Неуловимый - Димитр Начев

— Ваньо, Ваньо, — по-отечески мягко произнес капитан. — Наша профессия скучна и неприятна. Не жди геройских подвигов и удивительных приключений. Убийства совершаются втихомолку, вероломно и подло… Ты не смотри, что показывают в кино… Фильмы делаются для развлечения публики. Извини, пожалуйста, за назидательный тон, но ты молод, только сейчас начинаешь. А этой ночью придется не спать. Прими это как приказ. Нужно охранять Лелю. Ее и в самом деле могут прикончить, а этого никто из нас не желает, особенно ты, верно? С одиннадцати до трех ты должен быть на посту. Найди в саду место, откуда ты сможешь наблюдать за ее окном. А также и за территорией перед домом отдыха. Тебе все ясно?

— Есть один вопрос.

— Слушаю.

— Леля ваш человек? Капитан поморщился:

— Почему наш? Тут нет наших-ваших…

— Значит, вы используете ее в качестве приманки? Капитан открыл пачку сигарет.

— Зачем такая драма? Просто мы пользуемся возможностью сделать шаг в направлении истины, а Леля согласна нам помочь.

— Знаешь, капитан, жена директора Люба считает, что убийцей может быть только один человек — бывший муж поварихи.

— Да? — Андонов пощелкал по сигарете, разминая ее. — А почему она считает, что убийца именно он?

— Наверное, потому, что налицо все мотивы. Наследство, личная неприязнь и так далее. Да, кстати, он приехал?

— А разве он должен приезжать? — Думаю, нет.

— Я тоже так думаю, — недовольно сказал Андонов. — А эта Люба тоже считает, что повариху повесили? Не допускает самоубийства?

— Решительно нет.

— Ну, это уже хорошо, — заметил Андонов и, наконец, закурил сигарету. — И в корчме говорят то же самое?

— Там спорят. У каждой из версий свои сторонники, Мы с Лелей пробыли в селе где-то чуть больше часа.

Когда я попросил объяснить, для чего тащиться туда сегодня вечером, Леля сказала, что у нее назначена встреча. Конечно, встреча была опять с ветеринаром. Столик в углу уже ждал нас, ухажер заказал кувшин вина и знакомые нам домашние колбаски. Думается, ему было не очень приятно, что мы пришли вдвоем, но он и виду не подал — напротив, был очень внимательным и галантным. Впрочем, говоря объективно, он весьма приятен, его крупные, грубоватые черты выражают добродушие, держится он как истый представитель богемы — этакий рубаха-парень, избалованный вниманием сельчан. Они, похоже, действительно любили его. Я не мог объяснить себе интереса Лели к нему и, естественно, ревновал. Едва мы сели за стол, как они начисто обо мне забыли. Темой их разговора было разведение мидий. Леля начала пространно описывать проблемы, стоящие перед вновь созданным предприятием, перспективы, которые открываются перед этой повой отраслью народного хозяйства. Ветеринар слушал ее, как завороженный, а я весь кипел и потому пригласил за наш столик подвыпившего паренька, работающего пильщиком на деревообрабатывающем заводе. Сначала мы с ним завели разговор о футбольном чемпионате, потом об автомобилях. У моего «москвича» совсем сел аккумулятор, и паренек обещал отвести меня к автомеханику, который сделает мне аккумулятор так, что он будет как новенький. Мы договорились с ним встретиться на следующий день у заводской проходной. «А как-нибудь вечерком, — по-панибратски сжал мне локоть паренек, — мы закатимся в монастырь, что наверху. Можешь взять с собой и эту красивую девушку, но если она не захочет, не беда: на заводе полно девушек, я приглашу двух полировщиц, они, конечно, не так хороши, как эта, но тоже вполне ничего, к тому же эта, как я вижу, положила глаз на доктора…»

В корчме все оживленно обсуждали случай с Царским и с поварихой. Я спросил у корчмаря:

— Есть что-нибудь новенькое?

— Меня еще раз допрашивали, — доверительно прошептал он, — А тебя?

— Еще нет.

— Они тебя вызовут. Все же вы с девушкой и мы с зятем — главные свидетели. Говорят, что Райна не сама повесилась, а что ее убили и повесили на сук, как вешают освежеванного барана.

Перед моим мысленным взором всплыла висящая на крюке овечья шкура.

— Кто говорит?

— Говорят, — произнес он неопределенно. — Некоторые. Если хочешь, зайди ко мне завтра, поговорим.

— С удовольствием! — сказал я и еще раз похвалил его колбаски: — Таких вкусных я давно не ел!

— А я что говорю — лучшего мастера, чем я, здесь не сыскать!

Когда мы возвращались в дом отдыха, Леля ехидно спросила:

— О каких это девушках вы говорили с тем молокососом?

— Ты подслушиваешь чужие разговоры?

— А ты разве не делал то же самое?

— Я? Чтоб я слушал глупости, которые вы болтаете с этим паршивым ветеринаром?

— Не понимаю, почему тебе не нравится этот человек! — рассердилась Леля. — С ним я беседую на профессиональные темы.

— Ну да, конечно, вы будете разводить мидии на горных вершинах! И вчера вечером, когда он тебя провожал, вы тоже говорили о мидиях?

— Мы говорили о том, что для нас представляет интерес! — отрезала Леля и весь остальной путь не проронила ни звука.

Вот такой была наша с Лелей прогулка в село, и я все еще не мог понять, для чего мы теряем без толку время. Почему Леля хотела непременно встретиться с ветеринаром и зачем ей понадобилось мое присутствие? Ну да ладно! Влюбленный что петух: распускает перья, красуется, а все равно бежит за курицей — где она, там и он.

После ужина все отдыхающие устроились в гостиной возле камина. Доктор Эйве и Андонов, то есть товарищ Марчев, уселись за шахматы. Маринкова заработала спицами. Ее муж сел напротив камина и уставился на огонь, Фифи и Бармен занялись игрой в нарды. Суфлерша училась играть, поминутно ахая и восторженно восклицая, ее партнеру это явно было приятно, и, глядя на них, я сказал себе: а почему бы и нет? Фифи симпатична, а ему, наверное, до смерти надоела аптека с се стерильной чистотой, к тому же на безрыбье и рак рыба! Вэ Петрова, как всегда, села напротив экрана телевизора и с мрачной сосредоточенностью приготовилась смотреть экономическую передачу. Я спросил Лелю:

— Не хочешь прогуляться?

— Нет, — холодно ответила она. — Пойду к себе и буду читать.

Когда она выходила, капитан Андонов повернул голову. Возможно, они обменялись каким-то знаком, но я не уверен. Мне пришлось удовольствоваться компанией Выргова. Мы сидели на диване, он моргал глазками, словно подбадривая меня: Ну спрашивай же!

Минут пять я притворялся, что смотрю передачу. Потом, повернувшись, улыбнулся:

— Как вы себя чувствуете? Он тут же отозвался:

— Чудесно. Пока чудесно. А вы?

— Я тоже.

— Если вам скучно, — продолжал приветливо он, испытующе глядя мне в глаза, словно хотел проникнуть в мои мысли, — мы могли бы пойти к Любе и поиграть в карты, Я уверен, что она нам обрадуется.

Я не ожидал такого приглашения. Капитан сказал, что я должен охранять Лелю, но несколько позднее — начиная с одиннадцати. Кроме того, он сам советовал мне поддерживать контакт с Любой. Выргов напряженно смотрел но меня:

— Вы Любе очень поправились.

— Меня приглашает она или вы?

— Считайте, что она.

— А кто будет четвертым?

— Ее муж, естественно.

Я согласился. Предположения Выргова оправдались. Директор долго тряс мне руку, словно мы виделись впервые, и все время повторял:

— Как я рад, как я рад! Любе очень нравится, когда к нам приходят гости.

А она усадила меня напротив, глядя с материнской улыбкой.

— Сейчас мы им покажем, на что способны, дорогой Ваньо!

Игра была любительской, ставка — один лев, и мы с Любой выиграли, как мне кажется, не без помощи директора, игравшего подозрительно плохо. Ничего интересного не произошло, даже было скучновато, и я подумал, что это напрасная трата времени, потому что, играя в карты, люди почти не разговаривают, так что никакой информации не получишь. Я внимательно наблюдал за всеми. Директор был просто неузнаваем — нежный, внимательный, мягкий, как воск: «Клади козырь, птенчик, браво, птенчик». Куда только подевалась вся его фельдфебельская важность! Люба мило хитрила, мы делали вид, что не замечаем. Из тупой сосредоточенности на игре нас вывел внезапно раздавшийся собачий вой, Мы перестали играть и тревожно прислушались. Выргов встал, открыл окно. Вон повторился — раз, другой, потом смолк. Спустя немного послышался снова, но уже откуда-то издалека. Директор сказал:

— Надо убить эту собаку, а то она взбесится.

Почти в тот же миг раздался выстрел — негромкий, но достаточно ясный, чтобы мы его услышали. Я машинально отметил: пистолет ТТ-34. Вой оборвался, наступила тишина.

Люба спокойно произнесла:

— Ну что ж, с собакой покончено. Директор растерянно пробормотал:

— Как нее так? В самом деле стреляли, Кто стрелял? Кто может стрелять в такое время?

Выргов быстро закрыл окно.

— Может, нам просто послышалось? Глаза его лихорадочно блестели.