Славяне и авары. Вторая половина VI — начало VII в. - Сергей Алексеев

В захваченных землях Верхней Мезии «варвары» не стали истреблять или изгонять местное население. Более того, завоеватели заявили: «Выходите, сейте и жните — только половину налога мы будем забирать у вас!»[290] Каган, таким образом, вдвое снижал налоговое бремя для подданных Империи, пытаясь привлечь их на свою сторону. Он был заинтересован в прочном тыле, и планы его носили далекоидущий характер.

Упрочивая власть над покоренными землями, каган расселил в Верхней Мезии зависимых от себя словен — мораван, вперемешку с аварами. При этом он отселил или изгнал из окрестностей Сингидуна живших здесь ранее словен, подданных Империи, оставивших селище Апатины. Основной территорией расселения новопришлых словен стали низовья балканской Моравы (ранее Марг), которой они дали принесенное с севера имя. Какая-то часть мораван осталась к северу от Дуная, где их спустя столетия упомянет «Баварский географ». Скорее всего, мораване по обе стороны реки сохраняли политическое единство — в описываемый период под верховной властью аварского кагана.

Одно из ранних (конца VI в.) поселений мораван разместилось в самых предместьях Сингидуна — в Винче, на площади современного Белграда. Другое известно собственно на Мораве, в Слатине. В селищах, устроенных по правилам славянского домостроительства, преобладает гончарная керамика[291]. Словене — преимущественно пришедшие с аварами мужчины-воины — смешивались с местными жителями. При этом перенимались многие культурные традиции. Политика кагана, направленная на привлечение симпатий местных селян, приносила какие-то плоды.

Основная масса словен после захвата Верхней Мезии отделилась от кагана. Лишенные возможности поживиться и массово осесть в провинции, населению которой был дарован мир, они устремились на юг, в Элладу. С ними шла какая-то небольшая часть авар, чье участие в последующих событиях не кажется значительным — источники говорят, прежде всего, о словенах.

Вторгшись в Ахайю, словене и авары подступили к Коринфу — и на этот раз наконец город пал. Жители Коринфа спаслись бегством на остров Эгина в Эгейском море. Город был подожжен и отчасти разрушен, многие из не успевших бежать граждан погибли. Словене увозили из разграбленных храмов Греции «церковную утварь и большие кивории» целыми возами («крепкими колесницами», по словам Иоанна Эфесского). Киворий из кафедрального собора Коринфа они отправили в дар кагану — тот использовал его «вместо шатра — натянул и укрепил и под ним сидел»[292].

Коринф, прежде надежный ключ к Пелопоннесу в руках Империи, теперь перешел в руки «варваров». Они не стали разрушать захваченный город и сразу принялись его обживать. Следы славянской культуры в Коринфе скудны, но они есть. Известно трупоположение с пражскими сосудами, найдены серьги антского типа[293]. В городе осталось какое-то число авар и словен (в основном словен, причем обоего пола).

Занятие «варварами» Коринфа вызвало панику на Пелопоннесе. Спартанцы, ожидая их вторжения, начали переселяться в труднодоступную приморскую крепость Монемвасия, основанную при Юстиниане[294]. Однако Маврикий, среди поднявшейся уже в самой столице тревоги, тем не менее попытался помочь и Элладе. Стремясь оттянуть силы словен и лишить кагана союзников, он прибег к помощи антов.

С момента возобновления войн с аварами отношения между Империей и антами не могли не улучшиться. Уход тюрок на восток и затяжная война в их огромном каганате лишали антов альтернативы. Между тем аварское влияние из-за сближения авар и словен опасно придвинулось к антским границам.

В первой же, еще совместной с Тиверием, новелле (11 августа 582 г.) Маврикий возвращает титул «Антский»[295]. Речь едва ли шла о каких-то военных успехах, которые могли бы восприниматься как «усмирение» неверных союзников. Скорее Маврикий подчеркивал, что намерен как-либо вернуть антов под «покровительство» Империи.

Время для этого настало уже в следующем году, когда разразилась война с аварами. Притом что союз в известном смысле был небесполезен для антов, их по сложившейся имперской практике пришлось «подкупать». Обновив союз с Империей, анты напали на словен. Земли Мунтении подверглись жестокому опустошению. Анты «подчинили» страну дунайцев, «вывезли добро ее и выжгли ее»[296].

Последствия не заставили себя ждать. Словене действительно скоро узнали о разорении родных мест — но ответный удар нанесли не по далеким антам, а по ромеям, которых справедливо винили в случившемся. «Многие тысячи» словен, собравшись в единую рать, с опустошением ринулись на Константинополь. Меры, спешно принятые императором еще после начала военных действий в Мезии, помогли — словене «не смогли подняться и захватить царственный град». Отбитое от Длинных Стен, словенское войско устремилось к Анхиалу. Этот приморский город во Фракии являлся важной крепостью. Неподалеку находилось место отдыха и лечения знатных ромеев — прославленные термы над горячими источниками. Туда же «тотчас» после Август пошел и каган. Таким образом, обе армии вторжения соединились в Западной Фракии, на черноморском побережье[297].

Гарнизон Анхиала упорно защищался. Когда многие защитники погибли, воины кагана пробили брешь в стене и ворвались в город. Авары и их союзники предали разграблению и сам Анхиал, и его округу[298]. Было много разрушений. Знаменитые термы спасло лишь то, что в них помылись жены аварского владыки[299]. Когда-то после посещения терм жена Тиверия пожертвовала церкви в Анхиале императорские пурпурные одеяния. Найдя царский пурпур при разграблении храма, каган облачился в него со словами: «Желает этого царь ромеев или не желает, но вот царство отдано мне!»[300]

В этом дерзком заявлении имелась немалая доля истины. Авары и словене хозяйничали почти повсюду вне Длинных Стен. Не подвергшиеся нашествию Пелопоннес и Далмация, фактически отрезанные от Константинополя, могли сообщаться со столицей лишь по морю. В таком же положении находилась Фессалоника. В условиях безуспешно длящейся Персидской войны у Маврикия не оставалось иного выбора, кроме поисков мира. В конце 583 или начале 584 г. к кагану в Анхиал прибыли ромейские послы Элпидий и Коментиол. Каган отказал в перемирии и грозил «срыть» Длинные Стены. Коментиол, упрекавший кагана в нарушении прежнего договора, испытал его гнев и подвергся заключению. Послам с трудом удалось избегнуть смерти[301].

В условиях длящейся войны словенские набеги и расселение почти беспрепятственно продолжались. Иоанн Эфесский так описывает ситуацию 584 г.: «И доселе, благодаря тому, что царь был занят персидской войной и все свои войска посылал на восток — именно поэтому, — они растеклись по земле и живут на ней и теперь распространились на ней. Пока Бог на их стороне, они, конечно же, и опустошают, и жгут, и грабят вплоть до стены до внешней: и все царские табуны, многие тысячи, и все остальное. И вот, даже и доныне… они располагаются и сидят в этих ромейских пределах. Без заботы и страха захватывают пленных, убивают и жгут. И они обогатились и приобрели золото, и серебро, и табуны лошадей, и много оружия. И они выучились воевать лучше, чем ромеи…»[302]

Достойно замечания, что именно нашествие 580-х гг. сыграло важнейшую роль в обогащении дунайских словен и, соответственно, в имущественном расслоении словенского общества. Последствия этого мы могли наблюдать на материалах могильника Сэрата-Монтеору и других памятников. Отметим также слова о военном деле — при осаде словенами Фессалоники в 586 г. ромеям действительно пришлось удостовериться в их новых военных навыках. Именно в это время они овладевают передовой осадной техникой.

Лишь в ходе второго посольства (584 г.) Элпидию удалось склонить кагана к миру. Мирный договор заключался, по сути, на условиях авар. Дань, выплачиваемая Маврикием, увеличивалась до 100 тысяч номисм. «Небрежность» в выплате автоматически влекла за собой немедленное возобновление военных действий[303]. После заключения мира каган отвел авар из пределов Империи. Однако он не освободил всех захваченных территорий. В Верхней Мезии расселялись мораване, подданные кагана. Коринф также остался за «варварами».

С каганом ушла некоторая часть словен, не нашедших себе места в ромейских владениях и не желавшая возвращаться в Мунтению. Многим после разорительного набега антов было просто некуда возвращаться. Каган расселил новых подвластных словен в древнем Норике. Эти земли он подчинил себе как раз около этого времени — не исключено, что как раз их руками[304].

Воспоминания о приходе с востока после долгих поисков плодородной, пригодной для жизни земли сохранились в позднем словенском предании. Здесь вытесненным из благодатных родных мест перенаселением предкам словенцев покровительница-«богиня» дает зерно, которое прорастает лишь в Словении[305]. Отражается в словенском фольклоре и былая зависимость словенцев от авар — правда, смешивающихся в народной памяти с гуннами Аттилы. Последний рисуется как угнетатель и покоритель жителей Словении. Предания повествуют о его победе над местным правителем — «графом Коцяном» из Градища или некоей «словенской владарицей», которые оказываются бессильны оказать сопротивление превосходящим полчищам врага. Притом Аттила выступает персонажем совершенно мифологическим — то как псоглавец, то как живой мертвец[306].