Над «пугачевскими» страницами Пушкина - Реджинальд Васильевич Овчинников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вполне возможно, что Устинья Кузнецова, ее отец и брат, осуждая задним числом женитьбу Пугачева, исходили при этом из учета несчастливо сложившейся ныне, в дни следствия над ними, ситуации: дело Пугачева было проиграно, а потому они, желая смягчить тяжесть своей вины в невольном родстве с предводителем восстания, стремясь облегчить ожидавшее их наказание, указывали на Пугачева как на единственного виновника их семейной трагедии.
Некоторые из сподвижников Пугачева заявляли на следствии, что его женитьба на простой казачке подорвала веру в то, что их предводитель — подлинный император Петр III. С тех пор они стали ясно осознавать, что он — самозванец. Об этом говорили в своих показаниях полковник Тимофей Падуров{214}, секретари Иван Почиталин{215} и Максим Горшков{216}, а также и другие видные пугачевцы. Но красноречивее всего, пожалуй, высказался по этому поводу Тимофей Мясников: когда Пугачев возвратился из Яицкого городка в Берду, то «объявил всему войску, что он, будучи на Яике, женился на тамошней казачьей дочери Устинье Петровне, а потому и приказывал всем ее признавать и почитать за царицу. Тогда все старики о сем задумались, да и все войско тем были недовольны, что он на сие поступил. И тогда навела на некоторых сия его женитьба сумнение такое, что государи на простых никогда не женятся, а всегда берут за себя из иных государств царскую или королевскую дочь. Так, по примеру сему, и ему бы надобно было, по завладении уже государством, такую же взять. А другие говорили, что хотя царь и волен какую хочет, такую возьмет, да он-де имеет жену, которая здравствует, а закон-де запрещает от живой жены жениться, и когда бы уже всем царством завладел, то и тогда бы не ушло жениться. И так с самаго сего времяни пропала у них и охота ревностно и усердно ему служить, и у всех так, как руки опустились, и заключали, что со временем из сего выдет что-нибудь худое, а хорошего не будет. Он же, Мясников, в мыслях своих судил о сем, что самозванец зделал худо, однакож не преставал щитать ево государем и старался ему служить верно из одного усердия, а не для какого-либо награждения»{217}. Следует указать на то, что, по мнению Мясникова да и ряда других видных пугачевцев, Устинья Кузнецова не могла быть женой подлинного монарха, ибо она простая казачка, а не царская или королевская дочь. И точно такое же суждение высказано в воспоминании Бунтовой: Устинья — «простая казачка, не королевна, как ей быть за государем» (IX, 497).
Глава IV
В КРЕПОСТИ
НИЖНЕ-ОЗЕРНОЙ
С косогора дорога уходила вниз, в широкую и покатую к югу лощину. У дальнего ее края — сквозь купы прибрежной рощицы — свинцово светились воды Урала. Река, изгибаясь, омывала подножие крутого утеса. Его отвесные стены пестрели серыми космами бурьяна, осыпями камня-галечника, отвалами бурой глины. На плоской вершине кручи, за покосившимся тыном, виднелись казачьи дома и казенные строения, одиноко высился темный от древности и непогоды шатер деревянной церкви.
Разглядывая эту картину, тронутую красками осени, Пушкин вспомнил, наверное, описание Нижне-Озерной крепости в повести некоего А. К., напечатанной в «Невском альманахе на 1832 год»: крепость была невелика, казачьи дома в ней «маленькие, низенькие, по большей части сплетенные из прутьев, обмазанные глиною, покрытые соломою и огороженные плетнями», и кроме этих «избушек на курьих ножках» крепость имела «старую деревянную церковь, довольно большой и столь же старый дом крепостного начальника, караульню и длинные бревенчатые хлебные магазейны. К тому же крепость наша с трех сторон была обнесена бревенчатым тыном с двумя воротами и с востренькими башенками по углам, а с четвертой стороны плотно примыкала к уральскому берегу, крутому, как стена, и высокому», как церковный собор{218}. В повести рассказывалось о событиях, происходивших в Нижне-Озерной крепости в дни Пугачевского восстания. С той поры до приезда туда Пушкина прошло 60 лет, и время оставило здесь свои приметные следы: ушли из жизни многие очевидцы восстания, еще больше обветшали строения крепости, да и сама Нижне-Озер-пая именовалась уже не крепостью, а казачьей станицей.
Еще до приезда в Нижне-Озерную Пушкин знал об обстоятельствах взятия этой крепости Пугачевым и о других событиях, бывших здесь в дни восстания. Сведения об этом он почерпнул из архивных документов Секретной экспедиции Военной коллегии и из воспоминаний очевидцев. В тетрадях поэта уже собраны были выписки из донесений губернатора И. А. Рейнсдорпа, конспекты журнала Оренбургской губернской канцелярии, «Хроники» П. И. Рычкова и других документов, освещающих происшествия в Нижне-Озерной крепости при Пугачеве (IX, 177, 214, 514, 618, 633, 648, 762, 772–773, 778){219}. Свежи были в памяти Пушкина рассказы о тех событиях, услышанные в Бердской станице от Ирины Афанасьевны Бунтовой.
Пушкин приехал в Нижне-Озерную 20 сентября 1833 г. во второй половине дня и тотчас явился к начальнику станицы — станичному атаману, ибо только он мог разрешить и устроить встречу со старожилами — очевидцами Пугачевского восстания — и показать памятные места того времени в бывшей крепости. Атаманом Нижне-Озерной станицы в 1833 г. был зауряд-сотник Василий Иванович Агапов{220}. Он и созвал старых казаков в станичную избу для беседы с Пушкиным.
Имя одного из участников беседы удалось установить, опираясь на дорожные записи поэта и документы Оренбургского архива. В бумагах Пушкина, в записи рассказов очевидцев, освещающих взятие Нижне-Озерной крепости Пугачевым, выделяются известия о местном жителе Киселеве. Они носят характер семейных преданий: Киселев состоял в духовном родстве с комендантом премьер-майором З. И. Харловым[48] и был свидетелем его гибели при взятии крепости пугачевцами (IX, 495). Киселев — реально существовавшее лицо. По архивным документам 70-х годов XVIII в. известен отставной казак Степан Киселев{221}, он учтён, в частности, в числе жителей Нижне-Озерной крепости по списку, составленному 9 апреля 1774 г. в походной канцелярии генерал-майора П. Д. Мансурова{222}.
