Чёлн на миллион лет - Пол Андерсон

Небозабад внимательно вглядывался в гостью. Она казалась девушкой, нет, молодой женщиной, нет — для нее просто не было определения. Но она была знакома ему.

— О Небозабад, старый друг, — дрожащим хрипловатым голосом заговорила женщина, — для меня не осталось иной надежды, кроме тебя. Помоги мне, как некогда наш род помогал тебе. Ты знаешь нас всю свою жизнь.

Сорок с лишним лет. Эта мысль поразила его, как удар кинжала. Память унесла Небозабада более чем на три десятилетия назад.

2

Алият ждала возвращения Барикая с нетерпением — и страшилась его возвращения. Она бы принесла супругу утешение объятий, укрепила бы его дух своей любовью. Только так они сумели вынести утрату остальных детей, — впрочем, те были совсем несмышленышами. Но вначале придется рассказать ему о случившемся.

Он где-то в городе, беседует с купцом Таймарсу. Новости с войны приходили неутешительные — персы наносили римлянам поражение за поражением, прорываясь в Месопотамию через ослабленный левый фланг сирийской обороны. Торговля с побережьем замирала, спряталась в свою раковину, дожидаясь исхода событий. Караванщики, к числу которых принадлежал и Барикай, терпели убытки. Многие из них осторожничали, не рискуя лезть в пекло. Барикай же, как более смелый, пытался убедить купцов, что не стоит позволять товарам истлевать на складах.

Будто заново услышала Алият его искренний сердечный смех: «Раз я берусь, значит, доставлю! Цены в Триполи и Берите[15] подскочили до небес! Риск будет вознагражден». Она поддерживала его. Вышедшая из семьи караван-баши, Алият была куда ближе со своим мужем, чем большинство жен, — почти напарница, но притом подруга и мать его детей. Наследственная память облегчала тоску, охватывавшую Алият всякий раз, когда она, стоя на городской стене, провожала взглядом уходящий за горизонт караван.

Но сегодня… Рабыня отыскала ее в саду и сообщила:

— Хозяин пришел.

Душа Алият обливалась кровью. Она призвала на помощь всю свою отвагу, необходимую женщине на ложе роженицы и у ложа смерти, и поспешила навстречу мужу. Множество глаз провожали ее в полном молчании, нарушаемом лишь шелестом юбок Алият; домочадцы уже обо всем знали.

Хозяйство у них было приличное, и жили они в большом доме. До недавнего времени Барикай, как прежде его отец, преуспевал в делах. Алият надеялась, что не придется продавать никого из рабов, которых она искренне любила. Надо лишь проявлять бережливость… Впрочем, какая теперь разница?

Атрий уже был наполнен голубизной зарождающихся сумерек. Взгляд упал на образ Пречистой Девы, укрытый в нише, но синевой и золотом выделяющийся на фоне чисто выбеленной стены. Алият преклонила колени, молчаливо молясь, чтобы весть оказалась ложной. Но образ продолжал равнодушно глазеть в пространство.

Барикай только-только отдал плащ слуге. Под плащом на нем был халат с золотой вышивкой — доказательство высокого положения и уверенности в себе. Время посеребрило темные волосы, изрезало худощавое лицо морщинами, но походка Барикая оставалась такой же пружинистой, как прежде.

— Да будет Христос с тобою, моя госпожа! — начал он, как пристало в присутствии слуг, но тут зоркий взгляд уловил признаки беды. Одолев разделяющее их пространство тремя стремительными шагами, он схватил женщину за плечи. — Что случилось?

Ей пришлось дважды сглотнуть, прежде чем удалось попросить:

— Пойдем со мной!..

Он плотно сжал губы и без единого слова последовал за ней в садик на заднем дворе. Окруженный со всех сторон стенами, садик был полон прохладного покоя и дарил укрытие от всего мира. Пруд с плавающими кувшинками окружали кусты жасмина и роз, пропитавшие воздух своим ароматом. Солнце уже закатилось за крыши, небо над головой наполнилось сочной синевой. Здесь одиночества двоих не потревожит никто.

Алият повернулась к Барикаю и, опустив руки, заставила себя выговорить:

— Ману погиб. — Барикай не шелохнулся. — Весть привез нынче утром юный Мохим. Он оказался среди немногих, кто сумел бежать. Эскадрон был в патруле к югу от Халепа. Персидский кавалерийский отряд застал их врасплох. Мохим видел, как Ману в глаз попала стрела, и он выпал из седла под копыта лошадей.

— К югу от Халепа, — прохрипел Барикай. — Уже! Теперь они придут в Сирию.

Алият понимала, что этим чисто мужским замечанием Барикай, как щитом, загораживается от беды. Но щит рассыпался у него в руках.

— Ману… — сказал Барикай. — Наш первенец. Умер. — Он принялся часто-часто креститься трясущейся рукой. — Боже, смилуйся над ним! Христос, прими его! Помоги ему, святой Георгий!..

«Мне тоже пристало бы помолиться», — подумала Алият и вдруг почти без удивления поняла, что тяга к молитвам в ней умерла.

— Ты сказала Ахмат? — поинтересовался Барикай.

— Конечно. Лучше, по-моему… Надо пока оставить се и внуков в покое.

Молодая жена Ману жила в постоянном страхе с того самого момента, как его призвали на войну. Весть оглушила ее, как удар молота.

— Я послала вестника к Хайрану, но хозяин отослал его с каким-то поручением в Эмесу, — продолжала Алият. Младший их сын работал у торговца вином. — Дочери оплакивают Ману у себя дома.

Все три оставшиеся в живых дочери Алият успели выйти замуж, притом довольно удачно, и она радовалась, что в свое время не зря мучилась, собирая хорошее приданое.

— Думаю, теперь… — пробормотал Барикай, — думаю, надо взять в ученики Небозабада. Чтобы продолжил мое дело… Ты ведь знаешь его, не правда ли? Сын вдовы Хафсы. Парнишке всего десять, но подает надежды. Опять же, дело доброе. Оно может побудить святых смилостивиться над душой Ману. — И вдруг он до боли цепко схватил Алият за плечи и выкрикнул: — Да что ж это я болтаю! Ману умер!..

Она разомкнула его стиснутые пальцы, спустила их себе на бедра и крепко прижала мужа к груди. Так, обнявшись, они стояли долго-долго, пока вечерняя заря не угасла и сад не погрузился в сумрак.

— Алият, Алият, — наконец прошептал потрясенный Барикай, уткнувшись в ее волосы, — моя сила, любовь моя. Отчего ты такая особенная? Моя жена, мать, бабушка — и все-таки ничуть не изменилась с той поры, как была девушкой и моей невестой…

3

Захватив Тадмор, персы сперва обложили его тяжкой данью, но затем показали себя не такими уж дурными правителями. Не хуже римлян, решила про себя Алият. Пусть сами они били огнепоклонниками-зороастрийцами, но позволили каждому сохранить свою веру, даже более того — не давали православным, несторианам и иудеям досаждать друг другу. В то же время жесткий контроль над порядком на завоеванных территориях позволил возобновить торговлю, в том числе и с Персией. Лет десять — двенадцать спустя пошли слухи, что они продвигаются дальше, захватили Иерусалим, а там и Египет. Алият гадала, пойдут ли персы на старый Рим; но, судя по рассказам бывалых людей, бой за эту истощенную итальянскую землю, уже поделенную между ломбардскими вождями, католическим папой и остатками имперских гарнизонов, не сулил никакой выгоды.