Мировая экономика - Денис Шевчук

Означает ли это, что указание на анархичность как на характеристику, определяющую особенности объекта науки о международных отношениях, сохраняет все свое значение? Основываясь на анализе полемики между неореалистами и неолибералами, Р. Пауэлл показывает, что ссылки на анархичность как на нередуцируемую специфику международных отношений фактически утрачивают значение в обоих ее аспектах: и в смысле отсутствия наднационального мирового правительства, и в смысле готовности международных акторов к применению силы. С другой стороны, ссылки на стремление к абсолютным и относительным выгодам, как выражение национального интереса, не способны объяснить причины наличия или отсутствия международного сотрудничества, а также его степень. Сотрудничество и заинтересованность в выгодах могут изменяться одновременно, но это не означает обязательного существования между ними причинно-следственной связи. По мнению Р. Пауэлла, и в том, и в другом случае причиной выступают особенности стратегической окружающей среды, которая всецело обусловливает интерес государств в относительных выгодах и, таким образом, затрудняет развитие сотрудничества.

В данной связи неизбежен вопрос: а каковы эти особенности? Вернее, что лежит в их основе? Иначе говоря, проблема возвращается «на круги своя». В конечном итоге приходится признать, что объект науки о международных отношениях характеризуется дуализмом регулируемости и порядка (как совокупного и противоречивого результата сознательной деятельности по формированию и развитию международных организаций, институтов и режимов, а также спонтанного следствия объективного функционирования международной системы и связанных с ним структурных принуждений и ограничений), с одной стороны, и значительной долей непредсказуемости, вытекающей из плюрализма суверенитетов и психологических особенностей лиц, принимающих решения, которые способны повлиять на ход развития политических событий и процессов – с другой. Указанный дуализм не удается отразить в рамках единой теории. Отсюда тот «страбизм», присущий Международным отношениям, который, по мнению М. Жирара, считается среди ее представителей чемто вроде тайного знака профессиональной принадлежности. Но если он рассматривает этот «знак» как определенную теоретическую опасность, то американский ученый К. Холсти считает, что для науки о международных отношениях «теоретический плюрализм является единственно возможным ответом на многообразные реальности сложного мира. Любая попытка установить какую-то ортодоксальность, основанную на единой точке зрения или особой методологии, может привести лишь к чрезмерному упрощению и уменьшению шансов на прогресс познания».

Гетерогенность, сложность и многозначность международных отношений, многообразие наблюдающихся в них тенденций, неожиданный, в чем-то непредсказуемый ход их эволюции, а кроме того, отсутствие сколь-либо четких материально-пространственных границ, которые отделяли бы международные отношения и внешнюю политику от внутриобщественных отношений и внутренней политики, – все это действительно говорит о сопротивляемости объекта науки о международных отношениях усилиям по созданию некоей единой всеохватывающей теории, если понимать под этим термином целостную и непротиворечивую систему эмпирически верифицируемых знаний. Вместе с тем, данная констатация отнюдь не означает, что Международные отношения не имеют своего предмета. О существовании такого предмета свидетельствует наличие целого рада проблем, сущность которых, при всем богатстве взаимосвязанного и взаимозависимого мира, не сводится к внутриполитическим отношениям, а обладает собственной динамикой, дышит собственной жизнью. Признавая, что удовлетворительного решения вопроса о том, как выразить эту сущность, пока не найдено, не стоит забывать, что речь идет о разных видах политической деятельности, которые используют разные средства (например: армия, военная стратегия и дипломатия во внешней политике; полиция, государственное право и налоги – во внутренней), обладают разными возможностями (если политика – сфера рисковой деятельности, то во внешней и международной политике степень риска неизмеримо более высока, чем во внутренней); осуществляются в разных средах (в международных отношениях, являющихся средой внешнеполитической деятельности, нет монополии на легитимное насилие: соответствующие акции ООН далеко не бесспорны и легитимны по большей части лишь для ограниченного круга членов международного сообщества).

Вот почему центральные понятия политологии (например такие, как «политическая власть», «политический процесс», «политический режим», «гражданское общество» и т. п.) имеют специфическое значение в применении к внешней (международной) политике, формируя свое, относительно автономное предметное поле. Составной частью этого поля являются «частнонаучные» понятия и проблемы, в которых отражается специфика международных отношений – такие, как «плюрализм суверенитетов», «баланс сил», «би– (+) и (-) многополярность», «дипломатия», «стратегия» и т. п. Разрабатываемые в рамках данного поля, указанные понятия все чаще с успехом используются политологией в исследовании внутриполитических процессов. Так, наука о международных отношениях уже обогатила политическую теорию такими, ставшими общеполитологическими понятиями, как «национальный интерес», «переговоры» и т. п., которые вполне успешно применяются для анализа внутриполитических проблем. Тем самым она предстает как относительно автономная политическая дисциплина, имеющая собственный предмет исследования. Это подтверждается и такими внешними, но в то же время важными признаками, как наличие специализированных журналов, существование международного научного сообщества – специалистов, которые следят за работами друг друга и совместными усилиями, через взаимную критику, опираясь на общезначимые достижения, полученные в рамках различных теоретических направлений и школ, развивают свою дисциплину, ставшую неотъемлемой частью университетского образования.

И хотя речь идет о сравнительно молодой дисциплине, об окончательном конституировании которой, ее полной автономности по отношению к политологии говорить пока еще рано, даже более того: особенности самого объекта этой дисциплины дают основания предполагать, что такая автономность вряд ли возможна и в сколь-либо обозримом будущем, – все это не избавляет от необходимости, в силу вышеуказанных обстоятельств, разработки проблем, касающихся самостоятельного теоретического статуса науки о международных отношениях.