Первые ласточки - Иван Истомин

«Удрал, — сокрушался в душе Куш-Юр. — Удрал, конечно, за Большую Обь. Там и сдадут рыбу рыбтресту. А выгода Ма-Муувему — никто не видел, как он эксплуатирует сородичей. Вот нечистая сила!»

Пожил Куш-Юр на Сыне неделю, ездил по разным селениям-юртам. Посмотрел, как живет народ, как промышляет. И вернулся в Мужи.

Тут он встретил рыбаков, приехавших снизу, где нерест идет, — с вонзевого лова. И с ними Парассю из Аксарки.

— Ну вот, так и думал — приедет она, а Сенька женат, — качал головой Куш-Юр. — И будет у Сеньки две жены. Первый, поди, среди зырян двоеженец. Свой Ма-Муувем.

Возвращаясь из сельсовета, Куш-Юр навестил Парассю. Сенькина избенка маленькая, одна комнатушка с кухней, с двумя окошками, низенькая, кособокая, у входа две слеги подпирали стену. Пустой хлев с амбарчиком низенькие и ветхие.

— Здравствуйте, — поздоровался председатель, задевая головой за притолоку.

Парасся лежала на старой деревянной кровати у входа лицом к стене и, видно, дремала, а трое парнишек играли на полу. На его голос Парасся повернула лицо, вытянутое зобом, — отчего и кличка Гаддя-Парасся — Зобастая Парасковья, поморгала и узнала председателя.

— Ой… — она спустила босые ноги с кровати, тяжело села. — Вуся… как тебя… Роман Иванович… Пройди, — и попыталась встать.

— Сиди, сиди, — председатель увидел, что Парасся действительно «грузная». — Я пройду… — Он, остерегаясь, чтоб не стукнуться головой, обтер сапоги об тряпку и шагнул три раза — вся тебе изба.

Ребятишки перестали играть и подались к матери. Старший, лет пяти, по всему видать — Сенькин, а двое меньших, двухлетних, одинаковых — рыжие, в Мишку. Все трое сразу же забрались на кровать.

— Испугал ребятишек. — Председатель занял чуть не половину избушки. — Зашел проведать вас в горе, как узнал, а в Аксарке не застал.

— Да, да. Ездили мы на салму к Озыр-Митьке, да не доехали, — закивала головой Парасся. — Встретили в Пуйко мужевских рыбаков, Варов-Гриш был там. Они и подтвердили, что Миши нет в живых. Я и не поехала дальше… Ой, несчастье негаданное!.. — Она повалилась на подушку, стала рыдать-причитать. Сыновья прикусили губы, чтобы не заплакать.

Куш-Юр снял наконец кепку и опустился на скамейку возле стола. Тоже загоревал, вздохнул, барабаня пальцем по столу. Когда Парасся успокоилась, он поднялся.

— Да-а, теперь уж все. Хорошо, что приехала. Гриш, наверное, помог тебе перебраться из Аксарки.

— Он. — Парасся вытирала слезы уголком подушки. — Спасибо ему, а то не знала, как и быть — были ведь две лошади и телка. Продали, здесь можно купить животное. Было бы на что…

— Правильно… Вот нечистая сила — поторопился… — Куш-Юр, не докончив, вопросительно взглянул на Парассю.

— Знаю, — фыркнула та. — Сенька да Верка — два сапога пара. По одной колодке сшиты — ленивые!.. Ичмонь!.. Тьфу! Знала — не ехала бы лучше! Как будем жить-то?..

— Ничего, — успокаивал Куш-Юр, но сам не знал — действительно, как будут жить? Парасся считает эту избенку своей — живут в ней три дочери. Да Сенька-то хозяин избушки — не захочет выйти, мыкаться квартирантом. К тому же виновата во всем Парасся — она заварила кашу. Сенька и так два года терпел, а сейчас нашел Верку, девку намного моложе Парасси.

Куш-Юр переменил разговор, стал расспрашивать об Озыр-Митьке да Квайтчуня-Эське — Мишка-то заработал, наверное, за пол-лета.

— Конечно. Но они еще на салме, — голос Парасси опять вздрогнул.

— Получишь, когда приедут. — Куш-Юр ходил по избе из угла в угол. Удивлялся, как будут жить в такой тесноте — поставить можно только одну кровать, а семья вся будет самое меньшее десять душ. На печке, на полати, на полу придется спать. — Да-а, тесновато. Что-то надо придумать… Ну, я пошел!

Но тут зашел Сенька в рыбацкой одежде. Увидев Куш-Юра и свою Парассю, беременную, в окружении сыновей, вытаращил глаза, заморгал ресницами.

— Э… э… это что такое?!. — насилу выговорил Сенька, держась за скобу двери. — Избушка-то была на замке?

— Открыли, — отступая назад, сказал Куш-Юр. — Проходи. — И сел на лавку около стола.

Сенька неотрывно смотрел на Парассю, которая плакала навзрыд.

— Ничего не понимаю… — Сенька отпустил скобу двери. — Ты-то, собака, зачем здесь? — закричал он на бывшую жену. — Дождалась? Проваливай! Не нуждаюсь в тебе — есть Верення, Ичмонь.

Председатель шагнул к Сеньке и оттащил в сторону.

— Тихо, тихо… — призывал Куш-Юр. — Несчастье случилось у Парасси.

Сенька вначале не слушал, порывался проучить Парассю, вокруг которой на кровати голосили ребятишки. Но потом разинув рот слушал Куш-Юра, искоса поглядывая на рыдающую женщину. Мало-помалу начал понимать ее горе.

— Все равно пускай уходит! Не надо мне ее! — твердил Сенька, но сидел спокойно.

— Уйдет, уйдет она. Я сегодня же найду ей место. — Куш-Юр мял в руках кепку. — Ничего, она проживет. Есть у нее деньги. Продала две лошади и телку. Получит еще заработанные Мишкой.

Сенька вдруг сообразил — Парасся, оказывается, денежная, а у него вечно нехватка. Но ответил сдержанно, чтобы не спугнуть:

— Подумаешь, есть деньги да еще получит… — И встал с места. — Опять беременная, еще один рыжий будет… — Он бросил злой взгляд на Зиновея и Миновея, а своему сыну Галу улыбнулся.

Зашли дочь Анка, старшая, и Ичмонь-Верка в полушалке поверх баба-юра, одетая в старенькую кофту с подпоясанным сарафаном, белобрысая, сероглазая, с вечно выставленными вперед зубами.

— Мама приехала! — воскликнула Анка и кинулась к ней, а Верка отступила назад, широко раскрыв рот.

— Вуся, — Куш-Юр улыбнулся, глядя на Ичмонь-Верку.

Та густо покраснела и кивнула головой, ничего не понимая.

— Тут такое дело — она приехала, — Сенька ткнул рукой в сторону Парасси, обращаясь к Ичмонь. — Стряслась беда — Мишка сдох… А кого вы оставили караулить рыбу?

— Нюрку да Нюську, — ответила Ичмонь. — А как же теперь мы будем… жить?

Глава 10

Не будет венчания!

Гриш не нарадовался — будет в Мужах югыд-би, а к тому времени докончит избу и справит новоселье. Он временно перешел из ветхого дома на квартиру брата Пранэ, пока тот промышляет с Микулкой да Петруком, Перенес рамы из старого дома в новую избу — семь пар, со стеклами. А потом складывал печь, строил сени, крыльцо, засыпал глиной и опилом потолок. Все это заняло больше двух недель.

— Ну, завтра мать приедет с покоса на воскресенье и — новоселье! — ликовал Гриш, хвастаясь перед ребятишками.

— Ура-а-а!.. — кричали они, шумно носясь по пустому дому.

Вечером приехала Елення с покоса, обрадовалась — можно перебираться.

Назавтра, в ветреный день, Гриш, Елення, Февра и бабушка Анн взялись ошпаривать кипятком каждую деревянную вещь. Многоведерный самовар достался Гришу при дележке отцова наследства. Раньше ставили его для большой семьи. Гриш им почти не пользовался, но сегодня пригодился — кипятят самовар прямо на улице и ошпаривают, чтоб не занести ненароком в новую избу клопов и тараканов. Вытрясли постели и одежду. Перебрались. Кровать родителей поставили в горницу, там же и кроватку двухместную сыновей, а для Февры в прихожей Гриш устроил что-то вроде дивана.

Под вечер пришел Куш-Юр.

— С новосельем надо вас поздравить. — Он особенно старательно вытирал сапоги.

— Милости просим, заходите! — Гриш приколачивал вешалку.

— Полено-то где? — спросила Елення.

— Какое полено? — удивился Куш-Юр.

— Э-э, точно — неси-ка полешко али щепки, — и Гриш пояснил, что в новую избу, в первый раз нельзя входить в пустыми руками. — Бери побольше, чтоб на неделю хватило Еленне топить печку.

— Ладно. В следующий раз. Сапоги вытер уж. — Куш-Юр вошел осматривать обе комнаты. — Так, так, так… А у меня к вам обоим просьба.

— Какая? — усмехнулся Гриш. — Не думаешь ли занять с Сандрой горницу распригожую? А?

— Не-ет, мне и на старом месте будет хорошо. — Куш-Юр сел на скамейку возле печи, как раз посредине избы. — Понимаете, Гаддю-Парассю надо устроить где-то жить, нечистая сила. Тесно у Сеньки Германца, да и неудобно — получается две жены…

— Гаддю-Парассю? — Гриш посмотрел через плечо. — Интересно…

Елення выскочила из кухни, вытирая руки передником.

— Ой беда-беда! Гаддю-Парассю-то зачем к нам?

— Никто не хочет взять ее на квартиру, — пожал плечами Куш-Юр. — Ни в какую. Детей своих полно.

— И мне близко не надо, — Елення заметно расстроилась. — Что же это такое? Ждала-ждала новоселья, а тут…

— Ненадолго, — сказал Куш-Юр. — Как найду квартиру, так и…

— Не надо мне, Роман Иванович, никакой Парасси! Не надо! — плакала Елення. — Не успела зайти — и вот… Только этого и ожидала! Не зря, видать, увеличивали половину избы, пригодилась. А у других-то небось пустуют хоромы, а их не трогают. Идут к Гришу — он примет всех. А жить-то ведь мне. Его вечно нет дома. Ой, господи! Это же наказание! Мне и так нелегко… Нелегко ведь!.. — закончила она. Рыдая, ушла на кухню.