Шпага чести - Владимир Лавриненков

— Кто там? — испуганно спросил отец.

— Гестапо. Немедленно откройте!

В комнату ввалились двое в гражданском с пистолетами и один в форме — с автоматом наготове.

— Где ваш фотоальбом?

Ничего не понимая, старик трясущимися руками достал из ящика стола толстый, в кожаном переплете альбом.

— Так, — начал лихорадочно листать страницы старший. — Ага, вот. Ну-ка, сличим.

Он достал из бокового кармана снимок, приложил к тому, что хранился дома. На обоих — улыбающийся Ив, в комбинезоне, возле учебно-тренировочного самолета.

— Где ваш сын?! — рявкнул гестаповец.

— Не могу знать, то есть вовсе не знаю, — пролепетал отец. — Последнее письмо было из базы Берней.

— Берней? Он предатель! Переметнулся к русским.

— Что с ним? Где мой сыночек? — вскричала мать.

— Все узнаете. Одевайтесь!

Отец, мать, старший брат Ива начали сборы. За каждым движением пристально следили агенты.

Никто из Бизьенов ничего не понимал. Думали, это простое недоразумение, их допросят и отпустят. Но они никогда не вернулись в свой дом. Их увезли в комиссариат полиции Дьеппа, а затем — в тюрьму Руана.

На рассвете те же гестаповцы ввалились в больницу, расположенную в тридцати пяти километрах от Дьеппа, где лежал с нарывом на плече младший брат Ива — Андре. Его схватили и увезли в тот же застенок, несмотря на высокую температуру больного и протесты дежурного врача.

Наутро всех привели в канцелярию тюрьмы.

— Вот удостоверение личности Ива Бизьена. — Худой, бледный, в очках с толстенными стеклами следователь показал раскрытый документ. — Ваш сын и брат служил в эскадрилье «Нормандия». Согласно приказу Кейтеля все, кто служит в этой эскадрилье, в случае пленения, подлежат расстрелу как франтиреры. Иву Бизьену чудовищно повезло: попал к нам мертвым. Но рассчитываться за него будете вы. Мы сделаем все, чтобы о том узнали в «Нормандии». Пусть там подумают, выгодно ли сражаться против нас.

Членов семьи французского патриота оккупанты отправили в концентрационный лагерь в Компьене, позже, в вагонах для перевозки скота, — в Бухенвальд. Там их разлучили. Андре попал в лагерь Дора, на подземный завод, где производились снаряды ФАУ-1 и ФАУ-2. Побои. Допросы. Издевательства под музыку. Один за другим погибли родные Ива. Выжил только младший брат Андре.

Рассвет унес к линии фронта Тюляна, Бегена, закадычных друзей Литольфа и Кастелена. Они ушли на так называемую свободную охоту, право которой им было предоставлено командиром 18-го гвардейского истребительного полка подполковником Голубовым и подтверждено командиром 303-й авиадивизии генералом Захаровым.

Свободная охота — это поиск и стремительная атака. Пары действуют самостоятельно, не скованы в выборе решений и маневра, связаны только по радио — ведущий с ведомым. Так «нормандцев» учили русские, так тренировали их в воздухе.

Казалось бы, все ясно. Однако…

Пары разошлись по заранее обусловленным секторам. Цели искать долго не пришлось: противник тоже чуть свет поднимался в небо.

По всем правилам построив маневр, пары со стороны солнца пошли в атаку: Тюлян и Беген — на «фокке-вульфов», Литольф и Кастелен — на «мессов». Первые огненные трассы. Рассыпающийся строй. Закручивающиеся карусели. Беген вначале как привязанный держится за ведущим, надежно прикрывает его. Но вот в прицел подворачивается «фоккер». Поддавшись азарту, обо всем забыв, он бросает Тюляна и устремляется на врага. А тут, как назло, отказывает бортовое оружие. Беген из охотника превращается в зайца. Гитлеровец быстро сообразил, что к чему, и стал нагло, ведя огонь, преследовать его. У Бегена кончается горючее. На аэродроме оцепенели от ужаса, видя, как пират расправляется с их летчиком. Никто ничем не в состоянии помочь ему. И тут откуда ни возьмись появляется Тюлян. Он вышел из боя и поспешил на выручку товарищу. «Фоккер», выпустив по идущему на посадку истребителю очередь, вынужден ретироваться.

Точно такая же картина, только с другим исходом, произошла у Литольфа с Кастеленом. Последний, как и Беген, не осилил соблазна самому сразить «месса», увлекся и все-таки вогнал его в землю. А Литольф-то остался без прикрытия. Не обладай он столь высокой выучкой, ему бы пришлось туго.

В конце концов все четверо вернулись целыми, невредимыми. Кастелен даже открыл личный боевой счет. Однако бой прошел сумбурно, скомканно, неорганизованно.

У французов предполетной подготовки, то есть инструктажа, не было, не проводили они и разбора полетов. Но сама жизнь, бесконечная цепь потерь подводили их к перенятию опыта организации полетов у русских. На этот раз помочь разобраться в недостатках пригласили лучших истребителей 18-го гвардейского полка — капитанов Сибирина и Федорова. Те со всех сторон проанализировали действия пар и подсказали, какие варианты боя могли быть наиболее эффективными. В конце разбора Литольф спросил:

— А как русские наказывают тех, кто бросает ведущих?

— У нас таких случаев почти не бывает. За это предусмотрено самое строгое наказание, — ответил Федоров.

Кастелену и Бегену пришлось коротать некоторое время в размышлениях под арестом. И случилось это как раз тогда, когда эскадрилья уже перебазировалась на аэродром, где стоял и женский бомбардировочный полк.

Пока устанавливались контакты и проводились совместные вечера отдыха, Беген и Кастелен отсиживались.

Так внедрялась в сознание «нормандцев» необходимость приобретения навыков группового воздушного боя.

О подвиге майора Тюляна, спасшего своего ведомого, о славных делах Литольфа, Дюрана, Лефевра рассказал в «Правде» Илья Эренбург. Он, как добрая фея, незримо летал с «нормандцами» и публицистическими выступлениями поднимал их патриотический дух, помогал эскадрилье в боевом становлении.

А французов удручало одно — с каждым днем редели ряды бойцов. Осталось в строю 10 пилотов: Тюлян, Литольф, Риссо, де ля Пуап, Прециози, Кастелен, Беген и «мушкетеры» — Альбер, Дюран, Лефевр.

Помнится, в последний приезд майор Мирле намекал на ожидаемое пополнение. Но ничего конкретного им сказано не было. Так что перспектива оставалась мало утешительной.

Однако вскоре над аэродромом Хатенки появился Ли-2. Не зная, по какому поводу он прилетел, никто не обратил на него особого внимания. А он приземляется, рулит к перекрашенным зеленым «якам» с трехцветными коками. Останавливается, выключает моторы, открывается дверца — и на землю в новенькой, с иголочки, парадной форме один за другим соскакивают французские летчики.

Тюлян глазам своим не поверил.

— Это кто? — подвернулся Дюран.

— Да подожди ты, — отмахнулся комэск, — дай самому разобраться.

В то же мгновение Дюран увидел, как удивленно расширились зрачки Тюляна.

— Неужели это ты, Пьер?! — воскликнул он, бросившись навстречу коренастому майору, на простом открытом лице которого под высоким лбом выделялись широкие вразлет брови, крупный выразительный нос.

— Жан, дорогой, конечно же это я, Пуйяд! — радостно закричал тот, заключая друга в крепкие объятия. Все молча наблюдали трогательную сцену.

— Откуда? Как? С какой миссией? — взволнованно спрашивал Тюлян.

— Привез тебе, дорогой, пополнение. — Пьер указал на молодых щеголей. — Прямо из Африки. Знакомься, — стал представлять прибывших с ним офицеров, — лейтенанты Андриен Бернавон, Морис Бон, Александр Лоран, Андре Бальку, Лео Барбье, Анри Буб, Поль де Форж, Жеральд Леон, Жак Матис, Жан де Тедеско, Фирмен Вермей, Андре Ларжо, младший лейтенант — секретарь-переводчик Анатоль Коро.

— Пьер, — на глазах Тюляна выступили слезы, — ты даже не представляешь, как вовремя прибыл к нам с пополнением. Скоро убедишься: все, что было до России, — цветочки, а ягодки увидишь здесь.

— Неужели так трудно?

— Не то слово. Трудности не страшны, к ним привыкаешь.

— Что же тогда?

— Мы никогда раньше не теряли столько людей. А ты подбросил целую эскадрилью. Да каких ребят! Эх, и заживем теперь! Дай-ка расцелую тебя: у русских это высшая степень выражения благодарности.

Обоюдной радости не было предела. Тюлян уже прикидывал в уме, что «нормандцев» можно разбить на две группы, «перемешав» «стариков» с новичками. Вторым отрядом станет командовать Литольф.

Сначала же по поводу такого события следовало устроить хороший обед. Прибытие пополнения — случай столь значительный, что не мешало бы разориться на марсельский суп из устриц и омаров, да о них сейчас можно было только мечтать. Правда, Шик и Стакович невесть где раздобыли барана, а механик Ив Жакье доложил, что на ближайшей скотоводческой ферме достал фасоли. «Представьте себе, русские кормят нашим лакомством животных!» — с ужасом говорил он.

— Дю мутон авэк арико — баранина с фасолью — лучшего угощения сейчас не придумаешь. Готовьте! — проговорил Тюлян.