Запойное чтиво № 1 - Александр Крыласов

— Уж чья бы корова мычала, — перебил Денис.

— Я от тебя этого не ожидал, — прогундел Фуфлыгин.

— Да иди ты, — хмыкнул Палаткин, — конечно, ты не ожидал, что я окажусь ещё большей сволочью, чем ты. Ну, извини. А я никогда и не прикидывался хорошим. Капитализм, человек человеку — волк. Спецам хорошо, ноги в руки и дуй к другому берегу, а ты как хочешь, так и выживай.

— Я без них не выживу, — хлюпнул носом Фуфлыгин, — особенно без Светловой.

— Твои проблемы, — не дрогнул Палаткин.

— Что же мне делать? — проблеял Артур, — за последнюю неделю у нас не было ни одного больного. А мне послезавтра арендную плату вносить. Вы за эти три года хоть клиентуру наработали, а я занимался исключительно администрированием.

— Эксплуатацией ты занимался, змей, а не администрированием, — насупился Денис.

— У меня кончаются деньги. У Белочки депрессия и мигрень, — запричитал Фуфлыгин, — там никак с Надеждой Петровной нельзя договориться? День у тебя принимает, день у меня. А, Дэн? Я ещё два месяца протяну, а потом всё, банкрот.

— Твои проблемы, — Палаткин бросил трубку.

Через два месяца «Мир сервиса» бесславно закрылся, «Мир животных», наоборот, начал набирать обороты. Теперь каждая пятиминутка начиналась с проповеди:

— Мы одна семья, — лопотал Палаткин, — один за всех и все за одного. Да, у нас много проблем, но я верю, что мы раскрутимся и победим. Я верю в нас.

Светлова слушала и думала, что где-то она уже слышала такие прочувственные речи. Там тоже фигурировали возвышенные обороты и местоимения «мы» и «нас». Это уже потом в ход пошли местоимения «мы» и «вы».

— Сначала мы должны ужаться и подтянуть пояса. Но как только наберём обороты, тогда у каждого из нас будет столько денег, карманов не хватит, вагон понадобится и маленькая тележка.

Но в речи Дениса были и новшества, продиктованные его отношениями с чёрным налом.

— И не воровать! Все слышали! — Денис свирепо обвёл волчьим взглядом своих сотрудников, — я сам тырил, дербанил и кроил, так что все ваши уловки наперёд знаю.

Ангелина быстро набрала лишний, экономический и политический вес, приобрела три роскошных шубы и стала принимать активное участие в жизни ветеринарного центра. Она всё чаще делала замечания сотрудникам и указывала, как им лечить животных, особенно её раздражала Надежда Петровна. Хозяйка «Мира животных» обращалась к ней исключительно по фамилии:

— Светлова, называйте, пожалуйста, моего мужа по имени, отчеству, а не просто Денис. Для вас он, Денис Денисович, вот. Нужно соблюдать дистанцию. Он всё-таки не рядовой ветеринар, как вы, вот. Прикиньте, мы «закрутили» с ним в Кембридже, где он учился на хирурга, а я на «психологиню». Так-то, вот. А вы как думали?

Проклятье рода Копыловых

Каждое порядочное семейство имеет своё проклятье. У рода Габсбургов была гемофилия, у Медичи — яды, у Баскервиллей — собака, у Копыловых — портвейн. Никодим Трофимович Копылов перебрался в Москву в двадцатые годы прошлого столетия из маленькой деревеньки под Тамбовом. Тогда сельская беднота штурмовала столицу «на хапок», короче, кто смел, тот и съел. Никодим сызмальства ненужной скромностью не отличался и излишним тактом не страдал. Учитывая его крестьянское происхождение и кавалерийский напор, Советская власть выдала ему комнату в бараке в районе Сокольников и на время забыла о его существовании. Копылов горбатил на шарикоподшипниковом заводе слесарем и потихоньку обзавёлся мещанским имуществом: круглым столом, двумя табуретками, пышно-оранжевым, похожим на дамскую юбку, абажуром и, конечно, ядрёной супругой Дусей. Естественно, остро встал вопрос о расширении жил площади, тем более что его Дуняша ковыляла на сносях и скоро должна была разродиться. Копылов слесарной походкой подвалил к бригадиру и потребовал комнату «поширше» в коммунальной квартире. Тот особо не возражал, но справедливо заметил, что бесплатного жилья мало и на всех не хватает. Если Никодим упрётся рогом, и будет работать в две смены, выдавая продукцию сверх плана, то через три месяца его вопрос будет решён положительно. Копылов засучил рукава, как когда-то на родной тамбовщине, и принялся ковать собственное счастье. Когда до вожделенной даты оставалось два дня, к нему подгрёб фрезеровщик Кузьма Ванягин, предлагая дёрнуть стакан красненького за первенцев, родившихся у обоих и за предстоящее новоселье. Никодим накатил «губастого», не отходя от рабочего места, и был пойман с поличным народным патрулём. Кузьма оказался трезв, как Иуда Искариот, и заветная комната в коммуналке по праву досталась ему. Никодим же Трофимович так никогда и не оправился от апперкота, нанесённого ему судьбой и портвейном.

Народившийся Егорка с малых лет слышал печальную повесть о лопоухом отце, прошляпившем замечательную комнату из-за двухсот грамм портвейна. В устах хронически недовольной матери портвейн выглядел страшнее Змея Горыныча и коварнее Бабы Яги. Евдокия пилила супруга за тот несчастный стакан красного до самой его смерти, попрекая своей загубленной молодостью. Мать с пелёнок готовила сына к трезвой доле и предстоящим опасностям в городских джунглях, где нельзя расслабляться ни на секунду. Егор вырос убеждённым трезвенником, он выглядел подозрительным и хитрым, как воин племени сиу. Отслужив в советской армии, Егор Никодимович пошёл работать водителем в троллейбусный парк. Как и положено, женился на диспетчере Клавдии и обзавёлся сыном Юрием. Непьющий трудяга Копылов не слезал с доски почёта и одним из первых претендовал на получение квартиры в Новых Черёмушках. Когда до ключей от новой хаты оставались считанные часы, Егора вызвал к себе зам начальника автоколонны Эдуард Эдуардович Ужва, поздравил с новосельем и предложил обмыть его тридцать три квадратных метра. Копылов радостно поблагодарил, махнул стакан портвейна «Алушта» и двинул к жене Клаве на проходную. Где и был изловлен, изобличён и пожизненно вычеркнут из очереди на получение квартиры. Его кровные тридцать три квадратных метра достались племяннику Ужвы, а Клавдия тыкала супругу этим эпизодом при всяком удобном случае до гробовой доски. Что говорить, и Никодим Трофимович, и Егор Никодимович не долго прожили на этом свете, ощущение себя «дурнем и простодыркой» не способствует долголетию.

Маленький Юрик воспитывался в духе классовой ненависти по отношению к спиртным напиткам. Мама и бабушка талдычили ему с колыбели, что алкоголь до добра не доведёт, но особенно он должен опасаться рокового напитка под названием «портвейн». Часто крошечному Юрцу снились кошмары и непременными их участниками являлись коза рогатая и портвейн. Юра вырос и пошёл в живописцы, что тут скажешь, древний род Копыловых выходил на новый художественный уровень. Увы, жизнь неизвестного художника скудна и неказиста, картины у него покупают редко, а если и приобретают, никто не торопиться передать лишнего. А уж если он берёт в жёны искусствоведа Раду, то жилищный вопрос берёт бездомного творца не только за бороду, но и за горло. К счастью, старый товарищ Копылова по изостудии предложил Юрию Егоровичу преподавать в художественной академии рисунок. Если у него всё заладится, академия возьмёт на себя основную часть затрат на покупку квартиры в новостройке. Юрец с жаром взялся за незнакомое дело и достиг определённых успехов на ниве преподавания. Когда до квартиры было уже рукой подать, в Доме художника открылась выставка патриарха живописи, и Копылова пригласили туда в качестве массовки. После просмотра картин мэтра всех пригласили на фуршет. Юре сунули в руку бокал с ядовито красной жидкостью и предложили опрокинуть его за процветание живописи в России.

— А это не портвейн? — робко поинтересовался Копылов.

— Это нектар! — провозгласил художник в кудряшках, похожий на королевского пуделя, — напиток Богов!

— За живопись! — поднял бокал с портвейном Юрий Егорович, не смеющий отказать столь высокому собранию.

Больше он ничего не помнил… Рада хлопотала у плиты, готовя праздничный ужин, когда на столе зазвонил телефон. Жена схватила трубку вываленной в муке рукой.

— Алло, Юра, это ты? Тебя скоро ждать? Мне курицу в духовку ставить? — засыпала Рада мужа вопросами.

На том конце трубки повисла обессиленная тишина.

— Юра! Юра, почему ты молчишь? — забеспокоилась супруга.

— Мне плохо, — из трубки послышался хрип смертельно раненного зверя, — забери меня отсюда.

— Где ты, Юра?! — заверещала жена, — что с тобой?!!

— Мне плохо, — повторил Копылов, — меня сейчас вырвет.

Из телефона послышались вульгарные звуки, сопровождающие освобождение желудка.

— Юра, где ты?!!! — надрывалась Рада.

— Не знаю, — в перерывах между приступами рвоты поведал Юрец, страдающий чем-то вроде морской болезни.