Ересь Хоруса: Омнибус. Том I - Дэн Абнетт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Среди гражданского населения Истваана III вирус распространился со скоростью мысли, переходя от жертвы к жертве за промежуток времени, равный одному вдоху. Люди падали, не сходя с места, их плоть сползала со скелетов, нервная система разрушалась в одно мгновение, а кости разжижались до желеобразного состояния.
Но летальность вируса была и его самым опасным врагом, поскольку, уничтожив все живое, он начинал быстро пожирать самое себя.
Но бомбардировка с орбиты не прекращалась, она охватывала всю планету, и точно рассчитанные сектора обстрела перекрывали друг друга, чтобы ничто не могло укрыться от вируса.
В считанные минуты с лица планеты стирались целые государства. Древние цивилизации, которые пережили Долгую Ночь, и десятки раз противостояли захватчикам, погибали, не успев даже узнать от чего. Миллионы людей вопили в мучительной агонии, когда собственные тела предавали их, распадались на части и превращались в гниющую, разлагающуюся массу.
Зиндерманн увидел, как на пикт-экране отчетливо проявилось темное пятно, закрывшее большой участок поверхности. Оно быстро превратилось в черное кольцо, которое с поразительной скоростью пожирало поверхность и оставляло после себя серое, опустошенное пространство. С другой стороны навстречу первой волне пришла вторая, они сошлись и стиснули планету в смертельных объятиях.
— Что… что это такое? — прошептала Мерсади.
— Ты это уже видела, — напомнила Эуфратия. — Император показал тебе через меня. Это смерть.
При воспоминании о страшных картинах разложения, когда его собственная плоть мгновенно распадалась и обнажала кости, а все вокруг было охвачено черной заразой, у Зиндерманна едва не подкосились ноги.
Вот что происходило на Истваане III.
Вот в чем заключалось предательство.
Зиндерманн почувствовал себя так, словно всю его кровь вытягивают из тела. Целый мир предан мучительной смерти. Эхо ужаса, объявшего жителей Истваана III, ударило в его сердце, и этот ужас, одновременно поразивший миллиарды людей, было невозможно вынести.
— Вы летописцы, — с печальным спокойствием сказала Эуфратия. — Вы оба. Запомните это и передайте другим. Об этом должны узнать.
Зиндерманн, ошеломленный увиденным, смог только молча кивнуть.
— А теперь пойдемте, — продолжала Эуфратия. — Нам пора уходить.
— Уходить? — всхлипнула Мерсади, не в силах оторвать взгляд от погибающего мира. — Куда?
— Просто пойдем отсюда, — улыбнулась Эуфратия.
Она взяла за руки обоих друзей и сквозь неподвижную, пораженную ужасом толпу летописцев повела их к оцеплению Астартес.
Поначалу Зиндерманн подчинился ей, хотя едва мог переставлять ноги, но, увидев, что Эуфратия ведет их к стоящим вдоль стен Астартес, в тревоге остановился.
— Эуфратия! — прошипел он. — Что ты делаешь? Если эти Астартес нас узнают…
— Кирилл, доверьтесь мне, — ответила она. — Я на это и рассчитываю.
Эуфратия подвела их к огромному воину, стоявшему в стороне от остальных, и Зиндерманн, достаточно хорошо понимавший язык тела, заметил, что Астартес, как и они сами, поражен картиной гибели планеты.
Воин обратил к ним лицо — морщинистое, с задубевшей кожей.
Эуфратия посмотрела ему в глаза:
— Йактон, нам нужна ваша помощь.
Йактон Круз. Зиндерманн вспомнил, что Локен упоминал о нем, называя старика «Вполуха». Этот Астартес был воином старых времен, и ни командиры, ни боевые братья уже не давали себе труда прислушиваться к голосу Круза. Воин старых времен…
— Вам нужна моя помощь? — переспросил Круз. — А кто вы такие?
— Меня зовут Эуфратия Киилер, а это Мерсади Олитон, — ответила Эуфратия самым непринужденным тоном, словно представляла знакомых на светской вечеринке. — И с нами Кирилл Зиндерманн.
Итератор увидел, что воин узнал если не лица, то имена, и зажмурился, ожидая неминуемого крика и последующего разоблачения.
— Локен просил меня присмотреть за вами, — сказал Круз.
— Локен? — воскликнула Мерсади. — Вы что-нибудь слышали о нем?
Круз покачал головой:
— Он только просил меня приглядеть за вами, пока его не будет. Теперь мне понятно, что он имел в виду.
— Что это значит? — спросил Зиндерманн.
Ему очень не понравился взгляд, украдкой брошенный Крузом на стоящих вдоль всех стен Астартес.
— Не важно, — пробормотал Круз.
— Йактон, — окликнула его Эуфратия, и в ее голосе прозвучала спокойная уверенность. — Посмотрите на меня.
Старый воин смерил взглядом стройную фигурку Эуфратии, и Зиндерманн ощутил исходящие от нее волны властности и решимости.
— Вы больше не Вполуха, — заговорила Эуфратия. — Теперь ваш голос будет самым громким во всем Легионе. Вы тоскуете о прошедших временах и хотите, чтобы они вернулись. Йактон, эти времена умирают на наших глазах, но с вашей помощью мы снова можем их возродить.
— О чем ты толкуешь, женщина? — сердито фыркнул Круз.
— Вспомните Хтонию, — не сдавалась Эуфратия.
Зиндерманн вздрогнул. Между Астартес и Эуфратией словно проскочил электрический разряд.
— Что тебе известно о моей родной планете?
— Только то, что я увидела в вас, Йактон, — сказала Эуфратия, и мягкое сияние, возникшее в ее глазах, наполнило ее слова соблазном и обещанием. — Я знаю о чести и неустрашимости, из которых были выкованы Лунные Волки. Йактон, только вы один об этом помните. Только вы один теперь воплощаете в себе истинного Астартес.
— Ты ничего обо мне не знаешь, — возразил Круз, но Зиндерманн заметил, что слова Эуфратии задели его, разрушив барьеры, воздвигнутые между Астартес и смертными.
— Ваши братья называют вас «Вполуха», но вы не обижаетесь за это. Я знаю, это потому, что воин Хтонии настолько благороден, что не мстит за мелкие насмешки. И еще мне известно, что ваш голос не слышен на воинских советах, потому что он звучит из прошлых веков, когда целью Великого Крестового Похода была не личная выгода, а благо всего человечества.
Зиндерманн видел в лице Круза отражение внутренней борьбы, бушевавшей в его душе.
Верность Легиону боролась с верностью принципам, положенным в его основу.
Наконец, он печально улыбнулся.
— Ничего невозможного, — тихо произнес он, затем оглянулся на Воителя и Малогарста. — Пойдемте, — обратился он к друзьям. — Следуйте за мной.
— Куда? — не удержался от вопроса Зиндерманн.
— В безопасное место, — ответил Круз. — Локен просил позаботиться о вас, и я намерен это сделать. А теперь молчите и идите за мной.
Круз развернулся и направился к одной из многочисленных дверей, выходящих из аудиенц-зала. Эуфратия последовала за ним, Зиндерманн с Мерсади старались от них не отставать, хотя и не знали, куда их ведут. Круз остановился перед высокой двустворчатой дверью из полированной бронзы, охраняемой двумя воинами, и коротким взмахом руки приказал им посторониться.
— Этих троих я увожу вниз, — сказал он.
— Мы получили приказ никого не выпускать из зала, — возразил один из стражников.
— А я даю вам новый приказ, — ответил Круз, и в его голосе прозвучала непоколебимая решимость, которой раньше Зиндерманн не замечал. — Дайте пройти, или вы решили не подчиняться приказу старшего офицера?
— Нет, сэр, — ответили воины и с поклоном распахнули бронзовые створки.
Круз кивнул охранникам и жестом позвал за собой своих спутников.
Зиндерманн, Эуфратия и Мерсади покинули аудиенц-зал, и дверь захлопнулась за ними со стуком, который странным образом напомнил о закрывающейся крышке гроба. Стоны погибающей планеты и судорожные вздохи шокированной публики внезапно стихли, и наступившая тишина казалась особенно гнетущей.
— Что же нам теперь делать? — спросила Мерсади.
— Я отправлю вас как можно дальше от «Духа мщения», — ответил Круз.
— Отправите с корабля? — изумился Зиндерманн.
— Да, — подтвердил Круз. — Здесь для вас теперь небезопасно. Совсем небезопасно.
Глава 12
ЧИСТКА
ПУСТЬ ГАЛАКТИКА ГОРИТ ОГНЕМ
МАШИНА БОГА
Вопли предсмертной агонии жителей Хорала чудовищными волнами накатывались на Дворец Регента, словно цунами. Пространство вокруг дворца было заполнено телами, которые мгновенно разлагались, и плоть стекала со скелетов.
Испуганные и яростные крики возносились к небесам, заклиная богов избавить от мучений. В небе парила последняя Дева Битвы, пытаясь своим пением облегчить агонию и ужас смерти, но вирус поразил и ее, и вместо песен и молитв истваанским богам из ее горла с кашлем вылетали черные комки — пораженные вирусом внутренние органы уже сгнили. Она закружилась, словно подстреленная птица, и рухнула на землю.