Братья Стругацкие. Письма о будущем - Юлия Черняховская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тема неизведанности будущего и таящихся в нем неясных для сегодняшнего дня угроз была обозначена и в неоконченной повести «Беспокойство» (написана в 1965-м, опубликована 1990 г.): люди изучают неизведанное, видят его – думают, что оно достаточно просто – и не готовы задуматься и понять, что то, что кажется сегодня простым и безопасным, как раз и таит в себе те угрозы завтрашнего дня, к которым они окажутся не готовы.
Доклад Римского клуба «Пределы роста» в 1972 году вызвал новый шок: но в отличие от труда О. Тоффлера, говорившего о психологическом шоке от неготовности к темпу перемен, здесь речь шла не о неготовности, а о прямой угрозе исчерпания ресурсов и угроз от развития того, что ранее считалось основным ресурсом человечества – научно-технического прогресса. Как результат выявленных авторами тенденций: роста мирового народонаселения, истощение минеральных ресурсов, загрязнения окружающей среды, реакции на всё это промышленного и сельскохозяйственного производства, – Медоуз прогнозировали грядущую катастрофу, сопровождающуюся вымиранием от голода и болезней нескольких миллиардов из десятка-полутора миллиардов землян грядущего столетия.
Вопрос ответственности ученых за их открытия и проблему угрозы последствий гипертрофированного увлечения, с вполне благими намерениями, могуществом сил, которые стали доступны в результате развития науки Стругацкие поставили в повести «Далекая Радуга», написанной в 1962 и опубликованной в 1963 году. Практически все действующие лица – в нормальном понимании абсолютно положительные люди, посвятившие себя вполне бескорыстно науке ученые – работающие на комфортной и безопасной планете, отведенной для исследований ученых разных направлений, которую абсолютно неожиданно для себя они обрекают на катастрофу вместе с собой и своими семьями. Позже проблемы угрозы неконтролируемого научно-технического развития окружающей среды будет поставлены ими и в 70-е годы – «Пикник на обочине» (1972 года издания, то есть тоже был написан до «Доклада» Медоуз) и «Жук в Муравейнике» (фрагменты, связанные с планетой Надежда и операцией «Мертвый мир» – первоначально они задумывались как отдельная повесть – середина 70-х гг.).
Сопоставляя хронологическое обращение к названным темам с одной стороны – Стругацких, с другой стороны – классиков футурологии второй половины XX века, мы видим, что первые не просто нащупали и осветили раньше ту или иную тему осмысления проблем будущего, что само по себе могло бы оказаться относительной случайностью или совпадением. Ситуация выглядит более сложно – по сути, Стругацкие прошли своего рода эволюцию осмысления проблематики – опережая профессиональных прогнозистов.
Все эти примеры особо интересны наличием момента опережения[88] – и эти примеры опережения особенно интересны в контексте приводившегося соображения X. Ортеги-и-Гассета и позволяют выдвигать предположение об особых познавательных возможностях такой формы осмысления действительности, как художественно-политическое моделирование, то есть создание модели политического устройства общества с помощью художественных средств – образов, метафор и т. д., особенно если учесть, что сама метафора в науке рассматривается как «неназванное сравнение», и латентно несет в себе начало компаративистики.
В этом отношении особый интерес представляет книга Б. де. Жувенеля «Искусство предположения», фрагмент из которой был опубликован в упоминавшейся «Антологии современной классической прогностики». Анализируя разные способы предсказания, такие как:
• «перенесение» на будущее умозаключений, основанных на сегодняшнем опыте;
• «пролонгация существующей тенденции»;
• «аналогия, основанная на перенесении в будущее закономерностей, выявленных в прошлом;
• «колея», предполагающая, что отстающие в своем развитии страны с неизбежностью и высокой степенью повторяемости проходят путь стран, их обогнавших;
• «причинность», предполагающая, что одни и те же причины, приведшие к известным последствиям в прошлом, с неизбежностью приведут к тем же и в будущем;
• «априоризм» и «системность», – он последовательно показывает расхождения сделанных в их рамках предсказаний с действительным ходом истории.
Выводом его в значительной степени становится положение, вынесенное в название работы: исключительно рациональных оснований оказывается недостаточно для успешного предположения о будущем. Такое предположение становится, возможно, только при дополнении его «искусством предположения».
Быть может, это связано именно с тем, что основанные на измеряемых показателях прогнозы имеют смысл только применительно к определенным ситуациям – тогда как применительно к будущему никто не может поручиться, что обстоятельства окажутся именно такими, а не иными. Тот же де Жувенель отмечает, что любые однозначные утверждения, отнесенные к будущему, в принципе оказываются по ту сторону правды и лжи. Применительно к конструированию будущего ученый оказывается в ситуации, описанной Ортегой: использование метафоры, то есть художественного приема, дополняющего научное знание, оказывается более эффективным, чем строго рациональное логическое построение.
Тем более с учетом такой бесспорно учитываемой при политическом анализе категории, как «политическое искусство».
И если никто не оспаривает фактор искусства политического деятеля (как, скажем, и искусства военачальника) возможно, стоит серьезно отнестись к возможности существования такой категории политической науки, как искусство политического анализа и художественное моделирование политических процессов.
Возможно, именно поэтому советская научная фантастика 1950–1960-х гг., использующая приемы художественного моделирования, но в исходных посылках по определению не выходящая за рамки имевшихся научных данных, оказалась способной к опережающему, по сравнению с западной футурологией, осмыслению социальных и политических проблем будущего.
Взгляд с другой стороны 3: Кем они были?
Помимо общественной составляющей, типичной для формирования взглядов всего поколения шестидесятников, необходимо выделить индивидуальную, характерную только для Стругацких. Если первая из них обусловила формирование утопического мышления Стругацких в начале 1950-х гг. и зарождение их конфликта с властью в середине 60-х, то вторая, по всей видимости, привела к разделению идеологической ориентации диссидентских кругов и Стругацких в более поздние годы. В комплексе эти две составляющих можно обозначить как личный фактор формирования мировоззрения и общественно-политических взглядов Стругацких.
Личный фактор в свою очередь можно разделить на три составляющих. Это события биографии Стругацких, круг общения и круг чтения. Биографический фактор это события их личной и профессиональной жизни, с одной стороны, вызывавшие непосредственные изменения во взглядах Стругацких, с другой – закладывавшие основу для дальнейшего восприятия ими событий политической жизни.
Анализируя биографический фактор необходимо заранее оговорить особенность исследования взглядов «коллективного автора» Стругацкие. Вплоть до 1956 г. писатели жили отдельно, их не объединяла ни профессиональная деятельность, ни быт. Единственным, что связывало Стругацких, была их переписка. Соответственно условия формирования общественно-политических взглядов Стругацких в ранний период различны.
Аркадий Стругацкий родился 28 августа 1925 года в Батуми, где его отец Н. З. Стругацкий служил редактором газеты «Трудовой Аджаристан». Мать Аркадия и Бориса Стругацких, Александра Ивановна Литвинчева (1901–1981) была учительницей, преподавала русскую литературу в той же ленинградской школе, где учился Аркадий, после войны была удостоена звания «Заслуженный учитель РСФСР» и награждена орденом «Знак Почёта»[89].
Во время Великой Отечественной войны семья Стругацких оказалась в осажденном Ленинграде. Во время блокады Б. Стругацкий участвовал в строительстве оборонительных сооружений (осень – начало зимы 1941 г.), а затем работал в мастерских, где производились ручные гранаты[90].
По воспоминаниям А. Стругацкого, в январе 1942 г. Александра Стругацкая, работавшая в тот период в районном исполкоме, добилась для семьи возможности выбраться из Ленинграда по «дороге жизни», однако воспользоваться этой возможностью смогли только Натан Стругацкий и Аркадий – Борис болел дистрофией, и родители посчитали, что эвакуации он не выдержит. Б. Стругацкий утверждает, что появление такой возможности не было связано с тем, что А. Стругацкая работала в Выборгском райжилотделе. В данном случае больше доверия вызывают воспоминания старшего брата, но кто бы из них ни разбирался в ситуации лучше, можно заметить разницу в оценках Стругацких: Аркадий более реалистичен, Борис более идеалистичен.
