Плозия - Александр Геннадьевич Рындин

потолок и пол пошли трещинами, из них тоже сочился свет. Помещение начало расползаться по швам. И я чувствовал жуткую боль в голове, такую, словно мой мозг подобным же образом разрывало на части. Толчки лишь усиливались, все пациенты и весь персонал истошно вопили от ужаса, эти крики слились в унисон, включая мой крик, крик главврача, крик девы-целителя. Затем звук изменился, он превратился в гул, от сильнейшего приступа мигрени и необычайно яркого света, лившегося отовсюду, я закрыл глаза и не открывал их, пока боль, гул и землетрясение не стихли.

Мне стало легче, самое страшное прошло, и я постепенно открыл глаза. Повсюду был свет, но уже не такой яркий. Мисс В, главврач, желтый дом – все исчезло, я был один, сидел на диване, стоявшем на абсолютно пустом месте, белом пятне. Я огляделся и никого не увидел, а потом услышал знакомый голос Вергилия:

– Ну что, дружище, кажется, получилось. – я не увидел его поначалу, а потом вдруг осознал, что он сидит рядом со мной на диване, где только что сидела леди-доктор.

– Что получилось? – недоумевал я. Только что все было ясно, а теперь снова творилась какая-то чепуха.

– Я освободил тебя, как и обещал. – сказал он, улыбнувшись.

– Когда ты мне это обещал? – спросил я.

– Ну, технически, я дал слово самому себе, но, поверь, так лучше для нас обоих. – все еще улыбаясь, сказал голова-горшок.

– Ничего не понимаю, – прошептал я, в отчаянии схватившись за голову.

– Ну-ну, хватит драматизировать, – примирительно произнес Вергилий своим чарующим голосом. – Это нормально, ты попал в сети.

– В сети? Какие еще сети?! – воскликнул я. – Что за чушь ты несешь?! Я отказался от тебя, я прогнал тебя, тебя не существует!

Вергилий молча улыбался, а потом сказал:

– Не ты прогнал меня, друг мой, эта реальность сделала это за тебя.

– Что?! Я не понимаю, что ты говоришь! Это какое-то безумие! – не унимался я.

– Возможно, – спокойно сказал голова-горшок, – «в этом мире они называют это «безумием»» – так, кажется, ты писал?

Я понял, о чем он говорил, но сильно легче от этого не стало:

– Слушай, Вергилий, – начал я, – пожалуйста, отпусти меня, я принял свою судьбу, я знаю, что сделал, я не хочу больше бежать.

– Друг мой! – сказал голова-горшок, – не неси чепухи! Все, что случилось, не более чем фантазия! Ты – вольная птица, ты – свободный дух, ты существуешь вне контекста повседневности. Пойми, я не пытаюсь обмануть тебя или обольстить безумными речами. Я такой же реальный человек, как и ты, и бываю косноязычен, но меня освободил ты, и я делаю то же для тебя!

– О чем ты говоришь? – обреченно спросил я.

– Я уже говорил тебе, вероятно, я допустил ошибку тогда. Я хотел преподнести это не напрямую, хотел, чтобы ты сам вспомнил, но все же поступил поспешно, и ты испугался, в результате этот мирок втянул тебя обратно. Я оставил тебе подсказки: бесконечный коридор, пациент в столовой, а что и говорить о постоянных противоречиях вокруг. Я намеренно делал этот мир странным, вносил сумятицу и хаос в распорядок, я пришел за тобой собственноручно и искривил пространство и время, чтобы открыть тебе глаза, но эта реальность сопротивлялась. Любой мир похож на болото или зыбучие пески: остановишься на месте слишком долго, и тебя затянет. Поэтому, в конечном счете, я отступился, чтобы ослабить его бдительность, а затем использовал все силы, какие у меня были, чтобы вырвать тебя оттуда. Пришлось взорвать его, чтобы все сработало.

Я молча слушал, недоумевая, и сказал:

– Ты понимаешь, насколько нелепо все это звучит?

– Хахахах, да, поверь, лучше, чем ты думаешь, – весело проговорил Вергилий.

– Ты хочешь сказать, что только что взорвал этот мир?

– Ну да. А ты не видишь? – сказав это, он обвел руками пустынно-белое пространство вокруг, мы будто находились на поверхности бескрайнего листа А4. Вергилий, я и диван из кабинета моего лечащего врача.

Глава 17.

А дальше голова-горшок рассказывает мне историю, которую когда-то рассказал ему я. Он говорит, что существует бесконечное множество реальностей, измерений, миров, некоторые из них больше, другие меньше. Некоторые сложнее, другие проще. Все мы, каждый из нас, являемся уроженцами какого-либо из них. Чем ограниченнее родной мир, тем ограниченнее наше восприятие, наше изначальное мировоззрение. Но, будучи существами, наделенными разумом, мы можем расширять кругозор, можем выходить за пределы повседневности. У некоторых, таких, как я и он, есть к этому дар, другим сложнее, если вообще возможно этого достичь.

Суть в том, что, преодолев физические ограничения тела, а также так называемый «диктат реальности» (по словам Вергилия, термин, по меньшей мере в данном контексте, введен мной), мы можем освободиться, стать неприкаянными путниками, бездомными бродягами или же «свободными духами», «вольными птицами». Став таковыми, мы можем путешествовать по бескрайним просторам пространства и времени, бесконечным измерениям Вселенной и быть ни к чему не привязанными.

Но у всего есть обратная сторона: есть теория (также озвученная мной, по словам головы-горшка), что человеку на самом деле не нужна такая абсолютная свобода, подсознательно он всегда будет хотеть «осесть» где-нибудь, а лучше – вернуться домой. В такие моменты надо бороться с инстинктом: это всего лишь малодушие несовершенного продукта эволюции, стремление быть в рамках своего вида, в рамках своей обыденной рутины. Однако звонком к пробуждению служит экзистенциальная тоска, депрессия, которая время от времени всех нас одолевает. Обычно люди отвлекают себя чем-нибудь, и это помогает им, помогает им дотянуть до смерти, сохранив иллюзию полноценности и удовлетворенности. На самом же деле это заблуждение, ибо главная ценность – свобода. Причем свобода абсолютная.

Такова теоретическая основа нашего с Вергилием необычного образа жизни. Дальше больше, он говорит мне, что однажды я, путешествуя по маленьким любопытным миркам, оказался в таком, куда в тот момент случайно во сне попал Вергилий. Вергилий же изначально был продуктом той реальности, которую он только что уничтожил, спасая меня. Я, в свою очередь, застрял в ней позже, пытаясь вытащить его.

Когда в том подполе я прервал чтение головы-горшка, он как раз подбирался к части рассказа, в которой, слушая меня, как ему казалось, находясь во сне, он не на шутку испугался и «проснулся» в свой мир. Но, заметив в нем потенциал, я не мог оставить его прозябать там, а потому проследовал за ним и угодил в ловушку.