Ведущий в погибель - Надежда Попова

О том, по какой причине была похищена графиня фон Рихтхофен, никто не распространялся, однако, имея в виду противоположность полов жертвы и похитителей, горожане выстроили собственную версию, с которой по убедительности не смогла бы поспорить ни одна другая. На Адельхайду ее товарки по сословию косились с завистливым сочувствием, упоминая о том, что их-то мужья и женихи наверняка не рискнули бы сунуться за ними в логово ужасных чудовищ, а то и отдали бы в оное сами; фон Вегерхоф же, прежде почитаемый не более чем за напыщенного чудака, теперь встречал взгляды удивленные и какие-то опасливые. Странным образом неделикатные прежде высказывания графа фон Лауфенберга в его адрес внезапно и разом сошли на нет.

Тевтонец, притихший в своей гостинице и наверняка надеявшийся, что о нем забыли, был вызван в ратушу для беседы и не явиться не посмел, хотя довольным при этом не выглядел. Около получасу, по выражению мрачно удовлетворенного шарфюрера, «отец Альберт делал из тевтонца тамплиера», и запертую изнутри комнату фон Зиккинген покинул задумчивым и удрученным.

В подобных заботах пробежала без малого еще неделя, завершение каковой ознаменовалось ярким субботним полуднем нашествием орды, осиянной блеском доспехов, грохотом оружия и копыт и трепетом штандартов, среди которых главенствующим воздымалось императорское знамя. Орда исчислялась тремя сотнями голов, включая как именитых и не слишком рыцарей, так и их подвластных, а также иных рядовых представителей воинского и околовоинского дела. По свидетельству ульмских стражей, один из ратманов, увидя прибывших, взвыл весьма натурально, едва не вырвав собственные и без того немногие волосы с корнем.

Если служители Конгрегации обходились с горожанами и их правами не слишком бережно, то об императорских воителях можно было сказать, что те не церемонились вовсе. Казармы, где обитали местные стражи, были утеснены до предела, дабы вместить рядовых из числа вновь прибывших, оставшиеся еще не заполненными трактиры и трактирчики забились гостями познатнее, частные дома приняли рыцарей наиболее высокого полета, для чего безжалостно изгонялись все, мешающие осуществлению плана расквартирования. Рат, попытавшийся подать жалобу на вольное с ним обращение со стороны Инквизиции, был послан прочь словами, доступными в понимании, после чего особым громогласным указом объявлено было, что городской совет провозглашается распущенным по причине вопиющей неадекватности и неспособности к делу, ради которого был создан. Досрочные выборы волевым образом назначили на следующую неделю, а предвыборные споры отменили как вещь ненужную, ибо все достойные личности в Ульме и без того известны его обитателям. Любые возражения, касающиеся столь наглого вмешательства в городскую вольность, были отметены просто и безапелляционно; если слухи, донесшиеся до майстера инквизитора, не лгали, предводитель имперского воинства заявил прямо о том, что «самоуправление вообще вредно – от него стриги заводятся».

Некоторый конфликт юрисдикций обозначился, когда новые блюстители порядка попытались перевести в собственное подчинение ульмских стражей, уже объявленных повинующимися приказам представителей Конгрегации. Наткнувшись на робкие возражения солдат, не желающих обрести на свою голову гнева Инквизиции, предводители имперского воинства явились в ратушу с требованиями и притязаниями, и Курт, уже привыкший к препирательствам с личностями положением не ниже герцогского, в течение четверти часа вяло отбивал атаку конкурентов, продержав оборону до возвращения занятого иными делами отца Альберта. Тот, представ перед делегацией, повторил все, уже сказанное майстером инквизитором, присовокупив к его словам разве что собственные полномочия и без особенного труда убедив господ рыцарей в том, что, поскольку совершенные в городе преступления имеют status supernaturalis, то и первый голос в ответных действиях принадлежит Святой Инквизиции и никому более. Разбирательства с ратом, несомненно, выпадают на долю светских властей, каковой чести Конгрегация лишать их не намерена, однако в отношении стражи, помимо прочих доводов, будет действовать закон prior tempore[221], или, выражаясь простыми словами, «кто успел, тот и съел».

Об освобождении фогта от инквизиторского попечения речь зашла мимоходом и уже нерешительно, каковой разговор завершился, не начавшись: не тратя времени и красноречия на убеждение, отец Альберт просто вывел фон Люфтенхаймера к господам рыцарям, и тот подтвердил крайнюю необходимость своего пребывания под опекой Конгрегации в течение еще некоторого времени.

Замок наместника имперские блюстители получили в свое полное распоряжение к середине воскресного дня – обследованный во всех закоулках, изученный и совершенно обезлюдевший. Вопрос, куда подевалась челядь, был задан без надежды на отклик, однако ответ все же был получен и поразил в первую очередь майстера инквизитора, с удивлением узнавшего, что вся прислуга без исключения была изуверски убита, и следы, оставленные на телах, ясно говорят о том, что – убита стригом. Цепляться с расспросами к начальству Курт не стал, разумно полагая, что подробности задуманного святым отцом хода ему будут сообщены в нужное время.

Понедельник, ознаменованный памятью святого Георгия Победоносца, прошел шумно. Месса собрала такое количество прихожан, какого в одной церкви разом этот город не видел, быть может, за всю свою историю, чему причиной наверняка было присутствие майстера инквизитора Гессе со товарищи и господ имперских рыцарей, а также железная клетка, увезенная этим утром из кузницы, в которой две недели назад был сделан заказ. Богослужение прихожане явно пропускали мимо ушей, не чая его завершения, временами даже споря во весь голос между собою, огласит ли сегодня господин дознаватель новость, давно ожидаемую всеми, и по рядам прокатился возбужденный гомон, когда Курт прошагал к кафедре. Голоса стихли с первым же словом, погрузив церковь в гробовую тишину, и вновь грянули бурным морским прибоем после объявления о назначенной на завтрашнее утро казни томящихся в заключении стрига и шести человек.

Отыскать в толпе Вильгельма Штюбинга удалось не с первой попытки, однако, будучи обнаруженным, тот не выказал тщетного желания немедленно улизнуть и, повинуясь мановению руки, послушно вышел вперед, встав подле майстера инквизитора. Неведомо, благодаря кому, но бо́льшая часть Ульма уже пребывала в курсе всех подробностей заключенной меж ними сделки, однако отказать себе в удовольствии выслушать от ратмана признание в некомпетентности и публичные извинения в свой адрес Курт не смог. Ухватив за рукав уже уходящего члена совета, цветом лица соперничающего со спелым садовым яблоком, он, не особенно следя за громкостью голоса, выразил уверенность в том, что и о своем долге тот также не запамятовал и оный долг доставит сегодня же к вечеру в «Моргенрот» лично или с надежным посыльным. Штюбинг нервно кивнул, затравленно оглядев заполненную гостями города церковь, и поспешно ретировался.