Вирус зла (СИ) - Илья Твиров

— И что теперь?

На вопрос Гагарина ответил коллективный разум файрусов:

— Мы согласны присоединиться к обще системе. Если наш общий Дом дал на это добро, то мы не имеем права перечить его воле. Что вам от нас для этого нужно?

— Ничего, — ответил Громов.

— Как это ничего? — удивился Виктор. — А настройка?

— Она не понадобится. Общество аквидов, так же как и человеческое общество, представляет собой единую этико-психологическую систему лишь в самом общем плане, и для того, чтобы сделать ее таковой более реально, ощутимо, пришлось прибегать к коррекции. Аквиды в своем обществе большие индивидуалисты, так же как и люди, и с этим явлением возникают проблемы, а вот файрусы — единая колония-разум, точнее совокупность колоний. Их можно не корректировать, достаточно простого согласия, которое и символизирует их настрой.

Виктор флегматичным взором оглядел пространство переговорного зала. То ли ему показалось, то ли это действительно было на самом деле, но соты как будто бы стали светиться еще более интенсивно и… радостно.

— Тебе это не кажется, — услышал он мысленный голос Громова. — Теперь в тебе говорит метаязык, и ты видишь вещи более полно, чем прежде.

— Это очень похоже на Божественный взгляд, — ответил ему Гагарин.

— На что?

— Когда я дрался на базе Гаспаряна, я увидел на мгновение мир… другим зрением, я мог изменить тогда все… я назвал это Божественным зрением, хотя, что это было на самом деле — не знаю. Но только благодаря такому внезапному озарению я смог одолеть матрицу Вируса.

Громов почесал подбородок. Глаза его на мгновение вспыхнули и тут же погасли. Он вдруг открыто улыбнулся и едва не расхохотался.

— Оперативное поле Домена. Вот что ты видел. А раз так, то ты действительно мог в этот момент все, даже изгнать Вирус с этого локального участка Метагалактики. Именно в таком качестве мы, ну, то есть материализованный закон Творца, именуемый мной Конструктором и Инженером, видели Домен в те первые мгновения его существования. Но с метаязыком оперативное поле не имеет ничего общего, так что прими свое новое умение как должное и поскакали дальше.

— Куда теперь?

— В небеса, — хитро прищурившись, ответил Максим.

Две человеческие фигуры растаяли в воздухе, оставляя таинственных обитателей огненных недр Земли наедине со своими мыслями и надеждами на лучшие времена.

Глава 4

Город в небесах

Темно синее небо, настолько насыщенное, что, кажется, вот-вот, оно рухнет на тебя, накроет с головой, позволит окунуться в свои бездонные объятия, чтобы испить легендарный нектар богов и стать нечто большим, чем просто обыкновенным человеком. Если как следует присмотреться, можно было увидеть звезды. Они тусклыми еле заметными искорками горели где-то очень далеко отсюда, даря всему окружающему пространству необходимую энергию и свет.

И не облачка в небесах.

Виктор моргнул, еще раз, другой, третий. Картина не изменилась — все то же густое, такое близкое синее небо покоилось над ним, а внизу…

Внизу простирались белые шапки, облаков, настоящие континенты, горы и горные цепи, только парящие в воздухе и живущие не в пример меньше своих настоящих собратьев.

Облака, казалось, живут своей собственной жизнью. Они плыли спокойно, величаво, соединялись и разъединялись, видоизменяли свою форму по собственному желанию, не подчиняясь при этом никому, пропадали, растворяясь в воздухе, и образовывались тогда, когда это было необходимо природе. Казалось, единственной разумной жизнью здесь могут быть только эти белесые, серовато-голубые, иногда со свинцовым отливом острова, но так уж был устроен мир, что не все в нем было очевидным с первого взгляда.

— Где они, — спросил Виктор, купаясь в воздушном потоке.

— Уже не далеко. Разве ты их не чувствуешь? — удивился Громов. Странник находился здесь же и вниз вообще не смотрел, предпочитая разглядывать звезды. Одному Творцу было известно, что он видел там.

— Не очень, — признался Гагарин. — Никак не могу приноровиться к метаязыку, он меня отвлекает, и я не могу сосредоточиться. Все время лезет что-то постороннее.

— Привыкнешь скоро. Плазмиды уже в курсе, что мы ходим с ними побеседовать, поэтому спешат к нам на всех порах.

— Плазмиды?

— Ага. Когда увидишь их, сразу поймешь, почему я их так прозвал.

— А они знают о цели нашего визита?

— Уверен, что догадываются. С Землей они поддерживают тесный контакт, не менее тесный, предполагаю, чем файрусы, поэтому долго объяснять им, что нужно делать, мы не станем.

Виктор с интересом рассматривал проплывающее мимо него облако, напоминавшее собой рожок мороженого.

— Никогда бы не подумал, — прошептал он, — что их форма, цвет — это все не просто так. Это ведь не случайность, а переплетение местных законов.

— Ты это видишь?

— Вижу. Только не понимаю, зачем это Земле. Ведь она же оператор? Она создает эти законы?

— Разумеется она. Только скорее бессознательно, чем осознано. В этом своем действии она очень сильно напоминает нам человеческих художников, музыкантов, скульпторов, людей творческих, которые создают свои вечные бесценные шедевры, реализую свой творческий потенциал и не более того. Они делают это из любви к искусству, а вот уже человеческое общество дает картинам цену.

Виктор всем своим видом демонстрировал скептическое отношение к только что услышанному.

— Ты вправду думаешь, что Земля — художник?

— А почему нет? Творчество — это слабое проявление метаязыка, доступное людям, и не только, кстати, людям. Аквиды также великолепные художники и музыканты, просто ты еще не знаком с их шедеврами. Их живопись чрезвычайно гармонична музыка действительно потрясает воображение, так что при возможности обязательно познакомься с их искусством, будешь приятно удивлен.

Виктор утвердительно кивнул, но скептическое выражение его лица никуда не исчезло.

— И все же звучит не очень правдоподобно, — сказал он. — Этак можно договориться до того, что художествами занимается не только Земля, но и все планеты Солнечной системы, само Солнце, другие звезды и… вообще, галактики, скопления и прочее. Квазары еще нужно включить в эту категорию и не забыть про черные дыры и прочую космическую экзотику.

— Зря иронизируешь, — спокойно ответил ему Громов. — Ты вот сейчас ерничал, но оказался настолько правым, что аж диву даешься.

— То есть, как? — обалдело вытаращился на Максима Виктор.