Легенды Босфора (сборник) - Эльчин Сафарли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
12
…Быть свободным – значит никогда не жалеть. Быть свободным – значит желать, добиваясь желаемого…
…Жизнь без свободы порывов – словно прозябание со связанными руками. Вокруг решетка быта.
Под ногами лужи предрассудков. На ресницах слезинки замороженных желаний. Отсутствие свободы порывов оседает на дне души горечью сожалений. Возникает желание сделать рискованный шаг, но эссенция из гордости, страха, ответственности растворяет порыв. Обрезаешь сам себе крылья…
Не всегда хватало смелости поступить так, как хотелось. Наплевать на советы, прислушаться к сердцу. Задвинуть шторы перед окном разума. Впрочем, стремление обрести свободу порывов с годами продолжало нарастать. Укреплялось. Расцвет произошел в городе души, где, наконец, ощутил моральную свободу. Босфор наградил. Наблюдая за синими волнами, боролся с комплексом внутренней сжатости – хроническая «болезнь» жителей мегаполиса. Стамбул такой же большой, ритмичный, гудящий. Однако в тамошнем воздухе витает некое тепло, не оставляющее без внимания ни одного жителя…
Босфор по-юношески отважен. Уверенно называет себя свободным. «Быть свободным – значит верить в собственные желания. Многие из них кажутся неосуществимыми. Так кажется. Просто надо сделать первый шаг. Дальше – легче… Быть свободным – значит никогда не жалеть. Быть свободным – значить желать, добиваясь желаемого». Теория мудрого Босфора. Дни, месяцы, года, века научили морского друга вере. Он верит, даже когда вьюга нагоняет пенистые волны…
В Стамбуле сделаны первые шаги к свободе порывов. Без «задних» мыслей о деньгах, условиях, возможностях. В Стамбуле отважился сделать то, что при обдумывании могло показаться неоправданным. Если требовала душа, требования немедленно выполнялись. «Лучше сделай, чтобы не жалеть. Обернется ошибкой – ничего страшного. Опыт не помешает. Обернется удачей – не забудь поделиться с ближним». На этот раз мамина философия. По-восточному щедрая.
…В первые годы проживания в городе души ностальгия обуревала. Проявлялась во всем. В мебельно-коричневых дверцах кухонного шкафа, будто перенесенного в Стамбул из нашего дачного домика. В слое пыли на экране телевизора – в детстве на нем «рисовал» пальчиком смешные каракули. В розовых прищепках – ими мама закалывала мокрые рубашки. На бельевой веревке они свисали рукавами вниз. Плакали. Капли, будто слезы, стекали на холодный пол. Темнели, расширяясь. Некоторые прищепки, не выдержав нагрузки, раскалывались на две части. Отлетали в разные стороны балкона. Здорово веселило. «Бусы» из прищепок мама надевала на шею. Они забавно трещали, бледнели на солнце…
Особенно тоскливо становилось, когда из окна офиса замечал жизнерадостных школьников, переходящих дорогу. Беззаботных, энергичных, по-настоящему свободных. Наблюдая за ними, скучал по утраченному времени. Возникало желание оказаться во дворе своей школы. Под кронами поседевших сосен, в окружении поющих воробьев. Помню, они слетались на подоконник нашей классной комнаты. На переменах открывал окно, кормил птиц крошками булки со сливовым джемом. Две булки, положенные бабушкой в портфель, доставались голодным птицам. Оставаясь без обеда, я худел на глазах. Бабуля волновалась, причитая, «как при таком кормлении ребенок остается прозрачным?!» На следующее утро взволнованная родительница заставляла садиться на унитаз. Кал для анализа на выявление глистов должен быть свежим…
…К концу недели тоска по школе вогнала в депрессию. Желание, промелькнувшее в душе, рвалось наружу. На карточке последняя тысяча долларов. Нужно дотянуть до следующей зарплаты. «Не будь глупцом! Ну, полетишь на родину, ну увидишь школьный двор. Потом весь месяц палец сосать?! Успокойся. Вот на Новый год поедешь, тогда и заглянешь в школу». Разум противоречил наставлениям сердца. В свою очередь, сердце настаивало на обратном. «Все равно деньги уйдут. Лучше потрать для своего удовольствия. Отпросись на работе, собирай вещи. Вперед! Вернись в школу, вдохни воздух беззаботного прошлого. Вас разделяет два с половиной часа лету…» Не долго думаю. Пишу имейл шефу, прошу дать разрешение на внеурочный отпуск. Не дожидаюсь «ок». Бегу домой, собираю вещи. Пристраиваю Айдынлыг к Шинай. Такси везет в аэропорт. Куплен билет «туда-обратно». К полудню прилетаю, поздно ночью улетаю…
…Вечером школьный двор какой-то изможденный. Опустевший, утопающий в тумане безмолвия. Не многое изменилось за восемь лет. Облицовку здания обновили, стволы сосен побелили. В остальном все так же. Время не коснулось школьного здания. По-прежнему стойкое, чуть темное, с холодными стенами. Трава на стадионе местами полысела, любовные признания некого Леши из 9 «б» по-прежнему «украшают» железную дверь подвала. Трещина на оконном стекле переодевалки все еще заклеена синей изолентой… Душат слезы обретенного счастья. Присаживаюсь на каменные ступеньки перед входом в школу. Вокруг тишина. Такое ощущение, будто дворик оторван от реальности. Не слышно проезжающих машин, гудения трансформатора, весеннего ветра. Облокачиваюсь спиной о стену. Рассматриваю школу, вытираю слезы с красных щек. Перед взором возникают видения…
Вижу себя. Худого мальчугана в синей форме. Оттопыренные уши. Темные вьющиеся кудри выглядят небрежно. Брюки, как всегда, измазаны чем-то белым. Шнурки туфель развязаны. Из портфеля высыпаются ручки, карандаши – в очередной раз сломалась крышка пенала. Углядываю обиду в глазах школьника. Видимо, свиноподобный спортсмен из старшего класса опять подставил подножку. Обозвал «лупоглазым кузнечиком». Обида мгновенно исчезает с появлением Даши из параллельного класса. Русоволосая девочка с веснушками на лице. Глаза небесного оттенка. Худенькая. Первая любовь. Затаившаяся, скромная, окрыляющая… В седьмом классе Дашу забрали из школы. Родители уезжали в Иерусалим. Любовь закончилась, угли невысказанной любви долго тлели. Тлели болезненно…
…Одна сигарета сменяется другой. Никотин не способен сдвинуть с места противный комок в горле. Он душит, вызывает слезы. Прошлое отпустил… До возвращения в Стамбул считаные часы. В 22.30 вылет. На часах 20.03. Еще надо успеть заглянуть к родителям. Покидаю школьный двор. Душа ликует, разум бранится. Как прекрасно обладать свободой порывов! Она добавляет в жизнь больше смысла. Теперь в сердце нет неисполненного желания. 1:0. В мою пользу… Верить в свободу важнее, чем быть свободным… Веру ничем не восполнишь…
13
…Между нами часы, которые уходят без права на возвращение. Зато их можно компенсировать…
…Когда между нами расстелены расстояния, тянемся друг к другу душами. Вырываются из нас в ритмичном биении, обливаются алым соком. Спешат стать единым целым. Болезненные порывы. Расстояние закаляет организм любви, здорово подрывая иммунитет к изменам. Проверка на прочность…
Зейнеп сажает подсолнухи в глиняные горшочки. Семена оседают в черной земле в день моего отъезда. Раскладывает горшочки в зимнем саду. Поливает водой из лиловой лейки. Удобряет специальным составом. Сушеные лепестки лотоса, перемешанные с пятью нитями шафрана. В Турции подсолнухи – символ светлой надежды. Выращивая их, выращиваешь надежду. Если семена не дали ростков, значит, надежда сгниет в почве реальности. Никакой магии. Скорее, традиции…
«Есть большой минус. Не умею ждать. Терпение отсутствует. Я даже родилась шестимесячной. Положенного срока не дождалась. К кому спешила? Угадай… Ждать тебя сложнее. Больнее… Лелея подрастающие подсолнухи, наполняюсь надеждой. Единственная отдушина… Между нами часы, которые уходят без права на возвращение. Зато их можно компенсировать». Не плачет при проводах. Сжимает в кулачке голубой платок. Вытирает красный нос, сдувает челку с глаза. Не отпускает руку. Держится так, будто боится потерять навсегда. Глаза сухие. В них вулканы, извергающиеся тоской. Сдерживается. «Слезы засоливают надежду. Уверена, скоро снова поцелую тебя… Ты правильно как-то подметил. Мы, люди, не свободны. Обречены обстоятельствами, ответственностью. Так хотела поехать с тобой…» Никаких наставлений. Не обязываем друг друга лишними словами. Минимальное количество клятв, обещаний. Бессловесное доверие душ… Скучаю по запаху Зейнеп. Воздушно-подслащенному. Оттенки сирени, лилии, цветов абрикоса. Редко душится. Чаще чистый, естественный запах…
С другими Зейнеп категорична, открыта, требовательна. Со мной – как котенок. Белый, пушистый, словно сахарная вата. Тесно прижимается. Белоснежные простыни под ней завораживающе шуршат. Из-под одеяла выглядывают маленькие ножки с персиковым лаком. Зейнеп любит прятаться под одеялом. Дышать с жарким эхом, теребить меня за нос, перебирать пальцами волосы. «Почему так люблю тебя?» В наше темное пространство заплывает аромат свежезаваренного кофе. «…потому что мы оба обожаем подсолнухи!» Прикасаюсь ладонью к ее затылку, притягиваю к себе. Утро возможностей…