему. Поднять палец с пола не решались. Скакали вокруг него, кричали «не наступи, не наступи!», а прикоснуться боялись. Сказочник сам положил мизинец в прозрачный файлик, из которого вытряхнули подборку чьих-то пьес. Очнувшийся Марат сидел в углу, вытирая с губ кровь сказочника, тогда как на его плоском затылке волосы набухли от его собственной крови. Стали звонить в «скорую». По телефону сообщили, что свободных бригад нет и врачи смогут приехать не раньше, чем через часа два-три. Пришлось сообщить Людмиле Степановне. Она побелела лицом, но организаторских способностей не утратила. Маршал-попечитель с водителем, как назло, уехал. Оставался старый «жигуль», принадлежащий полосатому ларёчнику из седьмой. Ларёчник к тому моменту уже раздавил полбутылки коньяка и за руль сесть не мог. Кто умеет водить? Оказалось, что только сказочник и умеет, но, во-первых, он без пальца, а во-вторых, поддатый.

Димка успел только пригубить из пластикового стаканчика, а права у него есть. Права в паспорт вложены. Глядя на бледного сказочника и капающий затылок Марата, Димка понял, что надо срочно что-то решать.

— У меня права есть... — сказал он, не успев как следует подумать. Позже Димка признавался, что поразмысли он тогда хорошенько — ни за что бы не высунулся.

[144] —С собой? — спросили Димку.

— Вот.

Тут до Димки дошло, что на правах указано его настоящее имя, и он показал документ лишь издали. Впрочем, никто не вглядывался. На ларёчника поднажали, и тот согласился пустить Димку за руль с условием, что сам сядет рядом.

Провожали всей толпой. Людмила Степановна, квохча и охая, разместилась сзади. Она колебалась, решая, с кем сесть рядом: с кусачим Маратом или с обкусанным сказочником. Села в итоге посередине.

Ларёчник сам повернул ключ зажигания, сам снял с ручника.

«Снять с ручника, посмотреть в зеркальце заднего вида, рычаг переключения скоростей на первую, сцепление легонько отпускаешь, газ нажимаешь... — говорил в Димкиной голове голос инструктора. — А, ну да, с ручника уже сняли». Двигатель заревел, корпус автомобиля дёрнулся несколько раз, и «жигуль» рванулся вперёд.

Сцепление мнэ нэ сожги! — завопил ларёчник, закурил и тут же выбросил сигарету. Видела бы Юлька.

В пути Димка несколько раз не замечал красный сигнал светофора, то и дело путал газ с тормозом. Заглох в левой полосе на Кутузовском, подрезал «Хаммер» на Третьем кольце. «Ты что, только с гор спустился?! Куда гонишь?! Тихо ехай! — орал ларёчник. — Водишь, как чурка!»

[145] Димка орал в ответ, что не надо на него орать, а то он щас вообще врежется. Димка очень стеснялся своего плохого вождения не только перед пассажирами, но и перед всеми остальными водителями на дороге. Улыбался виновато, пробовал шутить. Ларёчник время от времени хватал руль, порывался дёрнуть ручник, скурил всю пачку и грыз волосы, растущие на тыльных сторонах собственных ладоней. Под конец пути он так вымотался, что просто откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Вопреки всему, примерно минут через сорок «жигуль» подкатил к больнице, которую посоветовали в «скорой». Здесь и пальцы на место пришивают, и головы бинтуют.

Приехавших ждал сюрприз — оказалось, что ни у сказочника, ни у Марата нет при себе страховых медицинских полисов, из-за чего их отказались лечить бесплатно. Людмила Степановна устроила было скандал, тщетно. Начали рыться но карманам. У сказочника обнаружилось шестьсот тридцать рублей с копейками, у Димки — двести пятьдесят, у Марата ничего не обнаружилось. Людмила Степановна, подумав, вынула из кошелька две тысячи. Димка сбегал к машине, в которой остался ларёчник, и тот неожиданно пожертвовал тысячу. Вынул купюру из кармашка в откидной заслонке от солнца и бросил, как игрок карту.

Тряся деньгами и ненавязчиво угрожая мировым скандалом в случае отказа помочь, Людмила

[146] Степановна уломала принять пострадавших на лечение. Часа через полтора сообщили, что мизинец приделан на место, а на голову Марата наложен шов. Оба жить будут.

Глубоко за полночь, оставив сказочника и Марата в больнице, Димка, ларёчник и Людмила Павловна вернулись в «Полянку». Обратно вёл ларёчник. Людмила Степановна очень волновалась за репутацию конкурса. Что скажут о литературном собрании, на котором участникам откусывают мелкие конечности, а головы пробивают бутылками. А что, если в следующий раз кто-нибудь лишится уже не мизинчика, а целой руки? Отвратительная, скандальнейшая история, непоправимо порочащая святое для русского писателя место. Вернувшись в «Полянку», Людмила Степановна протрубила общий сбор и настоятельно попросила о случившемся молчать. Произнеся речь перед умолкшими молодыми литераторами, Людмила Степановна забрала недопитую бутылку, которой Димка треснул Марата, и заперлась в своём номере.

***

На следующий день, пятый от начала семинара, настало время аудиенции. Молодые литераторы стали грузиться в старый, покрытый коркой грязи, подгнивший «Икарус», который выглядел су[147]щественно хуже того, что привёз их сюда. У каждого в руках пожитки — после аудиенции литераторов свезут в гостиницу, из которой забрали утром в понедельник. В «Полянку» никто больше не вернётся, завтра вручение премий. Накрапывал дождик. Метры прощались с молодыми.

— Было очень приятно с вами познакомиться... очень приятно... — говорила Липницкая каждому, пожимая руки. — Обязательно приходите завтра, — сказала она на прощание Лисе. Также приглашение получили ещё несколько человек, в том числе Яша-Илья.

«Икарус» принял молодые тела в своё нугро, покачиваясь и проседая. Салон оказался не опрятнее бортов: кресла ободраны, из-под обивки торчали остовы спинок и сидений, пахло дешёвым куревом. В таких «Икарусах» лет тридцать назад возили интуристов, теперь возят рабочих на стройку и обратно. Димка старался ни к чему не прикасаться. Дышать скупо, неглубоко. «Икарус» вздрогнул и тронулся. Водитель включил радио, и из трещащих колонок полились песенки про то, как мужика посадили, а баба его не дождалась, а мужик вышел, зарубил топором и бабу, и её нового и снова сел. После вчерашнего молодые литераторы приуныли и не смотрели друг другу в глаза. Все старались поменьше разговаривать и не вспоминать прошлый вечер. Столько лишнего про себя понарассказывали. Да и палец этот, откушенный, и башка пробитая.

[148] По пыльным окнам ползли ручейки, дождь усилился. Окошко напоминало стенку аквариума. Димка подумал, что всю жизнь люди проводят в аквариумах. В аквариумах автобусов, машин, квартир, самолётов. У кого-то аквариумы почище и поновее, у кого-то — поплоше и позамызганнее.

Проехали редкий хвойный лесок, обрыв с мусорным «ледником», даль за ним. Смеркалось, видимость ухудшилась. Сосны, дачи, панельные девятиэтажки окраин, сгорбленные люди, спешащие к светящимся супермаркетам, погасшие навсегда вывески игровых клубов. В глаза бросалось множество закрывшихся магазинов, в витринах которых вместо товаров красовались надписи: «сдаётся» и «продаётся». Кризис. «Икарус» тормознул в переулке. Пассажиры повалили наружу.

Мокрые камни мостовой походили на рыб, уложенных на прилавке одна к одной. Камни-рыбы отражали огни и дрожащие силуэты зданий. Маршал-попечитель двинулся вперёд, немного загребая правой ногой. Поёживаясь от дождя, молодые литераторы подняли воротники, как будто воротник может помочь. У дагестанского фантаста нашёлся зонт. Многие успели слегка поддать. Кто для смелости, кто от скуки.

Подошли Марат и сказочник. У одного на затылке выстрижены волосы и марля налеплена, у другого — рука в повязке. Литераторы обступили [149] обоих, закидали вопросами. Сказочник был словоохотлив, Марат отмалчивался.

— Я с сестричкой договорился, отпустила... Пришили, как миленького, в носу ковырять смогу, ха-ха... — веселился сказочник. — Курить нельзя целую неделю и бухать... и шоколад нельзя... и осмотр каждые три часа... — Сказочник посмотрел на часы. — Два осталось... Наверное, припозднюсь маленько, ну ничего...

Приблизились к маленькому тёмному ходу в стене, похожему на ход в жилище Джерри, возле которого Том вечно караулит с динамитом или молотком. «Норка», — подумал про себя Димка.

— По пятеро подходим, — приказал молодой охранник в тёплом комбинезоне, с коротким автоматом на плече. Парень моложе многих пришедших. Молодые литераторы послушно выстроились пятёрками, пропустив вперёд литераторов женского иола. Откуда ни возьмись, возникла покорность. И только самые анархисты и буяны нарочито громко пошучивали, демонстрируя, что они вовсе не волнуются. Пока стояли — продрогли, руки грели в карманах. Неместные рассматривали достопримечательности: разухабистый древний храм, похожий на скомороха, большущий магазин, каждый контур которого подсвечивался лампочками.