Дом в Цибикнуре - Софья Могилевская

Директор школы, гладко, волосок к волоску, причёсанная, с озабоченным видом ходит по школьному двору, то скрываясь внутри школы, то снова появляясь на крыльце. Кажется, очень, очень строгая. Вот здоровается с ребятами. Смеётся. Нет, кажется, не строгая, а добрая…

Но вот уже к самой Кате подходят знакомиться три девочки в пёстрых передниках с такими смешными крылышками на плечах. Им нужно знать и как зовут Катю, и сколько лет Кате, и в котором классе она будет учиться, и откуда приехала она в их края.

И Катя обо всём обстоятельно рассказывает: и как её зовут, и откуда она прибыла, и почему ей придётся учиться не в шестом классе, а в пятом, хотя ей уже исполнилось тринадцать лет…

А вон уже со всех ног к ней летит Мила, красная, толстая, запыхавшаяся.

— Катеринка, — издали сердито кричит она, — ну что ты зеваешь? Бегом в класс! Сейчас распределяем парты — кому где сидеть… А я разве знаю, где тебе захочется?

И следом за Милой Катя подбежала к настежь открытой двери своего уже не будущего, а теперешнего класса. Золотое солнце вливалось через все окна и освещало класс, его стены из круглых, крепких брёвен, на которых играли прозрачные капельки смолы; и черную доску на стене, тоже блестевшую матовым глянцем; и парты, такие гладкие, лакированные и, должно быть, тёплые, нагретые солнцем; и столик учителя с отодвинутым стулом; и чернильницу на столе, от которой прыгал и дрожал быстрый лиловенький зайчик; и ребят, которые были в классе, которые шумели, смеялись, спорили, разговаривали… Всё это было знакомое, своё, такое милое и привычное!

— Мила! Мила! — крикнула Катя, останавливаясь на пороге класса. — Занимай вон ту, у окошка… Там солнце!

Все обернулись и посмотрели на Катю. Какой у неё был звонкий, не Катин голос!

— Чур-чур-чура! Только не эту! — крикнула Нюрочка, быстро усаживаясь на другую, соседнюю парту и шлёпая ладошками по откинутой крышке. — На этой я буду сидеть…

— А я как же? — выискивая глазами подходящую парту, бегала по классу Анюта. — Если я близорукая? Я ничего не увижу на доске с последних парт. Как же я?

— Тогда садись на мою, на первую, — сказал мальчик в жёлтой рубахе. — Садись, садись… Я-то хорошо всё увижу и с последней…

Когда Катя уселась на своё место у окна, рядом с Милой, она вдруг поняла, что никакой новой школы нет и не было. Она поняла, что эта школа совсем такая же, как и прежняя. И хотя между двумя школами, может быть, тысячи километров, но ведь эти обе школы, и та и эта, они обе находятся на одной и той же земле, на советской земле, так какая же между ними может быть разница?

Она уже твёрдо знала, что учителя в этой школе, даже самые строгие, не станут её бранить, если первое время она будет плохо отвечать уроки, если многое перезабыла, если после болезни ей будет трудно. Они поймут — не её в этом вина, и помогут ей во всём. И все ребята, даже самые насмешники, не будут над нею подтрунивать, если первые дни она будет истуканом стоять у доски, опустив руки, и ничего не сможет ответить ни про простые дроби, ни про десятичные. И они поймут — не виновата она в этом, и помогут ей во всём.

— Катеринка! — вдруг воскликнула Мила, рассматривая Катю удивлёнными глазами. — Ребята, гляньте-ка! У нашей Катюшки волосы закурчавились… Как это я прежде не замечала? И возле ушей колечки, и на макушке, и на лбу. Всюду колечки!

— Вот те раз! — тоже удивился Аркадий, рассматривая Катю сбоку. — Я только сейчас заметил. Ведь ты вроде меня, с рыжинкой…

— А мама меня всегда рыжуткой звала! — сказала Катя и засмеялась.

И вдруг зазвенел звонок. Строгий, требовательный школьный звонок, возвещающий начало первого урока в новом учебном году.

В классе стало тихо. Дверь открылась, вошла учительница, и все встали. Урок начался.

А где же Наташа?

Катя повернула голову и поискала глазами.

Где она? С кем? На какой парте?

Наташа сидела почему-то одна и на самой последней парте, у стены, хмурая и безразличная, ничего не замечая вокруг себя. Она медленно водила пальцем по чёрной покатой крышке…

«Почему же она одна? Нет, это плохо, что она одна. Или пусть она пересядет к Миле, или пусть я пересяду к ней, или по-другому…» подумала Катя, ещё раз оборачиваясь к Наташе.

Глава 27. Осень

Вдруг сразу наступила настоящая осень, холодная и дождливая. Ветром нагнало полное небо туч, и на землю, как из частого сита, заморосили быстрые и мелкие ледяные капли.

Ночью дождь хлынул проливным осенним ливнем, и кругом всё стало неузнаваемо.

Мокрый ветер носился из конца в конец деревни, свистел во все печные трубы, громко барабанил каплями в оконные стёкла, срывал с деревьев и золотые листья и солнечные паутинки, всё это хрупкое, недолговечное убранство осени.

Даже старые мохнатые ели на опушке леса (им-то уж было всё равно — хоть зима, хоть лето!), и те стали на себя не похожими. Они опустили до самой земли намокшие нижние ветви, нахохлились, будто старые вороны на потемневших от дождя бороздах.

От многодневного дождя та часть дороги, которая лежала в низинке, между почтой и детским домом, стала совсем непроходимой и превратилась в сплошную топь.

Колёса вязли тут по самую ось, и лошади выбивались из сил, пока им удавалось миновать это опасное, топкое место.

Теперь уже нельзя было, как летом, перебегать напрямик от дома к почте. Теперь приходилось делать большой крюк: сначала пробираться боком возле самых плетней, где была трава и не было грязи; потом переходить по жёрдочке через дорогу там, где было повыше и посуше; и потом снова итти бочком вдоль плетешков, теперь уже до самого почтового крылечка.

Один раз Анюта не захотела сделать, как все, и попыталась перейти дорогу к почте напрямик. У неё сразу засосало грязью одну калошу. По правде сказать, это уже была не калоша, а комок глины, когда она выудила её палкой из дорожной колеи. Она кое-как припрыгала на одной ноге, с калошей на палке, обратно домой. Эту калошу она долго отмывала и сушила, прежде чем калоша стала похожей на самоё себя.

Но последнее время никто из ребят и не бегал на почту. Все письма, которые нужно было опустить в почтовый ящик, забирал с собой Алёша.

Да, наступила настоящая холодная, дождливая деревенская осень.

Но всё равно — хоть непогода, хоть проливной дождь, хоть ветер до костей, хоть слякоть по щиколотки, — всё равно ничего не изменила эта трудная осенняя пора в распорядке жизни детского дома.

В положенное время Софья Николаевна, Ольга Филатовна, Марина, Галя и другие воспитательницы приходили на работу и, отряхнув мокрые платки и пальто, начинали свой день.

Как и летом, в тот час, когда полагалось ехать в город, директор Клавдия Михайловна надевала свой брезентовый пыльник (теперь он защищал её от дождя) и, поёживаясь от холода и сырого ветра, бочком усаживалась на телегу. Детдомовский кучер Ксения чмокала губами, щёлкала языком, встряхивала вожжами, и Чайка медленно, нехотя трогала с места.

У ворот к ним подсаживалась завхоз Ольга Ивановна. И они все — Клавдия Михайловна, Ксения, Ольга Ивановна и огромная чёрная Чайка — быстро, почти мгновенно исчезали за густой сеткой дождя.

Возвращались из города они в сумерках. Ближе к вечеру решительно все — и старшие и младшие, и большие и маленькие — поглядывали на окна, выходившие на дорогу. И когда кто-нибудь замечал вдали знакомую телегу, груженную мешками и ящиками, и три фигуры, идущие следом, сразу по всем комнатам раздавался клич:

— Наши едут! На помощь! Наши едут!

Тогда старшие мальчики немедленно бросали все свои дела, даже школьные уроки, и, нахлобучив шапки, накинув старые ватные куртки, спешили Чайке на помощь.

Всей гурьбой они налагали на телегу и, подталкивая изо всех сил, вместе с Чайкой вывозили телегу из опасной низинки на пригорок, к воротам дома.

Но вообще говоря, непогожие осенние дни особенно не беспокоили ребят. Было даже весело нестись по дорожке в столовую под проливным дождём. А дорожка что? Дорожка была вполне хорошая и сухая. Только одна небольшая лужа перед крыльцом. Но всякую лужу легко перепрыгнуть или обойти, если не хочешь замочить ноги.

Тропинка в школу тоже была не очень грязная. Она вилась между низко скошенными щетинками травы. По этой щетинке можно было хорошенько повозить подошвы калош. Тогда калоши становились чистыми и блестящими, и школьная сторожиха не ругалась, что на белом полу прихожей остаются грязные следы.

Что касается деревенских ребят, которые приходили в школу издалека, то они все подвязывали к подошвам высокие деревянные чурочки. Когда они подходили к школьному крыльцу, они отвязывали чурочки, будто коньки от ботинок, и входили в школу с чистыми ногами.

Глава 28. Катя и Наташа

Но особенно хорошо было сидеть вечерком возле жарко натопленной печки, после того как приготовлены все школьные уроки и переделаны все работы на кухне, в столовой и во дворе.