Неправильная женщина - Светлана Демидова

После того как благодаря усилиям Антонины Кузьминичны внук, сделавшийся абсолютно непутевым, с горем пополам окончил девятый класс, она же устроила его в ПТУ на специальность «Обработка металлов резаньем». Очень надеялась, что мастер этого училища, Иван Николаевич, которого она знала много лет и в группу которого определила Вовку, сделает из него нормального фрезеровщика. Поскольку квалифицированные станочники всегда требуются на любых заводах, с этой специальностью внук ни за что не пропадет, даже когда ее, Антонины Кузьминичны, не будет на белом свете. Не хочет мальчишка учиться – не надо. Пусть постигает профессию и начинает зарабатывать деньги! Не всем учиться в институтах и университетах. Кому-то надо и детали фрезеровать.

Но Вовка не хотел ни фрезеровать, ни зарабатывать. Целыми днями шлялся неизвестно где. Домой приходил только ночевать, а то и вовсе не приходил несколько дней подряд. Антонина Кузьминична много раз вытаскивала его в самом непотребном состоянии из жутких подвалов, чердаков и злачных мест вроде грязной кафешки «Шаверма» у вокзала. В конце концов, можно бы сдаться: пусть парень делает, что хочет. За него все равно его жизнь не проживешь. Но Вовка начал делать долги, которые приходили требовать с Антонины Кузьминичны. Конечно, правильнее было бы являться за деньгами к Вовкиной матери или отцу, но все его кредиторы очень скоро поняли, что чесноковская бабка через себя перепрыгнет, но деньги отдаст, чтобы внучонка не порезали, сначала показательно, а потом и по полной программе.

Отчаявшись повлиять на внука, Антонина Кузьминична даже ходила в военкомат со слезной просьбой забрать Вовку в армию, чтобы повыбить из него дурь и вернуть обществу нормальным человеком. В военкомате сказали, что у Владимира Чеснокова такой жутчайший сколиоз, который грозит ему реберным горбом, что его возьмут в армию разве что во время развернутых военных действий с другим государством, да и то только после того, как всех остальных нормальных мужиков перестреляют. Такого бедствия, как война, Антонина Кузьминична стране не желала, а потому спросила дополнительно лишь о том, нельзя ли как-нибудь вылечить сколиоз, чтобы не было у ребенка этого самого страшного межреберного горба. Втайне она думала о том, что после излечения можно Вовку как-нибудь все же в армию пропихнуть, но полный и одышливый усатый военврач ей сказал:

– А что ж вы раньше-то думали, бабуля? Сколиоз у него не вчера образовался! После двадцати спину уже не выпрямить.

– Но ему ж еще девятнадцать, – хваталась за соломинку Антонина Кузьминична.

Военврач только развел руками, давая понять, что плюс-минус год в данном случае роли уже не играет.

После посещения военкомата Антонина Кузьминична особо пристально вгляделась в Вовку, и признаки искривления позвоночника у него, безусловно, обнаружила. Собственно говоря, она и раньше замечала, что внук ходит несколько боком, но считала это особенностью его походки, выработавшейся от постоянного желания сделаться сколько-нибудь менее заметным, чтобы упрямая бабка хоть раз проглядела его в той же привокзальной «Шаверме».

Не очень доверившись усатому военкоматскому врачу, Антонина Кузьминична сходила в читальный зал соседней библиотеки и нашла в медицинском справочнике все про сколиоз. Врач сказал правду. Вовкин сколиоз останется с ним теперь на веки вечные, а чтобы не прогрессировал, нужны поддерживающая терапия, а также лечебная гимнастика, массаж, правильный режим дня и искоренение вредных привычек. Из этого выходило, что у бедного Вовки вполне может образоваться страшный межреберный горб, поскольку от вредных привычек он никогда не откажется, режима дня у него с тринадцати лет нет никакого, а к врачу за все эти шесть лет он согласился пойти только к зубному, чтобы тот удалил ему больной зуб. Врач настаивал на лечении, но Вовка лечиться не собирался. Врач пожал плечами да и выдрал зуб, вполне подлежащий восстановлению, ибо желание пациента – закон.

Некоторое время Антонина Кузьминична даже жалела непутевого внука, которому не светит ничего, кроме межреберного горба, а потом жалеть перестала, а два дня назад окончательно возненавидела. Приступы ненависти вообще-то накатывали на нее довольно регулярно, то есть каждый раз, когда выяснялось, что внучок стянул очередную пенсию. Она прятала деньги в разные потайные места, но он все равно находил, будто купюры персонально для него источали особый густой денежный запах, который сразу выводил Вовку к единственно верному месту. Антонина Кузьминична давно уже отказала ему от своего дома, несколько раз меняла замки, но даже они не останавливали его при продвижении к заветной цели – к тому месту, где деньги лежат. Бабушка подозревала, что внук так же легко открывает замки и в других квартирах, но поделать с этим ничего не могла. Не доносить же на родную кровь в милицию, тем более что Вовку Антонина Кузьминична вообще давно не видела в лицо, а потому никак не могла точно знать, чем он занимается. В ее квартиру он тоже не наведывался давненько, чему она, решив, что в этот раз поставила чрезвычайно надежные замки, была несказанно рада.

Радостный человек легко теряет бдительность, что и случилось с Антониной Кузьминичной. Два дня назад у нее очередной раз изъяли пенсию. Кроме того, из берестяной шкатулки с видом Новгородского кремля пропали нехитрые драгоценности: золотая цепочка с кулончиком в виде аметистовой искрящейся капельки, аметистовые же, под кулон, сережки и перстень-печатка с ее инициалами, выгравированными вензелем на золотом плато. Антонина Кузьминична давно перестала носить печатку, потому что слишком распухли пальцы. Больной сустав не позволял перстню опуститься на положенное для таких украшений место. Сережки с кулоном мирно лежали в шкатулке, поскольку последнее время она носила серебряные цепочку с крестиком и серьги листиками, которые купила в иконной лавке Александро-Невской лавры, когда ездила в Санкт-Петербург, и потому считала целебными. Никто, кроме Вовки, никогда не зарился на ее пенсию, да и на украшения позариться не мог.

Антонина Кузьминична очень не любила общаться с Татьяной, Вовкиной матерью, но поняла, что придется. Терпение ее вконец истощилось.

– С чего вы взяли, что это сделал Володя? – спросила Татьяна, опустившись напротив Антонины Кузьминичны в красивое мягкое кресло и указав ей на другое. Сама она тоже была красивая, не хуже кресла, яркая, нарядная и душистая. Состарившаяся школьная учительница подумала, что глаз у нее всегда был верный. Она ведь всячески советовала Женьке обратить внимание на Ермакову, еще когда та была всего лишь десятиклассницей. Нынче она выглядит куда эффектней Светланы. Но кто ж знал, что нутро у Таньки с гнильцой? Вот и яблоко от яблони…