Тайный заговор - Филипп Ванденберг

— Хорошо, — по-прежнему спокойно ответил Бродка. — Первое время Жюльетт поживет у меня. Думаю, так будет лучше для всех сторон — дабы не возникало конфликтов.

На другом конце провода раздался деланный смех, в котором смешались гнев и горечь. Отсмеявшись, профессор поучительным тоном сказал:

— Мой дорогой молодой друг, мы с вами говорим не о любви и конфликтах.

— А о чем?

— Исключительно о деньгах.

— Простите? — Бродка и Жюльетт удивленно переглянулись.

— Да, — повторил Коллин, — мы говорим о деньгах, дорогой мой. Все в мире имеет свою цену. Или вы считаете по-другому?

— И сколько же я должен заплатить вам за вашу жену? — язвительно поинтересовался Бродка.

После показавшейся им бесконечной паузы Коллин насмешливо ответил:

— Ну вот, я же говорил. Наконец-то вы меня поняли. Ничего в этом мире не дается просто так, даже смерть. Потому что ее цена — жизнь.

На миг Бродка потерял дар речи. Жюльетт была поражена не меньше. Широко раскрыв глаза, она глядела на Бродку. Взяв себя в руки, Бродка сдержанно произнес:

— А если я откажусь? Я имею в виду, что рано или поздно ваш брак все равно развалится.

Ответ профессора был краток:

— Это было бы очень глупо с вашей стороны.

Бродка нахмурился.

— Вы собираетесь нам угрожать?

— Угрожать? Эти слова принадлежат вам, а не мне. Я всего лишь высказал свое скромное мнение, понимаете? И если мы договоримся, я готов оставить вас в покое. Можете забирать мою жену. Она мне больше не нужна. Но сделка обойдется дорого, ведь вы богатый человек…

Жюльетт, не в силах больше выносить этот голос, протянула руку и нажала на рычаг.

Затем они просто смотрели друг на друга и молчали. После довольно продолжительной паузы Бродка спросил:

— Неужели он серьезно думает, что я должен ему заплатить? Вероятно, твой муж опять напился.

Жюльетт отвернулась.

— Я всегда говорила, что Гинрих — старый мерзавец, — сказала она. В ее голосе одновременно звучали злость и печаль.

— Такое же впечатление сложилось и у меня, — пробормотал Бродка. Временами, когда Жюльетт рассказывала ему о своем муже, у него возникали сомнения. Действительно ли Коллин настолько мерзок, как она говорила о нем? К тому же недавняя встреча с профессором в их доме не вызвала у Бродки каких-либо негативных ощущений. Но после этого телефонного разговора он был согласен с мнением Жюльетт.

— Ну ладно, — сказал Александр, присаживаясь на диван. — Все это вписывается в общую картину. Мой полет в Цюрих оказался примерно таким же неприятным, как и твой дражайший супруг. Ужасное путешествие.

Жюльетт села рядом с Бродкой и спросила:

— И что? По крайней мере, ты слетал не напрасно?

Бродка пожал плечами и скривился.

— Если я тебе расскажу, что случилось, — заявил он, — ты мне не поверишь.

— Так что же произошло?

Бродка покачал головой, словно все еще не мог поверить в то, что с ним случилось в Цюрихе.

— Хильда Келлер, лучшая подруга моей матери, — единственная, кто, вероятно, мог бы мне помочь хоть немного разобраться, — потеряла рассудок. Она в клинике. Иногда не узнает даже собственного мужа.

— Хотелось бы мне, чтобы со мной было то же самое, — сказала Жюльетт в приступе черного юмора. — Значит, твое путешествие было напрасным?

Бродка взял пачку писем, лежавшую перед ним на столе, и пролистнул их большим и указательным пальцами правой руки.

— Возможно, и нет, — ответил он. — В одном из писем я нашел странное упоминание об одном человеке… Тебе знакома фамилия Смоленски?

— Смоленски? — Жюльетт подняла голову. — Похоже на польский. А нет ли в Ватикане кардинала Смоленски?

— Именно о нем и говорится в этом письме.

— Но какое отношение он имеет к твоей матери?

Бродка горько рассмеялся.

— Если бы я знал! По крайней мере, в одном из адресованных школьной подруге писем мать пишет, что этот кардинал Смоленски — дьявол во плоти, что она не понимает, «как можно с ней так поступать». Вот, смотри. — Он выудил из пачки письмо, о котором шла речь, вынул его из конверта и протянул Жюльетт.

Прочитав письмо, она вернула его Бродке.

— Что это, во имя всего святого, может значить? — с недоумением на лице спросила Жюльетт. — Надеюсь, ты не обидишься на меня, если я спрошу: в своем ли уме была твоя мать последние годы?

Бродка понимающе кивнул.

— Этот вопрос, Жюльетт, я и сам себе задавал. Насколько я знаю, моя мать была далеко не набожной женщиной. Какое ей дело до этого римского кардинала? Но потом я вспомнил Титуса. Загадочного бывшего священника, с которым я познакомился в Вене. Он утверждал, что раньше был секретарем кардинала курии. Этот Титус намекал мне… что существует некая могущественная организация, к которой он еще недавно принадлежал. Он использовал почти те же слова, что и моя мать. Он сказал, что эти люди более дьяволы, чем сам дьявол.

— И ты думаешь, что этот Титус и твоя мать имели в виду одного и того же человека?

— Не одного и того же человека. Но вероятно, одну и ту же группу лиц. И эта связь с Ватиканом. Может быть, здесь что-то действительно кроется?

— Ты в это веришь?

Если быть честным с самим собой, то Бродке пришлось бы признаться, что проводить параллели между словами Титуса и письмом его матери довольно рискованно.

— Я думаю, что единственный, кто мог бы мне помочь, это Титус.

— Почему бы нам не поехать вместе в Вену и не спросить его?

Бродка заколебался.

— Я больше не хочу ехать в Вену, — сказал он после паузы.

— Но почему? Объясни мне. Это как-то связано с убийством, в котором ты оказался замешан?

— Там было еще кое-что. — Бродка отвернулся. — Эта женщина, которую потом убили… ее натравили на меня. И она почти добралась до меня. Но я клянусь тебе, ничего не было.

— Вообще ничего, совсем?

— Ну да, она была у меня в номере. Но поверь мне, ничего не произошло!

Жюльетт долго смотрела на Бродку.

— Я давно хотел тебе сказать, — снова начал Бродка, — но не отваживался. Я боялся обидеть тебя. Прости меня.

— В таком случае пусть это будет поводом поехать вместе в Вену. Возможно, для нас сейчас лучшего выхода, чем исчезнуть из города на пару дней, просто нет.

— А галерея? — напомнил ей Бродка.

Жюльетт засмеялась.

— Повешу на дверь табличку «Закрыто».

— Ты сделаешь это?

— Я сделаю это.

В Вене весна по-прежнему заставляла себя ждать. Деревья, высаженные вдоль Рингштрассе, стояли без листьев, но небо впервые за несколько недель было ярко-синим. Перед Хофбургом[5] стоял фиакр. Казалось, дни уже стали немного длиннее.

Бродка и Жюльетт остановились в «Гранд-отеле», что вызвало у Александра некоторое смущение. Но портье, господин Эрих, заметно поднял ему настроение, почтительно поприветствовав Жюльетт словами:

— Целую ручку вашей супруге.

Бродку охватило чувство неловкости, когда они с Жюльетт на следующее утро направились к западному вокзалу, на Цвельфергассе, 112. Он нервничал в первую очередь потому, что не знал, как пройдет их встреча с Титусом. Что ни говори, а в прошлый раз Титус просто выдворил его — из страха, как он отчетливо дал понять.

От Жюльетт не укрылась неуверенность Бродки, когда они выходили из такси перед домом на Цвельфергассе. Поднимаясь по лестнице на седьмой этаж, она старалась держаться поближе к нему, чтобы поддержать. Через несколько минут Бродка нажал на звонок, рядом с которым была табличка «Швицко». В Дверь открылась. Но на пороге стоял не Титус, а почтенная пожилая женщина.

— Что вам угодно? — поинтересовалась она.

Бродка представился и спросил, можно ли поговорить с Титусом.

— Титус? — повторила незнакомая женщина. — Не знаю я никакого Титуса. Я — вдова, живу здесь одна. И моя фамилия Швицко, как вы, вероятно, прочитали на табличке. Всего доброго.

Она уже хотела захлопнуть дверь, когда Бродка торопливо проговорил:

— Секундочку, уважаемая госпожа. Вы так же хорошо, как и я, знаете, что Титус живет здесь, когда вы находитесь в Соединенных Штатах. Он рассказывал мне, что большую часть года вы проводите во Флориде. Поверьте, я друг Титуса.

Женщина внимательно посмотрела на Бродку, затем перевела взгляд на Жюльетт и недоверчиво произнесла:

— Вы не из Вены, не так ли? — Когда Бродка ответил отрицательно, она добавила, то ли утверждая, то ли спрашивая: — В таком случае вы не являетесь представителем какой-либо организации.

— Нет-нет, — поспешил заверить ее Бродка, чем, похоже, успокоил женщину.

— Видите ли, — медленно произнесла дама, — Титус — хороший человек, хотя на первый взгляд этого не скажешь. Нельзя судить о людях по их склонностям.

Чтобы завоевать доверие вдовы, Бродка старательно закивал.