Девушка в поезде - Пола Хокинс

Мне нравилось быть в его обществе. Мне нравилось смотреть, как двигаются его руки – сам он очень сдержан и невозмутим, но постоянно трогает что-то на столе. Я не замечала этого раньше, потому что в допросной предметов на столе практически не было. Здесь же, в своем кабинете, он постоянно переставлял кружку с кофе, перекладывал степлер, двигал стаканчик с авторучками, укладывал бумаги в аккуратные стопки. У него большие руки с длинными пальцами и аккуратно подстриженными ногтями. Колец на пальцах нет.

Сегодня атмосфера была другой. Я не чувствовала себя подозреваемой, которую он пытался уличить. Я чувствовала свою полезность. Особенно когда он взял одну из папок, достал фотографии и разложил передо мной. На них были Скотт Хипвелл, трое мужчин, которых я никогда не видела прежде, и, наконец, «В».

Сначала я не была уверена. Я смотрела на фото, пытаясь вызвать в памяти образ человека, которого видела с Меган в тот день, когда он наклонился, чтобы обнять ее.

– Это он, – сказала я. – Думаю, что он.

– Вы не уверены?

– Думаю, что это он.

Он взял фотографию и долго ее разглядывал.

– Вы говорили, что видели, как они целуются, верно? В прошлую пятницу? Неделю назад?

– Именно так. В пятницу утром. Они были в саду.

– И вы уверены, что не ошиблись? Что это не было, скажем, дружеским объятием… или… платоническим поцелуем?

– Нет, поцелуй был самым настоящим. Романтическим.

Мне показалось, что у него едва заметно дернулись уголки губ, будто он собирался улыбнуться.

– А кто он? – спросила я. – Он… вы думаете, она с ним?

Гаскилл не ответил, просто покачал головой.

– Я… я вам помогла? Это вам хоть чем-то поможет?

– Да, миссис Уотсон. Вы нам очень помогли. Спасибо, что нашли время заехать.

Мы пожали друг другу руки, и он на мгновение дотронулся левой рукой до моего правого плеча. Я едва удержалась, чтобы не повернуться и не поцеловать ее. Уже очень давно ко мне никто не прикасался с чувством, хоть немного похожим на нежность. Если не считать, конечно, Кэти.

Гаскилл проводил меня, и мы оказались в просторном помещении с десятком работавших за своими столами полицейских. Я почувствовала на себе один или два брошенных искоса взгляда, но не поняла, выражали они интерес или брезгливость. Мы прошли через офис в коридор, а потом я увидела, как через главную дверь в участок входит Скотт Хипвелл в сопровождении Райли. Он шел опустив голову, но я его сразу узнала. Он поднял глаза и приветственно кивнул Гаскиллу, а потом посмотрел на меня. На мгновение наши взгляды встретились, и я была готова поклясться, что он узнал меня. Я подумала о том утре, когда увидела его на террасе: он смотрел вниз, на пути, а мне казалось, что на меня. Мы миновали друг друга в коридоре. Он прошел так близко, что я могла бы до него дотронуться. Он действительно оказался очень красивым, но сейчас был напряжен и напоминал сжатую пружину: казалось, что от него исходят нервные импульсы. Выйдя в главный коридор, я обернулась, почувствовав на себе взгляд, однако вслед мне смотрела Райли.

Я села на поезд до Лондона и отправилась в библиотеку. Я прочитала все, что нашла по этому делу, но ничего нового не узнала. Навела справки о гипнотерапевтах в Эшбери, но предпринимать ничего пока не стала – это дорого и пока неясно, помогает ли восстановить память. Однако, читая отзывы тех, кто утверждал, что гипнотерапия помогла им восстановить воспоминания, я поняла, что успех меня страшит гораздо больше, чем неудача. Я боюсь, что узнаю не только о том, что случилось в субботу вечером, но гораздо больше. Я не уверена, что готова заново пережить свои глупые и ужасные поступки, вспомнить слова, сказанные в запале, выражение лица Тома, когда я их выкрикивала. Мне очень страшно вступать на эту темную стезю.

Я подумала, не послать ли Скотту еще одно письмо по электронной почте, но в этом не было никакой надобности. Утренняя встреча с инспектором уголовной полиции Гаскиллом доказывала, что полиция воспринимает мои показания всерьез. Больше я ничего не могу сделать, и с этим надо смириться. По крайней мере я могу считать, что оказала большую помощь следствию, потому что исчезновение Меган на следующий день после того, как я видела ее с другим мужчиной, просто не может быть совпадением.

С веселым щелчком и шипением открылась вторая банка джина-тоника, и тут до меня вдруг дошло, что за весь день я ни разу не подумала о Томе. Во всяком случае, до настоящего момента. Я думала о Скотте, о Гаскилле, о «В», о попутчике с поезда. Том отошел на пятый план. Я сделала глоток и почувствовала, что теперь мне есть что отметить. Я знаю, что дела у меня наладятся и я стану счастливой. Скоро.

Суббота, 20 июля 2013 года

Утро

Жизнь ничему меня не учит. Я просыпаюсь с щемящим чувством вины и стыда и сразу понимаю, что совершила какую-то глупость. Я снова прохожу через мучительный и болезненно знакомый ритуал восстановления в памяти своих поступков. Я послала письмо по электронной почте. Вот что я сделала.

В какой-то момент вчерашнего вечера Том получил повышение и снова оказался в списке людей, о которых я думаю, и я послала ему письмо по электронной почте. Мой ноутбук стоит на полу рядом с кроватью и с немым укором напоминает об этом. Я поднимаюсь, перешагиваю через него и иду в ванную. Там я пью прямо из-под крана, поглядывая на себя в зеркало.

Выгляжу я неважно. Но три разгрузочных дня не так уж плохо, и я полна решимости начать все заново. Я стою под душем очень долго и постепенно снижаю температуру воды, делая ее сначала прохладной, а потом и по-настоящему холодной. Нельзя вставать сразу под холодную струю воды, это вызывает шок и вообще слишком жестоко, но если уменьшать температуру воды постепенно, то все происходит незаметно, как в случае, когда варят лягушку, только наоборот. Прохладная вода успокаивает кожу и притупляет жгучую боль от ран на голове и над глазом.

Я отношу ноутбук вниз и делаю себе чашку чая. Есть ничтожный шанс, что написанное Тому письмо я все же не отправила. Я делаю глубокий вдох, открываю свою почту и с радостью вижу, что входящих сообщений нет. Но, проверив папку «Отправленные», понимаю, что написала ему – просто он не ответил. Пока. Письмо ушло в двенадцатом часу ночи, к тому времени я пила уже несколько часов, адреналин и возбуждение от принятого алкоголя должны были давно сойти на нет. Я открываю сообщение.

Будь добр, скажи своей жене, чтобы она перестала лгать про меня в полиции. Разве это не подло устраивать мне неприятности и выдумывать, будто я преследую ее и ее уродливое потомство? Пусть лучше займется собой. Скажи ей, чтобы, черт ее побери, оставила меня в покое.

Я закрываю глаза и с силой захлопываю крышку ноутбука. Я съеживаюсь, мое тело буквально сжимается в комок. Я хочу стать совсем крошечной, хочу исчезнуть. И еще мне становится страшно, потому что если Том решит показать это полиции, то у меня могут быть большие проблемы. Если Анна собирает доказательств моей мстительности и навязчивости, то это может стать главным пунктом в ее досье. И при чем тут маленькая девочка? Как я могла позволить себе подобное? Как вообще такое возможно? Я не желаю малышке ничего дурного – я не могу думать плохо о ребенке, любом ребенке, и уж тем более о ребенке Тома. Я не понимаю себя, не понимаю, во что я превратилась. Господи, он должен меня ненавидеть. Я сама ненавижу себя – во всяком случае, ту себя, которая написала письмо вчера вечером. Она совсем не похожа на меня, потому что я не такая. Я не такая злая.

Неужели? Я стараюсь не думать о самых плохих днях, но в подобные моменты воспоминания сами лезут в голову. Взять хотя бы ссору, произошедшую незадолго до нашего разрыва: я проснулась после вечеринки, ничего не помня, и Том рассказал мне, как я себя там вела, как снова заставила его стыдиться, когда оскорбила жену его коллеги, обвинив во флирте с моим мужем. «Я не хочу с тобой никуда больше ходить, – сказал он мне. – Ты спрашиваешь, почему я никогда не приглашаю друзей, почему больше не люблю ходить с тобой в пабы. Ты действительно хочешь знать причину? Все дело в тебе. Потому что мне за тебя стыдно».

Я беру сумочку и ключи и собираюсь дойти до магазина в конце квартала. Меня не волнует, что еще нет девяти утра; я испугана и не хочу ни о чем думать. Если сейчас принять болеутоляющее и запить спиртным, то я отключусь и просплю весь день. А уже потом буду решать, как быть дальше. Я подхожу к входной двери, тянусь к ручке и останавливаюсь. Я могла бы извиниться. Если попросить прощения прямо сейчас, может, еще не все потеряно. Может, мне удастся уговорить его не показывать это сообщение Анне или полицейским. Ему уже приходилось меня выручать.