Поединок соперниц - Симона Вилар

Приняв у служанки окованный серебром рог, она с поклоном протянула его мне.

— За ваше возвращение домой, сэр Эдгар.

Чтобы показать, что вино не отравлено, она первой сделала глоток. Я же с удовольствием допил родной пенный эль и проследовал в дом. Всю его центральную часть занимал обширный зал. Пол был глинобитный, посредине располагались два больших открытых очага на каменных подиумах. В них горел огонь, дым поднимался к открытым наверху отдушинам. Сам зал был такой ширины, что поперечные балки подпирались резными столбами — это создавало впечатление, словно мы в храме. На стенах под скатами кровли располагался ряд окон, закрытых сейчас ставнями, как и полагалось в холодное время. Вдоль них шли галереи на подпорах, на которые выводили двери из боковых покоев и спален.

Здесь уже все приготовили к моему приезду. Столешницы сняли со стен и установили на козлах. Главный — «верхний» стол помещался на небольшом возвышении в центре и был накрыт скатертью, за ним виднелось кресло хозяина поместья — я тотчас узнал любимое отцовское, с высокой округлой спинкой. На стене за ним распластался красно-черный ковер из тех, что я привез с Востока.

Леди Риган проследила за моим взглядом и, похоже, смутилась.

— Я не имела права вешать его здесь без вашего позволения. Но когда я распаковывала товары, то решила, что там ему будет самое место — и от копоти очагов далеко, и как раз на виду. Но если вы прикажете убрать, я выполню вашу волю.

Я поблагодарил ее, заметив, что и сам распорядился бы так же. Эта вдова, не родившая ребенка, чувствовала себя лишней в доме, куда вернулся его настоящий хозяин. По саксонскому обычаю я должен был выделить ей ее вдовью часть наследства, по нормандскому — только вернуть приданое. Но свое приданое она превратила в Гронвуд, и я не знал, как мне заговорить об этом.

Риган вела себя несколько нервно — то начинала привычно распоряжаться, то вдруг принималась спрашивать моего разрешения на все подряд. Узнав, что я хочу обмыться с дороги, она тут же отвела меня в боковой придел дома, где уже была приготовлена лохань, а на огне грелись котлы с водой. По традиции хозяйка дома мыла гостя. Но я был и гость, и хозяин, а она госпожа, оказавшаяся в роли приживалки. Поэтому мы не знали, как себя вести, пока я в конце концов не разделся и не сел в лохань. И тут заметил, что Риган стоит в углу, прижав к себе кувшин. Она так глядела на меня, что я смутился. И скрыл смущение за скабрезной усмешкой.

— Что, вам есть на что поглядеть, миледи?

Это было грубо и зло. Риган залилась краской.

— Я просто… — она набрала в грудь побольше воздуха. — Я никогда не видела такого сильного мужчину.

Она добавила в лохань ароматной воды и, не глядя на меня, стала намыливать ветошь.

— Вы очень похожи лицом с Этельстаном, сэр, — негромко заговорила она через минуту. — Когда вы только въехали во двор и сняли шлем, мне даже плохо стало, так вы похожи. Но он всегда был таким мальчиком, мой милый муж… — совсем тихо докончила она.

Я молчал. Сам помнил, что Этельстан был слабым и болезненным. Риган же была крепкой, здоровой женщиной. Почему же она не понесла от него?

— Сколько лет вы прожили с моим братом?

— Три года. И это были лучшие годы в моей жизни.

И это говорила женщина, проведшая жизнь при дворе знатных особ и, по слухам, наперсница и подруга императрицы Матильды. Выходит, все это ничего не значит по сравнению с жизнью в старом бурге вместе с больным мужем и ворчливым свекром.

Но все же я был циником, и в голову полезли всякие подозрения: я походил на Этельстана, но я здоров, крепок, я стал хозяином в усадьбе, которую она три года считала своей. А у норманнов есть обычай, по которому один из братьев умершего должен жениться на его вдове, если не хочет, чтобы ее приданое или вдовья часть ушли из семьи. Не рассчитывает ли на это Риган? И чтобы расставить все по местам, я сказал, что помолвлен с единокровной сестрой ее былой госпожи, Бэртрадой.

Леди Риган особо не удивилась, но в ее голосе прозвучала некая насмешка:

— О, эта принцесса… Все говорили, что она отменная мастерица вышивать гобелены.

— И это все, что вы можете сказать?

— А зачем? Не я же женюсь на ней.

— Но, похоже, вы не одобряете мой выбор?

— При чем тут мое мнение? Но что для Армстронгов великая честь породниться со своим королем — это бесспорно.

Она насухо вытерла мне голову, дала простыню для растирания и вышла. И все же у меня сложилось мнение, что она что-то недоговаривает.

Вечером я восседал во главе стола и поедал приготовленные в честь моего возвращения яства. Чего тут только не было: норфолкская копченая сельдь, форель, тушенная в белом вине с укропом и тмином, жареные карпы, нежно-розовая лососина, пироги с устрицами из залива Уош. Были и густые каши с сушеными фруктами, гороховое пюре, маринованные грибы. Прекрасен был и десерт — коврижки с орехами, большое блюдо печеных яблок, залитых горячим медом, всевозможные коржи, печенье с цукатами. А напитки — сидр, вино, пенный темный эль, домашние настойки из фруктов на травах.

Я был доволен и не скрывал этого. Я беседовал со старыми слугами, помнившими меня еще ребенком, шутил с молоденькими служанками, хлопал по плечам крепких парней-челядинцев. Возможно, кто-то осудил бы меня за то, что я так запросто держался с челядью. Но я сакс, а у нас принято, чтобы слуги не только почитали, но и любили своего господина, и я не желал ничего менять в старом порядке.

Прежде чем принять обязанности шерифа графства, я хотел немного передохнуть, осмотреться и уделить время хозяйству. Моего отца всегда утомляло это занятие, и дела он вел из рук вон плохо. Однако мой брат был куда более рачительным хозяином, и имение оказалось в лучшем состоянии, чем я рассчитывал. К тому же у брата имелась прекрасная помощница в лице супруги. Я понял это, когда она принесла свитки записей по хозяйству. Дела содержались в полном порядке. Здесь приводились цифры доходов и расходов, сведения, сколько бушелей [21]проса, пшеницы и ржи собрано, сколько семян отложено и где продавались излишки. Были и записи о доходах от продажи льна и шерсти, отмечалось, что закуплено на рынках и что хранится в кладовых.

Поначалу Риган отнеслась к моему желанию вникнуть во все с некоторым предубеждением, словно я вмешивался в то, что она считала своей прерогативой. Но постепенно мы договорились, наше общение стало более непринужденным.

Я поделился с леди Риган своими планами начать сеять с осени бобы и горох и ввести четырехпольную систему; затем следовало бы вместо старых водяных мельниц возвести ветряные, по образцу виденных мною на Востоке — на равнинных землях Норфолкшира они будут прекрасно работать. Да и с пахотой на быках пора покончить — с тех пор как в Нормандии появились хомуты, лошади уже не так надрываются на грудном ремне. Риган внимательно выслушивала меня, давала дельные советы. Однако меня по— прежнему волновал вопрос о гронвудских землях и о том, как она намерена ими распорядиться. Я узнал, что Этельстан уже приступил к возведению замка, причем сделал немало, и мне не терпелось отправиться туда, чтобы увидеть все воочию.