Книга Израиля. Путевые заметки о стране святых, десантников и террористов - Евгений Сатановский

Впрочем, не только с невинным изначально и вполне приемлемым ныне в приличном обществе «халафом» в русском языке произошли такие изменения. «Мусор», вообще-то, тоже отнюдь не бытовые отбросы, как полагают особо обидчивые милиционеры, ставшие волею судьбы и Дмитрия Анатольевича Медведева в бытность его третьим президентом всея России полицейскими, а «мосер». С ударением на последний слог. Что переводится как «предатель».

Именно так вполне резонно называли евреи-уголовники евреев-чекистов. Которые представляли не еврейскую, а общенациональную, то есть гойскую, власть и собратьев по этническому происхождению ловили, сажали и расстреливали. Что приличным евреям делать запрещено – к вопросу о жидомасонском, всемирном, сионистском и прочих заговорах и засильях… И в результате остались все они, чекисты, таки по Бабелю: «с одним смитьём».

Кстати, чтобы закончить с темой: «параша» в исконном смысле – глава из Торы. Тоже с ударением на конце слова. Так как единственная книга, которую в тюрьме можно было держать в камере, – Библия. И читать, сидя орлом, как у грамотного населения по сей день заведено, можно было только её. По одной главе. Чтобы не увлекаться и не занимать дефицитное место общего пользования, куда всегда очередь. Не забудем, что евреи, согласно древней национальной традиции, были и остаются грамотными стопроцентно. Хоть в России у царя, хоть в Америке у президента, хоть у лысого беса на чёртовых выселках. Хоть на воле, хоть в тюрьме. Народ такой.

Отсюда, кстати, и происходит странная для тех, кто этого не знает, фраза «Да читал я эту парашу». Поскольку читать главу из книги, хоть из Торы, хоть из «Краткого курса истории ВКП (б)», хоть из «Хождения по мукам», несколько проще, чем перелистывать фаянсовый стульчак городского ватерклозета, деревянную сидушку деревенского сортира или примитивное жестяное ведро. Желающие оспорить этот простейший факт могут попробовать. Автору будет крайне любопытно узнать результат. Хотя, впрочем, в мире столько идиотов…

Последнее перед возвращением к сюжету о левых и правых партиях и избирателях этих партий в Государстве Израиль краткое отступление, существенное для евреев, антисемитов и интересующихся. Российский уголовный жаргон, вошедший, благодаря кинематографу и той повышенной культуре речи, которую являет в постсоветский период вся отечественная «элита» – деловая, политическая и прочая, – в нормальную языковую лексику, насыщен «евреизмами» не потому, что злобные семитские уголовники заразили им чистых, аки агнцы, славян. В рамках грядущего этих народов порабощения, спаивания и изничтожения как оплота православия, казачества и борьбы с однополыми браками вселенского масштаба. А просто потому, что сформирован был этот сленг именно в западных губерниях империи, большие города которой были еврейскими процентов на тридцать-сорок, а маленькие на семьдесят-восемьдесят.

Евреи, зажатые в черте оседлости, как шпроты в банке, имели на исторический период, о котором речь, повышенную пассионарность. Как писал о соответствующих ситуациях, вовсе не имея евреев в виду, Гумилёв. То есть рвались из своих местечек куда глаза глядят. Кто в эмиграцию – от Палестины и Аргентины до Шанхая и Южной Африки. Кто в те районы империи, куда периодически открывали доступ инородцам. К которым относились не только евреи – но они в первую очередь. Поскольку районы были очень уж дикие и гиблые. Например, Сибирь. Кто в революцию – за которой опять-таки следовала та же Сибирь. Кто просто в уголовщину. Откуда и взялись «Одесские рассказы». А также американские аналоги Фроима Грача и Бени Крика: Багси Сигал, Меир Лански и персонажи книги и фильма «Однажды в Америке».

Такая вот загогулина, понимаешь. Песня, из которой слова не выбросишь. В русском языке заимствований, связанных с конкретной исторической эпохой и конкретными соседями, полным-полно. Морская лексика взята у голландцев при Петре. Инженерная – у немцев и американцев в ХХ веке, при последних царях и первых вождях советского народа. Компьютерная – у тех же американцев в постсоветский период. Про тюркские, иранские, кавказские всех видов и прочие заимствования не стоит даже говорить. И что это значит, кроме того что язык не вымерший, как латынь или санскрит, а живой? Да ничего. Вопреки М. Задорнову, которому не в добрый час вздумалось побаловаться, просвещая народ толкованием вопросов языкознания.

Однако «место мокрое, а ребёнка нет», как говорят персы в своём Иране. И читатель, терпеливо сидящий у потока, которым течёт авторская мысль, справедливо ждёт, что ему скажут что-нибудь о левых и правых в Израиле. Ты ещё здесь, читатель? Ты не ушёл за пивом? Или к телевизору, смотреть «Дом-2» и постепенно превращаться в пень с глазами и ушами? Ну молодец. Тогда представь, что ты вернулся лет на сто назад. И перед тобой Гражданская война в России.

«Продармия», Первая конная, оборона Царицына. Будённый, Фрунзе, Троцкий, Щорс. Лазо, горящий в печи паровоза. Наголо бритый Григорий Котовский, с усами под Чарли Чаплина. Блюхер. Пилсудский, Маннергейм, Антанта. Нестор Иванович Махно, Петлюра, Скоропадский. Краснов, Колчак, Юденич. Деникин, Врангель. Мишка Япончик. Погромы. ВЧК. Военный коммунизм. Белый террор. Красный террор. Большевики, меньшевики, анархисты, анархо-синдикалисты, эсеры. На веки вечные гикнувший золотой запас России – большой привет императорской Японии и странам цивилизованного Запада. Мятеж левых эсеров. Кронштадтский мятеж. Заговор Сиднея Рейли. Бои с басмачами. Бои с хунхузами. Ну и хватит, пожалуй.

Что осталось в памяти народной, кроме «сотни юных бойцов», которая «на разведку в поля поскакала», и «шла дивизия вперёд, чтобы с боем взять Приморье, белой армии оплот»? Кроме усов командарма Семёна Михайловича? И фразы «… как Троцкий», адекватно оценивавшей единственное в своём роде ораторское искусство создателя Красной армии, она же РККА? А также фильмов «Неуловимые мстители» и «Белое солнце пустыни»? Правильно, читатель. Красные в памяти остались. И белые. И то, что это была война между ними.

На самом деле война эта была не между ними, а между всеми. Притом что временные попутчики и союзники уничтожались ударом в спину и шельмовались на десятилетия вперёд, как тот же Махно. И свои становились чужими, после чего ни их жизнь, ни жизнь их сторонников не стоила ломаного гроша, как было с Троцким. Чего там только не было наворочено, в борьбе партийных группировок с одной стороны и генералов, атаманов и бесчисленных местных правительств с другой. А по большому счёту осталось в истории одно: белые против красных. Красные против белых. И всё. И вот в Израиле оно тоже так осталось.