Броненосец «Слава». Непобежденный герой Моонзунда - Сергей Виноградов

Сколько было принято угля, в журнале не отмечается, но по значениям осадки до и после погрузки (до — носом/кормой 25 фут 3 дм / 27 фут 2 дм, после — 26 фут 10 дм/27 фут 7 дм) можно подсчитать, что за 9 часов было погружено 652 т. Скорость погрузки (порядка 70 т в час) была, таким образом, средней — случалось грузить и вдвое более интенсивно. [101]

В тот самый момент, когда матросы на «Славе» после погрузки занимались приборкой корабля и отправлялись мыться, её собратья по Гардемаринскому отряду, держась на входном фарватере, производили бомбардировку Михайловского острова. К 9 часам вечера мятежники сдались, «Цесаревич» и «Богатырь» прекратили огонь, а «Славе» поступил приказ выйти на присоединение к отряду. В 21.15 линкор снялся с якоря и вышел по назначению. [102]

На следующее утро, в 7.20, с «Цесаревича» поступила радиограмма: «Славе» стать на якорь у маяка Эрансгрунд. В 10.00 линкор отдал якорь у маяка и застопорил машины. Команду, для занятия людей, целый день купали в море. Только к вечеру было разрешено войти на внутренний рейд Гельсингфорса, куда втянулись и стали в 19.25 на левый якорь. Корабль соединили с берегом прямым проводом, для охраны на ночь спустили паровой катер с экипажем из унтер-офицеров. Вечером 20-го «Цесаревич» и «Богатырь» вышли на внешний рейд и стали там на якорь.

«Слава» простояла на внутреннем рейде до полудня 23 июля. Было приказано готовиться к переходу в Ревель, где начинались следствие и суд над мятежниками Кронштадта, Свеаборга и «Памяти Азова». В 15.00 дали, пройдя пролив Густавсверт, полный ход, причём в условиях плохой видимости (сильный шквал с дождём) коснулись отмели правым бортом, пробили водяную тревогу. В 19.20 Гардемаринский отряд стал на якорь на Ревельском рейде. На «Славе» для осмотра днища сразу спустился водолазный офицер мичман В. Д. Яковлев. Осмотрев место касания, он доложил, что помят правый боковой киль, других повреждений не было. Обошлось без течи — переборка выдержала, и, сберегая время, в док решили не становиться.

На следующий день на корабль приезжал начальник отряда капитан 1 ранга И. Ф. Бострем и поздравлял команду, выстроенную по большому сбору, с судовым праздником. В Ревеле корабли простояли 18 суток. Силами отряда были обеспечены следствие, суд и исполнение приговора над зачинщиками (расстреляны 17 человек за июльские выступления в Кронштадте, столько же — за Свеаборг и 18 по делу «Памяти Азова»). Офицер «Богатыря» невесело писал по этому поводу: «Во всех этих тяжёлых и неприятных историях отряд наших судов принимал деятельное участие, исполняя честно свой долг». [103]

Лишь 5 августа в 5 часов утра, сразу после расстрела «азовцев», отряд снялся с якоря и перешёл в Балтийский порт. Перемена места была сочтена, возможно, необходимой для отвлечения команд кораблей от нервозной атмосферы стоянки в Ревеле и стремлением занять матросов обязанностями походных будней. В воскресенье 6 августа лейтенант А. В. Витгефт записал в вахтенном журнале: «При отваливании 3-го парового катера у машиниста Виноградова сорвало сильным порывом фуражку [ветер был с веста, 6 баллов], которая утонула». [104] Подобная запись позволяла несчастливцу рассчитывать на получение замены.

7 августа в 2 часа пополуночи «Слава» и «Цесаревич» снялись и пошли в Биорке-зунд, где и стали на якорь на траверзе маяка Веркоматала. В командах, надо полагать, всё ещё имелись неблагонадёжные, поскольку, когда 9 августа корабли перешли в Кронштадт, со «Славы» было списано 60 нижних чинов.

В вахтенном журнале в отношении их места назначения употребляется термин «в экипажи», однако здесь же отмечается, что «при посадке в шлюпку конвойным при арестованном марсовом Уточкине утоплен штык 3-линейной винтовки». Поскольку «марсовый Уточкин» фигурирует в перечне списанных без пометки «арестованный», это позволяет расценивать все 60 человек как взятых под стражу, иначе зачем бы при их свозе потребовался конвой с винтовками? [105]

В Кронштадте закончили последние исправления и приготовления к походу. С 9 по 14 августа мастеровые Общества электромеханических сооружений (б. «Дюфлон и Константинович») заменили 120 метров 27-жильного броневого кабеля от поста управления электрическим приводом руля в боевой рубке до распределительного поста управления по бортовому коридору правого борта. У кабеля были замечены «сообщение с корпусом и между собой всех 27 жил и разрывы в свинцовой оболочке». [106]

После всех тяжёлых событий июля — августа подготовку к предстоящему заграничному походу на кораблях отряда воспринимали с нескрываемым энтузиазмом. 20 августа, после произведённого накануне императорского смотра, «Слава» в составе отряда ушла из Кронштадта в заграничное плавание. Так начался 5-летний период дальних океанских походов линкора, во время которых он побывал по всех омывающих европейский континент водах — от Арктики до Эгейского моря.

На параллели Либавы начальник отряда контр-адмирал И. Ф. Бострем поднял сигнал: «Поздравляю отряд с выходом в совместное плавание». На кораблях приободрились — далёкое плавание сулило массу ярких впечатлений в далёких морях и странах, особенно желанных после трагических событий на Родине последних месяцев. Участник похода с нескрываемой радостью писал об открывающихся надеждах: «Кончились тяжёлые нравственные испытания, ниспосланные судьбой молодому отряду. Бодро смотря вперёд, отряд направился в путь». [107]

23 августа в 10 часов утра при ясной солнечной погоде отряд вошёл в Кильскую бухту. Приняв лоцмана и отсалютовав нации, вошли на рейд Киля, где уже были приготовлены места вблизи от города. В. А. Белли, в качестве гардемарина совершавший своё первое плавание, впоследствии вспоминал: «Всё захватывающе интересно. В обширной Кильской бухте стоит на якорях и бочках весь германский флот, в несколько колонн по эскадрам. Подтянутые, безупречно чистые, во всём порядок и дисциплина. И вот сюда приплелись мы — три корабля, единственно плавающие остатки когда-то, совсем ещё недавно, могучего (правда, это оказалось только на бумаге) Русского флота, занимавшего третье место в мире по величине и силе после английского и французского. Германские корабли выкрашены в светло-серую краску под цвет воды Балтийского и Северного морей, а наши — в грязно-защитную краску по нелепому признаку — под цвет берегов…

Внешность наших кораблей вообще была не блестящей. Не особенно опрятные, с мало дисциплинированными командами, они вряд ли производили на немцев особенно благоприятное впечатление. А главное, неминуемая предвзятость, ведь минуло немногим больше года с цусимского разгрома. Но музыка на „Цесаревиче“ и на германских кораблях гремела гимнами — русским и германским — и маршами. Картина с морской точки зрения, конечно, изумительная». [108]

В Киле отряд простоял неделю. Это время было посвящено погрузке угля с пришедшего из Англии угольного парохода, осмотру заводов и военного порта, приборке и пополнению запасов свежей провизии.

29 августа покинули гостеприимный порт, который оставил по себе у всех самое лучшее впечатление. На каждом корабле шло по лоцману-датчанину для прохода Бельтом и проливом Каттегат. Пройдя Каттегат, направились к мысу Скаген, где высадили лоцманов и взяли курс на Берген. Скагеррак и Северное море, славящиеся своими бурными погодами, на этот раз мирно приняли корабли. 31 августа открылись высокие скалистые берега Норвегии. Приняв лоцманов, вошли во фьорд, ведущий к Бергену. Сравнительно узкий извилистый фарватер очень напомнил русским морякам финляндские шхеры — те же угрюмые скалы, поросшие сосной и покрытые мхом. Через полтора часа вошли на рейд, в глубине которого раскинулся город. Постановка на якорь не прошла гладко: на «Славе» «от неисправности шпиля» канат соскочил с него и лопнул — на 50-саженную глубину ушли и якорь, и цепь. Однако портовые службы оперативно вытралили пропажу, так что к уходу на «Славе» все якоря вновь были в наличии. [109]

Не успели стать на якорь, как со всех сторон к кораблям устремились на десятках лодок местные жители, наперебой предлагая свои услуги. Доходило до курьёзов. Очевидец вспоминал: «Тут и там прачки, назойливо пристающие к вам с рекомендательным письмом от раньше посещавших порт русских судов, поставщики военных припасов, представители угольных складов. Все они пристают к офицерам, прося у них заказов. Часто попадаются, особенно у прачек, весьма курьёзные рекомендации: „У этой прачки хорошенькая дочка, но бельё стирает отвратительно“, или просто „кто отдаст в стирку бельё подательнице сего, получит назад одни лохмотья“». [110] Во время стоянки в Бергене приняли полный запас угля для предстоящего похода к Мурману, увольняли на берег команду, пополнили запас свежей провизии. В воскресенье разрешили горожанам осмотреть корабли отряда. Оба линкора и крейсер были наводнены публикой, но особый ажиотаж выпал на долю прошедшего войну «Цесаревича» — на нём «творилось нечто невообразимое, на корабле яблоку негде было упасть». Русский вицеконсул устроил в лучшем городском отеле пышный обед для офицеров отряда, во время которого играл оркестр.