Первые ласточки - Иван Истомин

— Целиком, в сблуе, в санях отдаю, говолит, за твоего желебца, — лепетал Сенька. — Вот и купил коня здоловенного. Даже деньги отвалил. Избушке надо тепло. А тепло-то откуда? Вот и надо коня. Пойдем, посмотлим на Пеганку.

— Завтра. Надо вечером докончить, — Гриш пилил доску лобзиком, вырезая из доски деревянное кружево. — Не уйдет Пеганка. Только ты зря связался с Ма-Муувемом — как бы не обдул тебя.

— Не-ет, — уверенно махнул рукой Сенька. — Меня-то… Ого-го!

И вот увиделись в лесу, на узкой дорожке. Пеганка, верно, здоровенная коняга. Стоит, повесила голову. А Сенька, щупленький, как оголодавший ершишко, стоя на коленях, хлещет-нахлестывает Пеганку вожжой, неистово ругаясь.

— Тпру-у, — Гриш остановил Карько. — Что случилось-стряслось?

Сенька повернулся к нему.

— О, ты? — И сел, отбросив вожжи. — Вот холела! Не идет, и все! Я уж устал стегать, а он стоит и стоит…

Гриш встал с саней, забрал у Сеньки вожжи.

— А ну… как тебя… Пеганка…

Но Пеганка как стояла, так и стоит. Гриш посмотрел под санями — не зацепилось ли обо что-нибудь. Нет, свободно.

— Что за лешак! — начал сердиться Гриш. — А ну, пошел! — он стеганул коня вожжой. Но конь ни с места, как вкопанный. Гриш, сердясь, хлестанул изо всей силы. Ничего не добившись, взял за узду.

— Ну-у!.. — закричали они. — П-шел!.. П-шел!..

Но конь стоял на месте.

— Не Пеганка, а Поганка твоя кличка, — вырвалось у Гриша. — Я говорил тебе, Семен, — сунет Ма-Муувем поганую лошадь. Конь здоровый, а не идет.

— Почему не идет-то? — горевал Сенька. — Когда покупал, плиехали ко мне в огладу Озыл-Митька на своем коне и Ма-Муувем на Пеганке, — объяснял Сенька. — Откуда-то ехали, видать. Видимо, Митька сказал остяку, что я ищу коня.

— Фию-у! Понятно — объегорили тебя. Ма-Муувем решил избавиться от этой Пеганки-Поганки. Хотел ты большой барыш, а получил ястреб-варыш. — Гриш еще раз попытался сдвинуть с места упрямого коня, но не смог. Было уже светло. На сегодня угадал самый короткий день в году. — Я пошел-поехал, а ты как хочешь…

— Ну, что это такое… — Сенька отошел к своим саням, давая дорогу Гришу. Тот сел в розвальни и погнал Карька вперед, но как только сани Гриша оказались под мордой Пеганки, та сразу же двинулась с места и пошла. Сенька чуть не отстал и едва успел повалиться на сено. — Ой, идет!

Гриш оглянулся назад, поразился:

— Идет ведь… — Он остановил Карька. Пеганка враз вкопанно остановилась. Гриш снова погнал Карька рысью, и Пеганка невозмутимо зарысила. — Вот это да! Любит ходить за поводырем. Слышишь, Семэ?

— Слышу! — лепетнул изумленный Сенька, заливаясь в смехе. — Вот едлена матлена! А мы не знали — засчитали Поганкой! Не-ет, она настоящая Пеганка! — И Семен запел бессловесную, как детский лепет, песню.

— Это ты зря, — Гриш посуровел и остановил коня. — Я тебе не могу стать поводырем… Ты и так дуришком живешь, — жестко отрубил Варов-Гриш. — До каких пор?..

— Пошто поводылем? Исплавится Пеганка, — растерялся Сенька. — Гони коней, а я полежу. Так я устал малосильный…

Гриша возмутило, может быть, впервые он вгляделся в Сеньку — он ведь совсем непрост.

— Смотри-ка, устал!.. Еще не работал, а устал! Так дуриком и проживешь, — плюнул Гриш. Он тронул коня, Пеганка потянулась следом, с дороги свернули направо. Здесь снег глубокий, не стоптанный. Деревья все гуще и выше, разлапистые — кедрач и пихта, занесенные толстым снегом кусты. Было тихо, лишь изредка из глубоких сугробов вырывались куропатки. Лес стал таким густым, что сделалось сумрачно.

— Эй, Семен, пора нам делать развод. — Гриш оглянулся, Пеганка отстала немного, утопая по брюхо. — Спит, что ли? Эй, Германец! Проснись! Убежала Пеганка!..

Сенька поднял голову.

— Как убежал?.. О-о, стало темно. Все еще едем? Вот это здолово… — и зевнул.

— Эх ты, засоня! — укорил Гриш. — Пора разъезжаться. — Он остановил Карька возле высокой и толстой сосны, стал надевать лыжи, лежавшие под ним на санях.

Сенька пытался повернуть Пеганку налево, но та дошла до Карькиных саней и остановилась.

— Вот тебе и раз. — Сенька выпрыгнул из саней и утонул в снегу по пояс.

В этот день Сенька принес Гришу уйму забот, и все из-за Пеганки-Поганки. Здоровенный конь, а дурной. Пришлось подстраиваться так, чтобы впереди был Карько. Ну, уж достался Пеганке воз так воз — из трех здоровенных бревен, а Карьке — одно. Пеганка потащила бы и больше, да боялись — не выдержат сани.

— Все! С меня хватит на стройку. — Гриш подъехал к штабелю бревен, занесенных снегом, и слез с саней.

— А я только начал, — ответил Сенька. — Но ничего — еще лаз съезжу, и готово… А почему сегодня никто не пливез блевен?

— Надеются, наверно, на Пеганку. — Гриш свалил бревно и решил помочь Сеньке. — От церкви поедем по разным сторонам — ты направо, а я налево. Имей это в виду.

— Знаю. — Сенька сел на сани и тронул коня. И конь пошел. — Вот видишь? — улыбнулся Сенька.

— Ничего не понимаю. — Гриш тоже сел на сани, и на этот раз Карько пошел за Пеганкой.

Доехали до церкви и расстались.

«Хоть бы хны. — Гриш следил за Сенькой, пока тот не скрылся за домом. — Может, исправится норов у Пеганки-Поганки. О-о, тогда бы Германец ожил!»

По пути к дому встретил Сандру и Куш-Юра. Гриш сообщил председателю, что привез последнее бревно на стройку, а Сенька Германец на Пеганке сразу три бревна.

— Ого! — удивился Куш-Юр. — Что за Пеганка? Купил, что ли?

— Купил у Ма-Муувема, — ответил Гриш.

— У Ма-Муувема? — встрепенулась Сандра и вздохнула, поведала, что года три назад во время поездки из Вотся-Горта в Мужи она видела у Ма-Муувема здоровенную лошадь, вроде Пеганкой кликали.

— А-а, точно, — кивнул Куш-Юр. — Я видел в конюшне — здоровенный конь.

— Дурной конь, — засмеялся Гриш.

Когда Гриш упомянул про Озыр-Митьку, подсоблявшему Ма-Муувему подсунуть коня Сеньке Германцу, то Куш-Юр вдруг вспомнил:

— Да, а свежие, незапорошенные бревна на стройке есть? Озыр-Митька да Квайтчуня-Эська до сих пор тянут, не возят.

— Все кругом бело. — Гриш подходил к своей ограде. — Не скоро дождешься от них.

— Заставим! — пообещал Куш-Юр.

Воскресенье — день осмотра ловушек. В эту пору в утренних сумерках всегда появлялся к Варов-Гришу Сенька Германец с пешней, зюзьгой и нежи — острым багром. А сегодня Сеньки нет, у него есть Пеганка, он сам может поехать к кедру.

Все же Гриш заехал к Сеньке — конь у него с норовом. Он застал Сеньку в постели.

— Мать родная! — удивился Гриш. — Ты почему так долго канителишься?

— А что стряслось? — удивился Сенька, протирая глаза и зевая. Он лежал на кровати под одеялом, укрытый сверху малицей, а жены хлопотали возле оравы ребятишек.

— Как что? Поехали к кедру — сегодня воскресенье. — Гриш стоял у двери, не выпуская скобу из рук.

Женщины заойкали, заохали:

— Ой, беда-беда!.. А мы думали, завтра… Вставай, лешак тебя возьми!.. Рыба будет, рыба!..

Сенька вмиг откинул одеяло и малицу, оказался лежащим в верхней рубашке и штанах, а на ногах — с заплатами меховые чулки.

— Едлена матлена! — Сенька потянулся до хруста в теле. — Надо толопиться! Но Пеганка еще не поен и сам не пил чай, — он посмотрел на измятый самовар.

— Фию-у! Долго ждать… А как вчера доехал на Пеганке-Поганке?

— Холошо, — Сенька надевал тобоки, поданные Ичмонью. Она стояла перед ним растрепанная, выставив тугой живот. — Доехал без помощи. Водил на водопой — слушается.

Гриш улыбнулся в усы.

— Добро, коли так. Не тяни с чаепитием, сразу же за мной. Ну, я пошел-поехал.

Гриш ехал к кедру по заснеженному берегу, и туда уже торопились люди. День такой — надо запастись на неделю рыбой. Гриш догнал младшего брата Пранэ с племянниками Миколой и Петруком.

— А напарника-то нет? — Миколка, светло-русый и голубоглазый, кивнул на нарту-сани Гриша.

— Верно, — удивился Пранэ. — Ты куда девал такого отменного помощника?

— Отменный помощник стал лошадным, — Гриш оглянулся назад, не едет ли Сенька, и рассказал, как Сенька сделался хозяином здоровенного коня Пеганки и что тот вытворял вчера в лесу. — А Сеньку застал спящим — перепутал дни. — Гриш оглянулся назад, но Сенькиной здоровенной лошади не было видно.

— Не приедет. Опять лег спать, — фыркнул Петрук.

— Или задурила Пеганка-Поганка, — вторил ему Колька.

— Да-а, не везет тебе, Гриш, — покачал головой Пранэ. — Сенька лодырь, а не козырь.

— Ничего, — ответил Гриш. — Я сделаю из него человека…

Сенька так и не приехал. Досталось Гришу в этот день — надо было прорубить большие лунки над двумя гимгами и черпать лед зюзьгой.[16] Хотел оставить одну из них, но ведь что ни день, то толще лед. И пришлось долбить пешней, потом зюзьгой вычерпывать, затем поднимать гимгу из воды и вытаскивать рыбин через «окошко» гимги наружу, на лед. После того как весь улов вытащен, гимги снова опускать в прорубь.