Четыре месяца темноты - Павел Владимирович Волчик

– тоже другой. Но он не умеет прятаться в нору. Он выставляет свои странности напоказ, чудит, рассказывает сказки и психует, когда его совсем достают, – и потому ему еще хуже, чем ей. Она могла бы научить его прятаться в нору. Но он меньше всего напоминает землеройку. Емеля – тапир. То ли медведь, то ли поросенок, с хоботом на морде. Неповоротливый и любопытный. Тапиры не живут в норах, они обитают на равнине. На равнине видны все странности. Иногда тапиры уходят в реку и садятся на дно. Но долго так не просидишь: вода мокрая.

Девочка поднялась на крыльцо и окинула взглядом школьный двор.

К школе оживленно стекались люди, десятки муравьиных троп вели ко входу в муравейник. Малыши бежали с гигантскими рюкзаками, и непонятно было, как их не перевешивает назад. Некоторые родители приезжали в домашних штанах и даже в пижамных – в темноте все равно никто не разглядит. Другие были одеты в очень хорошие костюмы и платья, видневшиеся из-под дорогих плащей и пальто. Эти последние садились в блестящие автомобили, словно актеры голливудских фильмов шестидесятых годов, и уезжали прочь.

Взрослые держали тяжелые рюкзаки за ручки и иногда, увлекшись, поднимали их вместе с детьми.

Под козырек заходили учительницы, поправляли прически и встряхивали зонтиками.

По грязному асфальту беспощадно тащил мешок со сменной обувью Каштанов, носатый, нервный, вечно лыбящийся девятиклассник, в первую же неделю успевший утомить всех учителей и одноклассников.

Ергольцева бежала под дождем с подругами – она забыла зонт, но не забыла надеть короткую юбку.

Учитель физкультуры Роман Андреевич Штыгин поставил машину на сигнализацию и, ничем не прикрывая голову, размеренной походкой направился к пешеходному переходу. Струи дождя стекали по его суровому лицу.

Омытый дождем светофор горел ярче. Левая рука Романа Андреевича была словно окаменевшей – он совсем не двигал ею при ходьбе.

Ученики здоровались, и это могло показаться приятным, если бы учитель физкультуры не знал, что в течение всего остального дня его будут «приветствовать» на каждом шагу, при каждом удобном случае. В школе скучно, и обычный ритуал приветствия превратился для учеников в игру: каждый считает своим долгом поздороваться с учителем не менее двадцати раз на дню.

Люба вошла в вестибюль. Помещение, в котором было светло и тепло, сразу показалось ей уютным по сравнению с сырой улицей.

У вахты с ключами Монгол что-то объяснял угрюмой гардеробщице, которая стояла в мокром плаще и держала за руку мальчишку-первоклассника.

Люба подошла ближе, повертелась перед ними, поздоровалась и помогла мальчику расстегнуть верхнюю одежду – она часто играла с ним в рекреации начальной школы.

– Приходить под самый звонок опасно такой девушке! – говорил Монгол гардеробщице. – Нужно встречать детей, нужно смотреть за порядком, чтобы школьник с грецким орехом в черепе не начал скидывать чужую одежду и топтать! Нужно давать учителю ключи заранее! Много дел! Старик давно здесь ждет. Старик ждет девушку в который раз! Девушка долго едет. Старику все равно, он здесь живет. Он подстрахует. Но если придет гневная женщина, что сделает старик? На гневную женщину не действует шутка. Рот у нее как ловушка на птичку. Глаза – как у голодного волка! А если старик однажды не сможет прийти, что сделает девушка?

– Я поняла-поняла… – вяло отвечала гардеробщица Наталья, – мы на электричку не успели из-за этого сони.

Она дернула за рукав парнишку.

– Беги на урок. Спасибо вам еще раз!

Старик проводил взглядом малыша:

– Ребенок не знает, чем начнется день. Как взрослый устроит, так и начнется. Снимай мокроту и приходи, садись за ключи, пока не пришла громкая женщина.

Монгол повернулся к Любе.

– Такая маленькая мышка! Хорошо подслушивать, когда ты маленький.

– Я землеройка, а не мышь, – осклабилась Люба.

– Землеройка должна питаться каждые десять минут, – услышала девочка позади себя высокий мужской голос, – иначе погибнет. У нее слишком быстрый обмен веществ.

Сначала Люба подумала, что это сказал старшеклассник. Но обернувшись, сразу поняла, что это новый учитель, о котором ей говорила мама. Это мог бы быть и чей-нибудь папа, но родителей не пускали в вестибюль, потому что они создают давку.

Он улыбнулся ей едва-едва, больше глазами, чем ртом, и почему-то девочке сразу показалось, что с ним легко будет подружиться. Девочке или зверьку? Кто на этот раз почувствовал?

Новый учитель поздоровался за руку с Монголом, взял ключ и пошел в сторону учительской. Люба осторожно последовала за ним.

Старик легонько дернул ее за рюкзак:

– Чтобы так часто кушать, нужно поменьше сидеть в норе и много искать добычи! Кушать, чтобы жить. Жить, чтобы кушать. Девочка Люба кушает то, что слышит. А старик еще не завтракал. Во сколько откроют столовую?

– В девять! – Люба потянула рюкзак. – Ну-у-у!

Она рванула следом за новым учителем и, увидев его, сбавила темп.

Ему не очень далеко удалось уйти.

Он шел словно через минное поле: после полупустой улицы нижний этаж школы напоминал стихийное бедствие. Землетрясения, сопровождаемые хохотом старшеклассников, сменялись цунами первоклашек, рядом с которыми были разбросаны рифы рюкзаков. Некоторые из малышей, не замечая сидений, могли сесть на пол и переобуваться прямо посреди прохода, не обращая внимания на людей вокруг.

Внезапно среди них, как ураган, появилась Маргарита Генриховна. Ее стараниями ребятишек сдувало и уносило вверх по лестнице, словно маленький домик Элли. Но на кого сегодня должен был рухнуть домик, на какую Гингему – оставалось загадкой.

Люба затянула лямки на портфеле и ловко спрыгнула со ступеньки, прошла по узкому коридору прямо между галдящими старшеклассниками и юркнула под мышкой одного из них к дверям учительской. Сначала она просунула нос, а потом в проеме оказалась вся ее голова с соломенной копной волос. Любопытные глаза девочки уставились на группу учителей, которые, столпившись у экранов, изучали информацию, записанную с камер наблюдения. Очевидно, они просматривали какую-то недавнюю запись.

– Еще назад перемотай.