Фишки нА стол ! - И Собецкий

- Да, и свяжись с этим... как его... Головастиковым, - бросил начальник, когда опера уже выходили из кабинета. - Он ими перед отпуском занимался. А сейчас укатил в...

Закончить напутствие помешал телефонный звонок. Валентинов, схватив трубку, сделал сложное движение рукой, что означало примерно следующее: "Ну, в общем, не маленькие, сами его найдете"

Прошедшим летом перед уходом в отпуск Валентинов распорядился насчет очередной ОПЕРАЦИИ, объектом которой на этот раз стали репетиторы и мошенники вокруг вступительных экзаменов. "Крепко ударить" по экзаменационным жуликам он поручил участковому Лягушкину. Приказ был суров:

- Пока две сотни жуликов не наловишь, - объявил начальник, - в отпуск не уйдешь!

- На свободу - с чистой совестью, - сострил тогда Лягушкин, выйдя от Валентинова.

Собственная свобода (в виде очередного отпуска) оказалась для Лягушкина важнее чистой совести. Поэтому жуликов он наловил много. Пусть и не две сотни, но значительно больше того, что мог себе позволить добросовестный участковый.

Летом возле приемной комиссии было многолюдно. У дверей толпились родители абитуриентов, мелкие экзаменационные жулики, продавцы шпаргалок, ребята Крота и городские сыщики, прикатившие за легкой добычей. Изредка попадались и сами абитуриенты.

Именно Крот, без хлопот забивавший дежурку мелким жульем, соблазнил тогда Лягушкина (как самого морально неустойчивого сотрудника) на авантюру. Через старого знакомого Хусаинова по "вышке" (Московской высшей школе милиции) участковый выпросил под свое командование Примадонну. Под этой партийной кличкой скрывалось очаровательное создание с такими чистыми глазами за такими наивными очками, что ее казалось невозможным не обмануть. На самом же деле, внештатный сотрудник милиции Яна Чурикова обладала актерскими способностями Людмилы Гурченко в сочетании с хваткой голодного крокодила. На контрольной закупке, где бы она ни проводилась, двух других покупателей обсчитывали на 10-20 копеек, а Яночку - не меньше чем на рубль. Если речь шла о спекуляции, то Яночке неизменно предлагали самый дефицитный товар по таким зверским ценам, что судья потом только диву давался. Где бы Яночка ни появлялась, она моментально вводила во искушение всякого продавца, таксиста, спекулянта, работника сферы обслуживания. Цены моментально превышались, весы начинали врать, квитанции и чеки куда-то исчезали... В общем, наивнейшие глазки Яночки пользовались широчайшей известностью и громадным спросом в узком кругу московских сыщиков, и ее рабочее время было расписано на полгода вперед.

Потолкавшись перед приемной комиссией филфака, несчастная абитуриенточка из провинции за четверть часа обзавелась тремя десятками визитных карточек всевозможных репетиторов и родственников декана. В отделении Яночка огорошила Лягушкина простым вопросом:

- Работаем только по мошенничествам?

- А что, - поинтересовался Игорь, - там еще что-то есть?

- Если надо, сделаем три четких изнасилования. Кроме того, там есть еще один брачный аферист и пара кобелей, но это уже просто аморалка, - Яночка выбросила в корзину несколько визиток, на одной из которых опер успел прочитать фамилию замдекана.

В отделении отловленные жулики винили в своей беде кого угодно, кроме ясноглазой провинциалочки. В один день Лягушкин стал счастливым обладателем сразу шести свеженьких уголовных дел. Настроение омрачал только выговор от Валентинова.

- Ты кого к нам привел? - грозно рычал хорошо отдохнувший в отпуске начальник.

Оказалось, что прекрасная Яночка сделала несколько собственных, весьма нелицеприятного свойства, выводов о работе 206 отделения. И как-то при случае поделилась этими выводами ни много ни мало с начальником ГУВД, с которым оказалась в приятельских отношениях. В результате первый рабочий день Валентинова был омрачен разговором с начальником Инспекции по личному составу. Борец за чистоту милицейских рядов пригрозил лично приехать в 206-е и пересажать весь сержантский состав за поборы, а заодно и самого Валентинова за потворство. По закону всемирного тяготения, лавина нагоняев распространилась вниз и настигла участкового Лягушкина в последний день перед отпуском. Уехал он отдыхать с глубоким чувством неразделенной обиды. И этим своим чувством сейчас и делился с Муравьевым, который сумел-таки найти его по телефону в Кисловодске. Почти никакой полезной информации кроме того, что Валентинов - ... Лягушкин не сообщил. Видимо, предстояло начинать разработку абитуриентской темы с нуля.

Муравьев ловил репетиторов достаточно сложным способом. Сейчас эта задача перевалилась на Кулинича. Время на такую ерунду он тратить не хотел, поэтому пошел более быстрым путем.

По его прикидкам, репетиторы-"леваки" должы были проводить свои занятия в университетских аудиториях. Занятия у студентов кончаются в основном к 17:30, так что репетиторам имеет смысл начинать в 18. За 15 минут до этого срока Кулинич сидел в вестибюле второго корпуса.

Он не прогадал. Сразу же обратили на себя внимание несколько молодых людей, судя по их робким повадкам, не студенты. Отправившись за ними, опер дошел до аудитории на 8 этаже. К шести там собралось человек двадцать школьников, чуть позже появился искомый репетитор. Это был молодой человек лет тридцати в ужасных квадратных очках, с безнадежно испорченной осанкой и каким-то нескладным портфелем. У него на лбу явственно проступала должность младшего научного сотрудника.

"Попробую взять на понт," - подумал Кулинич и, спустившись вниз, вызвал из отделения двух сержантов в форме. Когда он вместе с ними бесцеремонно ввалился в аудиторию, произведя даже несколько больше шума, чем необходимо, это оказало должное действие на преподавателя, а уж о школьниках и говорить не приходится.

- Так, кто тут организатор подпольного предприятия? - напористо начал опер. Сержанты за его спиной угрожающе зазвенели наручниками.

Школьники, сидевшие за столами, сделали геройскую попытку бежать через заднюю дверь. Дверь была забита со дня основания Университета, и побег не удался. Преподаватель замычал что-то неопределенное.

- Вам придется пройти со мной!

- А... это надолго? - робко поинтересовался преподаватель.

- Нет, всего лет на пять, - сострил Кулинич, но молодой человек оказался без чувства юмора, сильно побледнел и лихорадочно стал собирать вещи, пытаясь запихать увесистую папку с бумагами себе во внутренний карман. В контору он прибыл уже полностью готовым к употреблению.

Глядя, как струхнул препод, как он сгибается под каждым словом, опер сразу понял: слабак, расколется на раз. Так и получилось. Написав подробнейшее объяснение, в котором заложил с потрохами своего работодателя и всех коллег, он даже как-то повеселел, ободрился. Облегчил душу, так сказать. Внимательно изучив продукт облегчения, Кулинич наморщился и подумал:

- Оригинально устроена так называемая совесть у русского интеллигента. Совершать преступления она ему обычно не мешает. Только после начинает доставать.

Нескладный преподаватель заложил организатора теневого репетиторского предприятия. Он нанимал преподавателей из числа сотрудников Университета и аспирантов, привлекал слушателей-абитуриентов, устраивал занятия. Себе за посреднические услуги хозяин забирал 50% выручки. Эксплуататором трудовой интеллигенции, пережитком капитализма, ростком нового предпринимательства оказался некий Янев Анатолий Кириллович.

Хотя и представлялся доцентом, но фактически он состоял в должности техника, заботам которого поручалось обслуживать оборудование лекционных аудиторий. Благодаря этому обстоятельству, Янев имел помещение для проведения занятий и пускания пыли в глаза ученикам. Впрочем, надо отдать ему должное, математику в объеме школьного курса он знал хорошо, а собранная за три лета коллекция экзаменационных билетов давала возможность поднатаскать ребят в решении задач.

Два часа неутомительных наблюдений за "кабинетом" Янева дали полное представление о характере его занятий. Здесь Кулинич не собирался затягивать разработку и посчитал, что сможет добиться желаемого решительностью и напором.

Бесцеремонно зайдя в комнату, где Янев занимался с двумя абитуриентами, он продемонстрировал удостоверение, записал фамилии школьников и отослал их.

Как только ребята вышли, опер откинулся на кресле и взял самый развязный тон, на какой оказался способен:

- Короче, Кирилыч, мне до фени твой маленький гешефт за казенные средства. Я расследую убийство, и ты меня интересуешь лишь постольку-поскольку. Через 24 часа я хочу знать, кого этим летом кинул Паша Фотиев на абитуре. Даю наводку: скорее всего, это человек с солнечного Юга. Иди куда хочешь, но принеси мне информацию. Не узнаешь до завтра, этого, - он бесцеремонно замахал перед лицом притихшего Янева отобранными ключами от аудитории, - ты больше не имеешь. Дело я на тебя оформляю - это раз. Письмо проректору Зайцеву о твоих художествах это два. Ну и по линии парткома тебе устроим, товарищ кандидат в члены КПСС... На девятом этаже4 бывал? Видал, в приемной картину "Допрос коммуниста"? Это про то, что делают на девятом с такими, как ты. Короче, с универом можешь уже прощаться... Веришь, что я тебе это организую? Правильно, с меня станется. А посему вот такие мои условия. Зайдешь завтра ко мне в отделение, в первый кабинет.