Орден Святого Бестселлера, или Выйти в тираж - Генри Олди

– Ваши кумиры и «антигерои»?..

– Уважаю талант, преклоняюсь перед добротой, восхищаюсь любовью. Потрясен искренностью, умением прощать, бескорыстием. Ненавижу ложь, подлость, предательство. Брезглив к гордыне. Терпеть не могу снобизм. Вот они: кумиры и антигерои.

– Насколько безопасен «переход» в вымышленный мир? Ведь известно, что чрезмерное увлечение фэнтези ставило в смешное положение не только большие группы людей, но и целые страны.

– Чрезмерное увлечение творчеством Карла Маркса тоже поставило целую страну в весьма пикантную ситуацию. И миллионы дружно маршировали в «вымышленный мир», скандируя цитаты из классиков. В сущности, львиная доля шизофреников и параноиков «поехала крышей» отнюдь не от слишком обильного чтения…

– Есть типичные для определенных авторов сквозные герои. Кто они для Вас?

– Человек Упрямый. Одним писателям важен Человек Слабый – беды, терзания, комплексы «твари дрожащей». Другие, справедливо возразив: «…или право имею?!», пишут о Человеке Сильном, идущем напролом. Третьи волокут Человека Страдающего мордой по всем лужам, и к финалу он худо-бедно выпутывается. У меня же, если героя волокут по лужам, он пытается брыкаться, но не потому, что сильный, а потому, что упрямый. Не способный, подобно Сильному, тупо лезть по головам, мой герой так же не способен, как Слабый, упиваться рефлексией по поводу каждого раздавленного таракана в контексте гармонии мироздания.

– Не хотелось ли попробовать силы в жанре «славянской фэнтези»?

– В ближайших планах – «цыганский детектив», «китайская трагедия» и «арийский фарс». Потом намечены «зулусская утопия» и «еврейский киберпанк»! И лишь после…

– Многие любители фантастики, уверенные, что «сами написали бы не хуже», представляют жизнь писателя как ассорти из непыльной работы, встреч с поклонниками и перепархивания с презентации на свидание с издателями. А на самом деле?

– Это не любители. Если они кого и любят, так это исключительно себя. Который все на свете сделал бы не хуже, будь у него время вынуть палец из носу и оторвать афедрон от дивана. Их представления – мечта о себе, любимом, порхающем и раздающем автографы. Я не стану спорить. Я просто предложу любому желающему: напиши абзац, интересный хотя бы десятку человек. Второй абзац. Десятый. Сотый. Пробейся в издательство. Дождись выхода книги. Искупайся в потоке нечистот, вылитых «знающими, что они не хуже». Поживи лет пять-шесть без средств к существованию. Убеди жену и тещу, что так необходимо. Выдержи бунт родственников. И ночами пусть по твоей комнате побродят гневные персонажи, будя и требуя немедленного воплощения.

Почувствуй себя творцом со всеми вытекающими.

Тогда поговорим с глазу на глаз.

– В чем в настоящий момент специфика фантастики?

– В мудрствовании лукавом. Ее, родимую, ставят углом снаружи (звездолеты-драконы – налево, равнение на рынок; Гоголь, Гомер, Гофман – направо, музейный экспонат на букву «Г», руками не трогать!); ее, матушку, кромсают изнутри (НФ, Fantasy, Science Fantasy, киберпанк, турбореализм (куда дракона в звездолет суешь? Стоять! Не положено!)… Вдумайтесь: фантазия в ежовых рукавицах «литературоедения»!.. Ах да, Оруэлла у нас тоже отобрали.

Вот такая специфика, однако, а в остальном – все как у людей.

– Что Вас больше всего раздражает и радует в современном литературном процессе?

– Раздражают безумцы, пытающиеся «возглавить и направить». Как Ксеркс однажды пытался высечь море. Радует невозможность «возглавить и направить». Ибо море всегда свободно.

– Однажды Вы сказали: «Конец света происходит каждый миг…» Что это – «Memento mori!» или выдумка начинается там, где кончается реальность?

– Каждый миг настоящее становится прошлым, а будущее – настоящим. Конец одного мира, начало другого. Большинству людей, увы, на это плевать. Им кажется, что настоящее неподвижно. Что хорошо было бы заглянуть вперед, что полезно обернуться назад… Большинство так и живет: позади (воспоминаниями) или впереди (мечтами). Но человеческое счастье заключается в двух словах: «Мы меняемся».

– Велика ли роль личных жизненных впечатлений в творчестве фантаста?

– За других не расписываюсь, а я ни о чем другом и не пишу – только о личных жизненных впечатлениях. Вот такие у меня впечатления от этой жизни.

– Не вредит ли фантастике излишняя ориентированность на «массовку»?

– Каждому человеческому селению положен сказитель, по вечерам рассказывающий увлекательные истории о богах и героях, о плутах и веселых вдовушках, а односельчане слушают. Незаметно для самих себя делая выводы: оказывается, любовь – далеко не всегда потная возня на сеновале; благочестие – не снаружи, а внутри; ненависть – плохой советчик; зависть в первую очередь съедает самого завистника, а дурак – это, возможно, не общепризнанный юродивый, а ты сам, со всей своей мелкой мудростью…

– Вы «коммерческий» автор. Чувствуете ли ответственность за тех, «кого приручили»? Что дает Вам понимание факта: я, как говорится, вышел в тираж? Ведь реальные последствия…

– И ты?! И ты, сволочь?!.

(Дальше неразборчиво вследствие повреждения диктофона.)

XIV. Хокку «Близясь к просветлению, размышляю в соснах»

Постигни дзен!Ударь эстетаНогой по яйцам.

XV. «Харакири по-польских», насильственная компенсация и немой годзилла

Я говорю о наспех сляпанной на продажу писанине, а мне толкуют о крови сердца, а? Договор с мамоной вы кровью сердца подписываете?..

…растащили, увели журналюгу, из рук вырвали, не дали, не позволили!.. дайте, дайте вмазать, глотнуть, хлебнуть фунт лиха, Эдик, зараза, почему ты уехал в Хайфу, Эдик, мне тебя не хватает, помнишь, как мы под шашлычок и вдохновенье, эти козлы, Эдик, они рогатые, у них душа сальной коростой заплыла, ты представляешь, этот мужеложец пишет: «Ваши слова вызывают у меня подозрение о том, что Вы недостаточно ознакомлены с литературой сего мира для того, чтобы полагать, что невозможность или затрудненность восприятия Вами какого-либо текста является убедительным свидетельством отсутствия стиля…», – ты понял © Майор Петров, он считает свое сальто раком прогнувшись за наличие стиля, нет, ты понял, он в белом фраке мехом наружу, в белых тапках, а я в «белочке», я теряюсь с ответом, базарить глупо, стыдно, но в боку дырка, и оттуда течет; да, Наташа, помню, конечно, мы согласились, что на хрен никому не нужны, а Борух смеялся тихо и печально, и через три месяца – некролог, никому на хрен не нужный, одна яма, насквозь, через печень штыковой лопатой, и пластинка заела, пилит старухой поперек: «Над опальной могилой поэта в ночи продавать его книги сошлись толкачи…»; детка, я еще недостаточно стар, чтоб любить школьниц, пойми, детка, тебе хорошо, ты ценишь слоганы и глянец, тебе чихать на язвы под корешком, говоришь, что папы и должны шарахаться от драйва, но я не папа, я всажу, детка, и пойду от вражьего тела с песнею, как шутил Владимир Владимирович, лелея морковку в петлице, нет, не друг, нет, не мой друг и не коллега, он застрелился, когда его достали такие детки, как ты, давай споем в терцию, вот гитара, я подстроюсь, трезвый, я еще слышу, когда диез ломает струну, ну, хором: жили-были попугаи, попугаи-молодцы, крали в стаде попугаи каждый день по три овцы, пили водку попугаи, заедали калачом, как их только не ругали – все им было нипочем…