По следам минувшего - Ирина Яковлева

Так уж повелось, что учебники и популярные книги пишут представители двух массовых палеонтологических профессий: специалисты по морской фауне прошлых эпох и специалисты по древним позвоночным животным. Пожалуй, за радужной ширмой стрекозиных крыльев оба клана скрывали тайную уверенность в том, что не в пример ящерам и трилобитам, древние насекомые интересны только для тех, кто их изучает. У нас, авторов, такой уверенности уже не было. Наверное, потому, что нам посчастливилось знать Бориса Борисовича Родендорфа, выдающегося советского палеоэнтомолога. Знать, а одному из нас некоторое время работать под его руководством. Именно от него мы впервые услышали гипотезу о насекомых-прометеях, передавших четвероногим предкам похищенную у леса энергию солнечного огня.

Этот большой усатый человек, такой добрый и скромный, что казался живым олицетворением этих важных, но не главных в работе качеств, обладал помимо них даром проникновения в самую суть, в будущее своей науки. Дар этот сродни таланту полководца. Собственно, полководцем науки и был скромный Борис Борисович.

Про ископаемых насекомых мало писали не потому, что они никогда не были такими большими и грозными, как динозавры. Просто это очень трудная для изучения и познания группа животных. Насекомые так разнообразны, что даже в одном месте, в одном слое трудно найти два одинаковых вида. Что же тогда говорить о местонахождениях, удаленных на тысячи километров? А принцип геологического хронометра, о котором мы говорили и который так нужен геологам-практикам, таков: только одинаковые виды точно указывают на одинаковый возраст горных пород. Выходило, что насекомые не очень-то нужны для практической работы геолога.

То же разнообразие крайне мешает проследить развитие отдельных ветвей насекомых во времени, нащупать закономерности изменения их бесчисленных форм. Словом, проделать то, что с таким успехом делают исследователи позвоночных. А тут еще огромные пробелы в летописи шестиногих: ведь они совсем не сохраняются в грубых осадочных породах. Выходит, что и теории эволюции насекомые мало что могут дать.

В начале мезозойской эры существовали уже все ныне живущие группы насекомых. За время, прошедшее с момента появления пранасекомого в начале силура, потомки этих неуклюжих многокрылых «планеристов» освоили все возможные экологические ниши, стали самыми многочисленными обитателями суши. А вот за последние 200 миллионов лет морфологические изменения насекомых куда менее значительны. Судите сами: мезозойское сетчатокрылое (на рисунке справа) только специалист способен отличить от современного насекомого; слева же изображен живший в силуре, за 200 миллионов лет до него, предок насекомых — так реконструировали его внешний вид ученые-палеоэнтомологи.

Профессор Родендорф своими работами разрушил предрассудки и теоретиков, и практиков. Он изучал историю отрядов насекомых, законы исторической смены сообществ, восстанавливал образ жизни шестиногих и их связи с другими вымершими организмами. И постепенно то, что казалось большим неудобством в работе с насекомыми, их сверхразнообразие, обернулось огромным преимуществом. Из этого многообразия вдруг проявился живой облик природы прошлых эпох. Так из множества светящихся точек на экране телевизора складывается движущееся изображение. Тут нет никакого чуда. Насекомые так точно «пригнаны» к любому наземному ландшафту, что могут рассказать о нем почти все.

Получив большую коллекцию современных насекомых из неизвестного места, хороший специалист легко определит, собрана ли эта коллекция в лесу или в степи, в умеренной или в субтропической зоне, сможет узнать, какие растения характерны для этого места и даже какие животные встречаются там.

Такой же полноты знания можно добиться, изучая ископаемых. Вот простой пример. Много лет мы пытались отыскать в мезозойских отложениях Сибири и Центральной Азии летающих ящеров. Хотелось выяснить, как далеко на восток проникали эти рептилии. Долгие поиски не принесли удачи. Но однажды на раскопках в Монголии ученик Родендорфа А. Г. Пономаренко с улыбкой показал нам долгоногое существо весьма неприятного вида, распластанное на поверхности камня. Это был завроптирус, паразитировавший на перепончатых крыльях ящеров. Самих ящеров мы тогда так и не нашли, но все-таки узнали, что они жили в этих краях.

Пожалуй, не будет большим преувеличением сказать, что тот, кто сумеет расшифровать историю вечно изменчивого племени шестиногих, как бы положит руку на пульс истории биосферы. Он узнает даже о незначительных изменениях климата, уловит самое начало смены растительных сообществ, почувствует отдаленное эхо великих экологических катастроф.

Борис Борисович Родендорф понял это первым и первым задумался над тем, что подобная задача по силам только дружному и сплоченному коллективу исследователей. И он создал такой коллектив — лучшую в мире лабораторию палеоэнтомологии. А это было труднее и, пожалуй, важнее, чем написать самые замечательные книги и статьи. И как нам кажется, создать такой коллектив никогда бы не удалось, не будь у Бориса Борисовича таких необязательных для ученого качеств, как сердечность, скромность и доброта.

В его лаборатории, на Полянке, куда мы пришли обсудить загадки карбона, даже вечером кипела работа. Ученики Родендорфа срочно готовили к печати объемистую рукопись «Историческое развитие класса насекомых» — итог десятилетней работы коллектива, самое важное, что знают сейчас палеонтологи о всех насекомых всех эпох.

Эту книгу старый профессор уже не увидит напечатанной.

ПЕРВЫЙ ПОЛЕТ

Грузное, неуклюжее существо, выставив вперед челюсти-клещи, упрямо карабкалось по бесконечному перу прапапоротника. Перо неспешно раскачивалось под ветром, то уходя в тень, то подставляясь вечернему солнцу. Когда свет загорался в прорезях листьев, существо замирало, глянцевито поблескивая зелеными кольцами членистого брюха, а его маленькие глазки вспыхивали красными огоньками. Затем свет погасал, и существо снова возобновляло движение к невидимой цели. И тогда возникало какое-то странное несоответствие между этим целеустремленным движением и «растительным» обликом животного, похожего на обрубок стебля с грубыми жесткими листочками.

Снова вспыхнул свет, но существо не остановилось. Вожделенная цель была уже рядом — пышный семязачаток, заключавший в себе будущие поколения растений, самую лучшую, нежную пищу. Но маленькие глазки отметили не только краткость оставшегося пути, но и его непроходимость. Над семязачатком заколебался, раскрываясь, пушистый черный цветок — цветок смерти. Это огромный паук, страж сокровищ древнего леса, приготовился обнять гостя. Но громоздкое тело существа вдруг плавно и бесшумно скользнуло вниз и понеслось пологой дугой навстречу другому стеблю, другому семязачатку…

Примерно так представляет себе образ пранасекомого Александр Павлович Расницын.

Однако в отличие от прапапоротника, который существовал реально, пранасекомое — существо гипотетическое. Его никто никогда не находил. Доктор Расницын реконструировал предка шестиногих по правилам, о которых мы говорили в главе о предках позвоночных. Только для этой работы он использовал признаки не современных, а самых древних, карбоновых насекомых. Это, конечно, очень повышает доказательность гипотезы.

На всякий случай пробуем задать ученому каверзные вопросы. А что если предки насекомых не были живыми планерами и не лазали по ветвям, а жили себе в воде, как личинки стрекоз?

Александр Павлович и его коллега Владимир Васильевич Жерихин всем своим видом выражают крайнее неодобрение.

— Разве нам не известно, что карбоновые насекомые избегали воды? Ведь в каменноугольных породах не найдено ни одной водной личинки, тогда как в более поздних осадках они изобильны.

Мы узнаем, что знаменитые стрекозы карбона были вполне наземными существами. Яйца свои они откладывали в мягкую зеленую кору кордаитов и других деревьев, подсекая ее острым, режущим яйцекладом. Так поступали и другие древние насекомые. Вылупившиеся личинки жили и охотились на деревьях или же спускались в лесную подстилку, где росли до последней линьки. Потом они вылезали на деревья и сбрасывали ненужную личиночную шкуру.

Упоминание о подстилке позволяет нам сделать очередной выпад:

— В современной лесной подстилке и в почве живут очень примитивные существа, так называемые «первично-бескрылые» насекомые. Есть гипотеза, что именно лесная подстилка была средой обитания предков крылатых.

Отповедь следует немедленно:

— «Бескрылые» — это несколько самостоятельных классов членистоногих. С насекомыми они связаны разве что дальним родством и никак не являются их предками. Что касается подстилки, то это был настоящий бурелом из ветвей и огромных кусков зеленой опадающей коры. Она выполняла ту же работу, что и листья, и опадала подобно им. Разве могли существа с жесткими нескладывающимися крыловидными выростами преодолевать такие препятствия?!