Философия достоинства, свободы и прав человека - Мучник Александр Геннадьевич

При внимательном взгляде на жизненный строй британцев нельзя не заметить, что их культура достоинства по сути совпадает с их обыденным, повседневным поведением, их национальным характером, их исконными традициями, которые и составляют оплот их свободы. Как отмечают британские политики и правоведы, ни парламент, ни выборы не могли бы служить гарантом свободы и демократии, не будь граждане готовы самоотверженно и незамедлительно отстоять свои права в том случае, если какое-либо недальновидное правительство посягнет на их основные законы, аннулирует их парламент или выборы. По мнению ряда исследователей, в качестве основы британской модели свободы выступили следующие факторы: физическая изоляция, которая помогла защищаться от вторжений; глубоко укоренившееся и широко распространенное признание частной собственности; этническая однородность, которая стала основой общей культуры; традиционное уважение к закону и правам человека. Эта модель свободы и легла в основу неписаного основного закона Великобритании. Относительно своей Конституции английские судьи утверждают, что она так вошла в кровь и плоть народа, что какое-либо её существенное нарушение вызвало бы революцию в течение часа. Вообще необходимо заметить, что именно судебное сословие сыграло выдающуюся роль в становлении культуры достоинства, свободы и прав английского народа.

При этом хотелось бы обратить особое внимание на весьма благоговейное отношение английских судов к правовой мысли, к проверенным жизнью правовым постулатам. Хотя труды знаменитых юристов и не обладают силой закона, но при отсутствии других источников в поиске истины судьи обращались за помощью непосредственно к принципам, сформулированным в научных трактатах. Будучи однажды воспринятыми высшими судебными инстанциями страны, такие постулаты начинали действовать в качестве непосредственного права. В итоге труды таких титанов правовой мысли, как Джон Локк (1632–1704), Эдмунд Берк (1729–1797), Вильям Блэкстон (1723–1780), Иеремия Бентам (1748–1832), Джон Милль (1806–1873), Альберт Дайси (1835–1922) и некоторых других существенно повлияли на развитие Британской конституции.

Дайси по сему поводу даже заметил, что «английское конституционное право есть, в сущности, право, выработавшееся путём судебной практики». Именно суды в этой стране сформулировали конституционные права человека, и суды же обеспечивают их повседневное и повсеместное использование. Перед английскими судами абсолютно все равны: от простого подданного до министра, от рядового до генерала, от мелкого нарушителя общественного порядка до главы полицейского ведомства страны. Принцип равенства всех граждан перед законом и судом возник в качестве своеобразного экстракта из повседневной жизни подданных британской Короны (для справки: термин «Корона» означает как личность и пост главы государства, так и всю исполнительную власть в стране, включающую, помимо монарха, премьер-министра и кабинет министров, образующих правительство). Дело реальной защиты прав конкретного человека для англичан было всегда более значимо, чем слова о значении этих прав в судьбе абстрактной нации. Как подчеркивал один британский правовед, в английских судах всегда обращали гораздо более внимания на поиск средств, которыми можно заставить признать права конкретных частных лиц, чем на абстрактное провозглашение прав человека различного рода декларациями.

Суды Англии дали путёвку в жизнь и такому фундаментальному принципу, как «господство права». В качестве наиболее впечатляющей иллюстрации торжества этого принципа можно привести такой эпизод: когда один из авторов Петиции о правах 1628 г., председатель суда Общих тяжб Эдвард Коук (1552–1634) заявил, что «не может быть власти превыше… Великой хартии вольностей», то от него, по утверждениям современников, исходила такая сила убеждения, которой не обладал ни глава кабинета министров, ни палата лордов, ни даже сам король. В этом историческом казусе англичане усмотрели величественные контуры этого знаменитого принципа. А Великая хартия вольностей с тех времен стала высшим и вечным символом свобод всех народов Британской империи.

Многие историки утверждают: Великобритания к XVIII веку приобрела статус самой свободной страны в мире. Наиболее авторитетные идеологи западноевропейской традиции права убеждены, что свобода живет в сердцах человеческих, и если в сердцах она умирает, ни конституция, ни законы, ни суды не в силах её спасти. Иными словами, принцип верховенства права владычествует лишь тогда, когда культура достоинства становится частью национального духа, быта и менталитета народа.

Правда, справедливости ради надо заметить, что история Англии знает немало страниц, содержащих эпизоды очевидного пренебрежения принципами благородства, гостеприимства и Права. Вот лишь некоторые из них; они разнятся масштабом причиненного урона, но схожи в главном — явном игнорировании провозглашенных принципов.

Одной из таких темных страниц, с которой, вероятно, не без крайней досады знакомятся современные англичане, является эпизод вероломного пленения императора Франции Наполеона I Бонапарта (1769–1821). Это настолько любопытная страница истории, что не побоюсь уделить ей повышенное внимание.

Поднявшись 15 июля 1815 г. на борт английского брига «Беллерофон», Наполеон заявил капитану судна: «Я прибыл на ваш корабль, ища покровительства английских законов». Однако вместо гостеприимства и покровительства Наполеон был задержан, а затем сослан на остров Святой Елены, где его по одним только климатическим условиям поджидала верная и мучительная гибель.

Вот, собственно, как он сам в одной из своих прокламаций с возмущением писал: «Торжественно протестую перед небом и людьми против насилия, мне оказанного, против нарушения самых священнейших прав моих: ибо сила располагает моею личностью и свободой. Я добровольно вступил на Беллерофон, я не пленник, я гость Англии. Я пришел по приглашению капитана, который сказал мне, что имеет дозволение от правительства принять меня и везти меня в Англию с моею свитою, если это мне угодно. Я пришел с доверием, ища защиты английских законов. Прибыв на Беллерофон, я вступил в семью английского народа. Если правительство, приказав капитану Беллерофона принять меня со свитою, хотело только поймать меня, то оно запятнало честь свою и обесчестило флаг свой.

Если дело это совершится, то англичане не будут уже говорить о своей честности, законах и свободе; вера в британское слово исчезнет в гостеприимстве Беллерофона.

Призываю суд истории: она скажет, что враг Англии, воевавший с ней двадцать лет, добровольно пришел в минуты бедствия искать убежища под ее законами. Какое яснейшее доказательство своего уважения и доверия к ней мог он дать? Но как отвечали в Англии на такое великодушие? Притворились, что протягивают врагу гостеприимную руку; когда он добровольно предался, его приносят в жертву».

Наполеон прожил бурную, насыщенную всякого рода событиями жизнь, о которых было что рассказать своим потомкам, однако и на склоне своих лет он по-прежнему не без горечи вспоминал: «За свою жизнь я сделал немало ошибок; самая непростительная заключается в том, что я отдал себя в руки англичан: я слишком верил в их приверженность законам…». Зная печальную участь этого незаурядного человека, невольно задумываешься над судьбой других, уже безвестных людей, которым Англия по тем или иным причинам отказала в высоком покровительстве своих законов. Но ведь основное свойство последних как раз и заключается в том, что они не знают исключений по отношению к тем, кто ищет справедливости под их могучей сенью.

Одной из самых позорных страниц в истории Великобритании стал отказ правительства этой благочестивой страны впустить накануне и в период Второй мировой войны в подмандатную ей Палестину европейских евреев. Это было страшное время, когда последние в ужасе искали хоть какого-либо убежища от преследовавшей их угрозы поголовного уничтожения в рамках безумной политики Гитлера по так называемому «окончательному решению еврейского вопроса». Как уже упоминалось выше, эта бесчеловечная совместная деятельность нацистов, фашистов и представителей партии этнической нетерпимости из разных европейских стран впоследствии уже по результатам её чудовищного воплощения в жизнь получила своё жуткое наименование — Холокост. Именно в то время подданный Великобритании, а впоследствии первый президент Израиля Хаим Вейцман (1874–1952) с горечью констатировал: «Мир разделился на два лагеря: на страны, не желающие иметь у себя евреев, и страны, не желающие пустить их к себе». США и Англия твёрдо заявили о себе в числе последних.