Файф-о-клок - Иржи Грошек

Скромняга трактирщик не вмешивался в наши дебаты, а, в свою очередь, испытывал дверь на прочность. То есть засунул палец до посинения в замочную скважину и глубокомысленно сопел, скорее всего размышляя, как вытащить его обратно.

– Никто не сходит за маслом? – наконец-то спросил трактирщик. – Я, с вашего дозволения, можно сказать, застрял…

Милости Господа нашего – безграничны. Однако почему они сыплются только на мою голову?! Злобная тварь идти за маслом не собиралась, да и кто бы ее послал? Трактирщик по собственной глупости застрял… И обязанности мальчика на побегушках достались мне…

– Где находится ваше масло? – скрипя зубами осведомился я.

– Оливковое? – уточнил трактирщик. – Или сливочное?

Тут я подумал, что для одного календарного дня милостей выпало предостаточно и надо каким-то образом известить об этом Всевышнего…

– Господи! – взмолился я, преклонив колени. – Почему окружают меня идиоты?! Разве нет нормальных людей по образу Твоему и подобию?! Куда подевались мозги, которые столько веков Ты усердно пересаживал им от обезьяны?! А если слова мои ересь и заблуждение, то почему идиоты собираются возле меня в таком количестве?!

И тщетно взывал я к Господу… Потому что злобная тварь только фыркала, а трактирщик переминался с ноги на ногу, не думая об отпущении грехов, а мечтая освободить палец.

– Жаль, – сказал трактирщик, – что не могу к вам присоединиться. То есть рад бы, да не могу! А помолиться я тоже горазд, однако проклятая скважина не пускает!

Тут злобная тварь, в смысле переписчица, подкралась к трактирщику сзади и что есть силы наподдала ему ногой.

– Ой! – сказал трактирщик и моментально освободился…

– Принеси мне сейчас же вина, как договаривались – четыре кувшина! – потребовала злобная тварь. – Или маменька твоя сдохнет! В ближайшую пятницу! – добавила она для пущего ускорения.

– Бегу-бегу, ваша милость, – сказал трактирщик, позевывая. – А маменька моя, царство ей небесное, упокоилась аккурат как во вторник. Да почитай лет десять тому назад… Помню, погода была отвратительная. С неба сыпалась какая-то дрянь вроде той, что сегодня. Ноги на дороге разъезжались, и гроб с покойницей дважды падал на землю, покуда его донесли до кладбища. Однако маменьке это кувыркание пошло на пользу, потому что она слегка утрамбовалась и поубавила прыти. А ранее на каждом повороте выдвигала из гроба то правую ногу, то левую – ну не странно ли, когда покойник сам руководит движением. Гроб-то сделали на глазок. Ибо при жизни моя маменька отличалась свирепым характером и близко никого к себе не подпускала с измерительными инструментами, как только речь заходила о наследстве и похоронных принадлежностях. А после кончины не было никакого резона беседовать с моей маменькой по этому поводу. Вот и сэкономили на строительных материалах, по той простой причине, что в нашей деревне освободился хороший гроб, ну в смысле – не понадобился предыдущему покойнику, потому как тот взял, собака, и поправился. Правда, ростом не вышел, да что теперь говорить об этом, когда предыдущий покойник тоже упокоился. Аккурат как в среду, сразу после маменьки. Спасибо хоть гроб уступил. Ну, подогнул я, значит, маменьке ножки, и кое-как она поместилась в этом ящике для траурных церемоний. И пусть половину пути моя маменька провела неправильно, потому что братья и сестры в такой кутерьме тащили гроб вверх тормашками, зато утряслась и лежала в гробу как влитая.

А надо сказать, что маменька отличалась не только свирепым характером, но вдобавок желала упокоиться на «священной земле» францисканцев. Как вы знаете, эти странствующие монахи имеют право закапывать всех подряд возле собственной церкви. И почему-то считается, что здесь усопшему будет лучше, чем на приходском кладбище. Такие разборчивые покойники, вроде моей маменьки, отписывают приличные деньги ордену францисканцев, а местному духовенству – шиш! И вот закопали мою дорогую маменьку согласно ее завещанию… Я, разумеется, поплакал над своим наследством и пошел навести справки – сколь причитается этим поганым францисканцам за аренду «святой земли»?! И как узнал, что за сумму отписала моя ненормальная маменька, чуть сам не сыграл в ящик! Я спрашиваю: «Откуда такие расценки за единицу площади?! Вы измеряли хотя бы наш гроб, который не больше скворечника?! И кто вас просил закапывать маменьку на такую сумасшедшую глубину, как будто она сокровище или клад?! Достаточно было сверху немного присыпать песочком – и хрен с нею!» Но самое омерзительное в этой истории, как выяснилось, это что покойников нельзя хоронить стоймя и они норовят разлечься во все, извините, кладбище. Отсюда и расценки на аренду соответствующие! У нищих францисканцев.

Тогда я решил отправиться к местному духовенству, чтобы сравнить, так сказать, прейскурант и по возможности сэкономить, если оголтелые покойники совсем ничего не соображают и разбрасываются завещаниями очертя голову. И каково же было мое изумление, когда я узнал, что за участок на типовом кладбище можно отписать в два раза меньше. Местный священник мне объяснил, что в подобном случае деньги пойдут на благое дело, а в другом – нищему ордену францисканцев и спекулянтов. Которые попросту наживаются на «святой земле», правда согласно булле папы Иннокентия Четвертого от ноября тысяча двести пятидесятого года. И если маменьку надо перезахоронить, то приходское кладбище готово принять заблудшую покойницу за соответствующее вознаграждение плюс бочка вина на транспортные расходы. Но лучше – ночью. Потому что францисканцы тоже не дураки и стерегут своих усопших.

Сказано – сделано! И на следующее утро моя ненаглядная маменька чудесным образом перенеслась на местное кладбище, а приходские священники состряпали бумагу, что «такая-сякая сменила прописку по собственной воле». И тяжелая могильная плита теперь надежно прикрывала покойницу от посягательства. То есть захочешь – не подкопаешься! Однако мы плохо себе представляли силу «святой земли». Которая трижды притягивала маменьку обратно. И если утром покойницу видели на приходском кладбище, то к вечеру она лежала на территории францисканцев вместе с могильной плитой. Святые мощи постоянно переходили из рук в руки, а похоронная процессия не останавливалась – ни днем, ни ночью… Чем бы это закончилось, не вмешайся вышестоящее руководство, никто не знает. Но однажды сверкнула молния, ударила в гроб и указала на место, где должна упокоиться моя маменька. Это случилось во время очередной транспортировки, под проливным дождем, как раз на равноудаленном расстоянии, если идти с одного кладбища на другое. И лежит сейчас моя маменька в придорожной могиле, аки великомученица и великопутешественница… Зато я остался один и при целом наследстве, – закончил рассказ трактирщик и снова попытался засунуть палец в замочную скважину…

– Нет, нет и нет! – возмутилась злобная тварь. – Я помираю от жажды, а этот дурак здесь фацеции сочиняет! Немедленно отправляйся в кладовку, и чтобы с пустыми руками не возвращался!

– А что желает ваша милость? – уточнил трактирщик.

– Да он еще издевается! – решила злобная тварь, схватила табурет и запустила им в трактирщика.

И откуда только силы берутся у этих тварей – переписчиков?! Наш трактирщик еле-еле увернулся, а табурет врезался в стенку и развалился.

– Я к тому, – невозмутимо пояснил трактирщик, у которого, по всей вероятности, нервы были покрепче табурета, – что в кладовке ничего интересного нет… А вот в погребе…

Но злобная тварь схватила второй табурет, и трактирщик счел за лучшее удалиться. Я остался один на один с переписчицей и стал подумывать о защите своих интересов. Прикинул, сколько в комнатах осталось мебели и надолго ли хватит мне прыткости. Ибо трактирщик, скорее всего, привык уворачиваться в силу своей профессии, а я, честно сказать, давненько не тренировался. Тут переписчица откинула капюшон и усмехнулась… Я предпочел бы этого не видеть, потому как подумал, что час расплаты настал и теперь меня будут резать. На мелкие и аккуратные кусочки.

– Вам большой привет от кардинала Орсини, – сказала переписчица и подошла к окну, чтобы я таращился на нее против света. – Он извиняется за мой внешний вид, – здесь она снова усмехнулась, – однако более подходящего человека для нашей миссии у кардинала не нашлось…

Я не поверил своим ушам. Во-первых, голос у моей переписчицы совершенно изменился, и если не далее как три минуты назад она хрипло гавкала, вроде торговки на городском рынке, то теперь ее интонациями можно было бы наслаждаться, да не хотелось… Вдобавок о какой такой «миссии» она говорила и при чем здесь кардинал Орсини, когда переписчика мне посылал Никколо Никколи?

– Кстати, – добавила странная переписчица, – рекомендательное письмо лежит на столе…

Я не поверил собственным глазам. Письмо действительно оказалось на столе, хотя за минуту до этого – ничего не было. Помнится, я пересчитывал мебель в комнате и машинально отметил это обстоятельство – что поверхность стола ровная и прекрасно подойдет для работы.