Русская угроза (сборник) - Андрей Кивинов

– Сильнее! – скомандовал господин управляющий. – Это тебе не пиво открывать!

– Ты б его лучше и не глушил.

– Бензина нальешь – не буду.

С четвертой попытки наш верный мустанг завелся, огласив двор радостным ржанием и сизым выхлопом. Я бросил ключ под ноги и прыгнул в седло. Мы тронулись. В путь.

Ехать предстояло не слишком далеко. Отдел наш базировался в Купчино – питерском «спальном» районе, в котором, как гласит предание, когда-то обитало купечество. А может, и не обитало. В любом случае, сейчас здесь живут точно такие же граждане, как и в других районах города. А не исключено и страны. Менталитет у нас один, не зависящий от района проживания. Проверено практикой.

Территория, подконтрольная нашему отделу, занимала всего гектаров пятьдесят, и проживало на этих гектарах тысяч сто народа. В основном в «хрущевках» – памятниках архитектуры, не охраняемых государством и ЮНЕСКО. Охраняют их сами жители. Если захотят. И только те, кто не пьет. Я проработал здесь в качестве участкового инспектора всего пару недель, но уже понял, что таковых меньшинство. Явное меньшинство.

Помимо заботы о населении, в мои обязанности входит и периодическое дежурство в суточном наряде. Вместе с милиционером-водителем я должен ездить на всевозможные происшествия, не отличающиеся откровенным криминалом. Бытовые скандалы, пьяные разборки, мелкое хулиганство и прочие аморальные явления, мешающие жить цивилизованным людям. И естественно, не просто ездить, а еще быстро и грамотно реагировать, по возможности в рамках действующего законодательства. И только в крайних случаях – вне рамок.

Как я уже упоминал, сегодня у меня дебют, даже скорее – тренировочный день, и, как любой дебютант, я слегка волнуюсь. Тьфу-тьфу, до обеда ничего выдающегося не случилось. Никаких массовых беспорядков и техногенных катастроф. Пара квартирных потасовок и скандал в кафе, где нецензурный гость отказался платить за нагло сожранный заказ. Со всеми этими бедами без особых усилий разобрался Измагилов, даже не вынимая из-за широкого милицейского ремня меча Джедая производства завода резинотехнических изделий. Потасовку разогнал, с наглеца монету стряс, применив магические слова «пятнадцать суток». Обычно звездные войны начинаются после шести вечера, когда уставший пролетарий возвращается после трудовой вахты и жаждет снять стресс подручными средствами. Надеюсь, сегодня чудес будет не очень много. Нельзя давать большую нагрузку на неокрепшие плечи с лейтенантскими погонами и на мозг выпускника инженерно-экономического колледжа, не нашедшего работу по специальности.

Покойников мне оформлять еще не доводилось. Ни в колледже, ни в органах. В силу чего сейчас я испытываю легкий душевный дискомфорт. Не очень привык к подобным процедурам. Вернее, совсем не привык. На милицейских курсах нас возили в городской морг, но я прикинулся тяжелобольным и данное образовательное мероприятие проигнорировал. Не хотел рассматривать внутренние органы в натуральном виде. Лучше на картинке в пособии по судебной медицине, а еще лучше совсем никак. Теперь вот пожимаю плоды собственной брезгливости. Фарида подобные проблемы, похоже, не волнуют абсолютно. Насмотрелся за десять лет… Мне еще предстоит. Но ничего не поделать – сам выбрал сей путь, решив посвятить молодые годы борьбе с бытовой преступностью и получить, если повезет, служебную жилплощадь. А то с родителями и братьями совсем тесно…

Правда, не так давно пришлось побывать на похоронах. Родственник один скончался по материнской линии, восемьдесят семь лет. Стоим у гроба в морге, прощаемся, плачем, само собой. Вокруг еще несколько гробов с усопшими. Вдруг в зал вваливается серьезно пьяный паренек, оглядывается, затем расталкивает мою родню и с криком «Прощай, мама!» падает на грудь дедушке. Все, кто стоял возле гроба, несмотря на трагичность момента, рухнули со смеху. Я, конечно, тоже не удержался. После все опять разревелись, но плакалось уже не так, как раньше. Слезы сквозь смех, черная полоса, белая полоса…

Возле торгово-развлекательного центра управляющий притормозил и выскочил купить сигарет в рюмочной с ностальгическим названием «3-62». Кажется, столько стоила водка в моем босоногом детстве. Там у Фарида заслуженный дисконт – каждый день сюда на разборки ездит. У дверей, на куске картона, мок под дождем нищий, в мегафон призывая публику подать ему на хлеб. Призывал без стеснения и робости, словно гид, заманивающий туристов совершить прогулку по Неве на кораблике. «Быстренько подаем на хлеб! Не проходим мимо, оказываем помощь ближнему. Всем на том свете зачтется!»

Выйдя из рюмочной, мусульманин Фарид опять нарушил Коран. Вместо того чтобы помочь, как требует пятая заповедь, прогнал попрошайку. Как он это называл – проверил лицензию. Впрочем, едва мы отъехали, нищий тут же вернулся.

Девятиэтажка, к которой на всех парах летел наш интернациональный дуэт, торчала сразу за торговым центром. Через две минуты «Козел-Гелендваген» с молодецким посвистом притормозил у нужного подъезда, возле кареты «Скорой помощи» со спящим в ней водителем. Фарид, помянув мою маму, заглушил двигатель. Оставлять пустую милицейскую машину с работающим движком все-таки опасно. Всегда отыщутся желающие прокатиться – здесь вам не Беверли-Хиллс. Пускай лучше участковый ручку стартера крутит.

На заплесневелой стене дома я заметил крупную предупредительную надпись, выполненную корявыми белыми буквами. «ПОД БАЛКОНОМ НЕ СТОЯТЬ! ВОЗМОЖНО ОБРУШЕНИЕ!» Спасибо жилищно-коммунальному хозяйству за заботу. На будущий год слово «балкон» надо заменить на слово «стена».

Мы нырнули в подъезд, настолько сырой, что казалось, будто дождь идет и здесь. Я поехал на трясущемся лифте, Фарид отправился на пятый этаж пешком. Говорят, после одного случая он страдал «лифтофобией». Как-то на рядовую заявку о семейном скандале решили выехать большие начальники. Проконтролировать, как участковый инспектор будет разбираться с гражданами. Большими начальники были не только по должности, но и по массе. Двое, килограммов по сто двадцать каждый. Плюс сам участковый, тоже не обиженный Боженькой по части жировых отложений, и Фарид. Пешком на последний этаж полковники идти не пожелали. Втиснулись в лифт. А тот возьми, да и застрянь на полпути, не выдержав перегрузки. Как на грех, ни у кого ни мобильников, ни рации. Стали звать на помощь жильцов. Мол, мы из милиции, на заявку спешим, застряли. Вызовите мастера. «Ах, менты?.. Ну так вам, козлам, и надо!» Известно, как к нам народ относится, несмотря на героические сериалы. Кое-кто еще и глумиться стал. «Сейчас машину вашу угоним, пока вы тут паритесь». С Фаридом чуть инсульт не приключился. В общем, стояли они в полной темноте между пятым и шестым этажом часа два и молились, чтобы трос не лопнул. Фарид теперь в лифт ни ногой, даже в свой родной, домашний. Пешочком, только пешочком… Да и для здоровья полезно.

Квартира, где разыгралась драма, воображение не поразила. Самая обыкновенная, рабоче-крестьянская, без евровыкрутасов. Две комнаты, кухонька и узкий коридор. Скончавшийся гражданин лежал в ближней от входа комнате, на своей кровати, куда его с кухни перенесли жена и сын. Супруга, а вернее, уже вдова не рыдала, как я предполагал, а молча сидела у изголовья и, не отрываясь, глядела на мужа. Шок.

Ситуацию нам объяснил врач «Скорой». Жена с сыном смотрели в комнате телевизор, глава семьи обедал на кухне. Он строитель, забежал перекусить. Стройка рядом, обедать дешевле дома. Опаздывал и, видно, глотал пельмени, не жуя. Подавился, хотел прокашляться, падая, разбил тарелку. Когда жена с сыном прибежали на кухню, он катался по полу, сжимая горло. Сын бросился к телефону, жена попыталась вытащить пельмень. Но тот застрял намертво. Асфиксия. Никаких сомнений по поводу причины смерти у врача не имелось. Несчастный случай. Пельмень он извлекал лично.

Оставив нам свои координаты, бригада «Скорой» умчалась на очередной вызов. Я прошел на кухню. Разбитая тарелка на полу, несколько разлетевшихся по углам пельменей – вот и все следы. Наверное, я соглашусь с врачом: специально такое подстроить невозможно при всем желании. Да и незачем. Я, конечно, молодой и неопытный, но, глядя на жену, можно с большой долей уверенности утверждать, что версия с убийством отпадает.

На кухне появился сын, парень лет шестнадцати, бледный, как выцветшая на солнце афиша.

– Я сейчас уберу, – кивнул он на валявшиеся осколки.

– Не надо. Сходи за соседями. Нужны двое понятых. И найди документы отца.

Пока он уговаривал соседей, я отзвонился Евсееву и доложил обстановку.

– Опроси родню, нарисуй по-быстрому протокольчик, – дал указания дежурный, – направление в морг, и дуйте на базу. Скоро заявки пойдут. Труповозку я закажу.

Примерно так я и собирался сделать. Нарисовать протокольчик и опросить родню, как учили на курсах.

Вернулся в комнату. Не заходя, попросил вдову помочь сыну найти документы. Женщина молча кивнула и вышла. Я остался на пороге, не решаясь зайти и оказаться один на один с мертвецом. Как уже говорил, не привык. Одно дело на похоронах, другое – в домашней обстановке. Нет, я не брезгливый и не суеверный, в оживших покойников не верю, но на память все равно приходят фильмы про зомби. Может, прямо здесь, на пороге, протокол составить? Зачем он, вообще, нужен, если все и так понятно? Не убийство же, следы фиксировать не надо. Тем более, тело уже перенесли с кухни, нарушив первоначальную обстановку… Я посмотрел на умершего. Он был облачен в строительную темно-зеленую спецовку, которую обычно носят прорабы. Видимо, действительно торопился и обедал прямо в ней. Бедняга. Врач подвязал ему бинтом челюсть, словно у него болел зуб. Я вдруг представил, что мужик сейчас поднимется, снимет повязку и, улыбнувшись, скажет, что пошутил, и пригласит всех за стол доесть пельмени.