Огненные врата - Дмитрий Емец

– Я тебя не прощу! Никогда! Даже не умоляй!.. – кричал ей вслед обиженный гений.

Затем страдалец поднимался с пола, оскорбленно чесал спину и перемещался мучиться на кухню. На кухне он пил обжигающе горячий кофе, одновременно опуская ноги в таз с ледяной водой. Потом садился на подоконник и долго играл на флейте.

Действие его маголодий было непредсказуемым. Иногда в небе скапливались тучи и проливался затяжной дождь. Порой на улице скисали лужи или снег окрашивался в синий цвет. Или у дома собиралось столько голубей, что не было видно земли. Улита кидалась спасать с балкона белье, а Эссиорх три дня не мог отмыть свой мотоцикл.

Меф некоторое время послушал маголодии Корнелия, а затем подошел и молча положил что-то ему на колени. Корнелий перестал играть. Взял странный предмет, понюхал, затем согнул и отпустил.

– Надо же! Резиновая колбаса! А выглядит как настоящая! – удивленно воскликнул он.

– Мы покупали настоящую, – заметил Меф.

Корнелий смущенно кашлянул.

– Ну это еще ничего! Могло быть гораздо лучше! – бодро сказал он, вовремя спохватившись, чтобы не брякнуть «гораздо хуже».

Дафна о чем-то разговаривала с Варварой. Та слушала ее, продолжая ковырять лампу. Беседовали они, должно быть, о чем-то хорошем и теплом, потому что грубоватое лицо Варвары смягчилось и казалось растроганным. Говорила в основном Дафна, Варвара отвечала односложно.

Вмешиваться в их разговор Меф не стал. Он знал, что в такие минуты толку от него мало. Он может только топтаться рядом и что-то невпопад брякать, отправляя звуковые волны побираться по углам.

Не зная, чем себя занять, Буслаев стал бродить по комнате, разглядывая на плакатах гражданской обороны знакомых человечков, прячущихся в складках местности от ядерного взрыва. Неожиданно сердце у него сбилось с такта.

У дивана Мефодий увидел грязную холщовую сумку. Последний раз он встречал ее в кабинете Арея на Большой Дмитровке. Меф шагнул сначала от сумки, потом к ней. Сумка влекла его как магнит.

– Можно посмотреть? – спросил он у Варвары, не узнавая своего голоса.

– Только вякни! – любезно отвечала та.

– Чего-о? – не понял Буслаев.

– Вот глухомань! – удивилась Варвара. – Я ж говорю: «Только вякни!» Значит: «Спросил и бери!»

Взмокшей рукой Мефодий взял сумку и открыл ее. Вещей у Арея оказалось немного: гусиное перо, свиток из Канцелярии мрака, ключ от неизвестного замка и катар с Н-образной рукоятью.

Больше всего воспоминаний у Мефа вызвал катар. Арей постоянно носил его с собой, предпочитая действовать им в ситуациях, когда не было возможности пустить в ход длинный меч. Прямые удары катара наносились всей силой корпуса, усиливаясь движением бедра. Н-образная рукоять не выскальзывала даже из влажной или окровавленной ладони. Это было страшное оружие. В узких коридорах Подземья или в свалке при большой скученности сражающихся катар ничем нельзя было заменить.

В свой последний бой Арей его не взял.

Меф осторожно коснулся катара, проверяя, как тот к этому отнесется. Катар вздрогнул, но атаковать его не стал. Узнал ученика своего хозяина. Меф подумал, что эту идеально подогнанную под кисть рукоять сжимали пальцы Арея. Мефу захотелось оставить его у себя.

– Он тебе нужен? Можно взять? – спросил Меф у Варвары.

«Гражданка Гормост» оглянулась.

– Давно пора. Забирай всю сумку! – заявила она после короткого размышления.

– Всю? – не поверил Мефодий.

– Мне она не нужна. Если он вернется – отдашь ему… Давно собиралась выбросить это барахло! У меня тут не склад! – сказала она агрессивно.

Меф поперхнулся.

– А…

– Чего «а»?

– …память?

– Чего он, покойник, чтобы его помнить? Я не склеротичка, и без барахла друзей не забываю. Забирай, тебе говорят! На кой он мне сдался, этот громоздкий ножик, когда им даже хлеба не отрежешь?

«Резать катаром хлеб! Скажи спасибо, что выжила!» – едва не ляпнул Меф, знавший, каким обидчивым бывает магическое оружие. Он оглянулся на Дафну. Та внимательно смотрела на него, однако попыток отговорить Мефа не предпринимала. Буслаев взял холщовую сумку и перекинул через плечо.

Варвара проследила глазами, как сумка приобретает нового хозяина, и сердито подозвала Добряка. Огромный пес, хорошо знавший интонации хозяйки, попытался спрятаться под диван, но пролезла только голова.

– Куда ползешь, скелетина! – рявкнула Варвара. – Иди потрошиться!.. Лежать-бояться, кому говорят!

«Гражданка Гормост» решительно завалила его на бок и, перевернув на спину, прижала к полу. Меф увидел, что Варвара сидит верхом на Добряке и, коленями зажимая ему голову, производит нечто вроде трепанации черепа с одновременным выкручиванием ушей. Добряк вертел головой и тряс мордой.

– Что ты делаешь? – спросила Дафна.

– Клещей достаю! – хищно пояснила Варвара. – Двенадцать штук вчера, и сегодня вот! И это в центре Москвы, где травы нету!.. А ну лежать, собаккер страшный!..

– Какие клещи? Энцефалитные?

Варвара придирчиво оглядела очередного клеща, прежде чем подпалить ему лапки зажигалкой.

– Ишь ты, как насосался!.. А фигус их знает, что у них на душе! Они не подписаны. Жирные вот попадаются, это да.

Глава 5

Вечный выбор

Утверди ты в уме и в сердце твоем ту истину, что невидимое играет первую роль во всем мире, во всех существах, и, когда невидимое оставляет известное существо, это последнее теряет жизнь и разрушается, так что видимое в существах составляет без невидимого одну массу земли. Я и все люди живем невидимым началом.

Когда Мефодий и Дафна собрались уходить, Корнелий напросился их провожать. Буслаев поднимался по лестнице, сквозь грубую ткань сумки ощупывая катар. Кинжал с Н-образной рукоятью сделал с ним то же, что с очень голодным человеком делает горбушка хлеба: разжег задремавший аппетит. Теперь он жалел, что отдал Эссиорху меч Арея. Тогда не пришлось бы, глотая сердце, улепетывать сегодня от темного стража в витрине, который к тому же оказался человеком! Вдвойне позор! Корнелий забегал вперед по ступенькам, оборачивался и, тараторя, жаловался, что Варвара относится к нему по-свински.

– Говорю ей, что люблю ее, а она как-то несерьезно это воспринимает… Ну ничего! Когда-нибудь она откроет дверь и увидит меня. Я буду лежать мертвый, с тремя мечами в груди, а рядом будут валяться двадцать стражей мрака, испепеленных моей флейтой.

– Двадцать пять… и не совсем испепеленных, – серьезно поправил Меф.

– Почему?