Радужная Нить - Асия Уэно

— Да, я недооценила сестрицу, — вздохнула Мэй. — Но капельку времени мы выгадаем — кто знает, может, осада не затянется? Как вы считаете, господин?

Я пожал плечами. Судя по летописям, последний раз осаждали Северную Столицу, и было это при Повелителе, пять сотен веков назад. Накануне войска последнего императора Чёрной Нити были разбиты в оварском сражении. Вместе с уцелевшими приближёнными из кланов Воды и Металла он укрылся в Тоси, время от времени предпринимая вылазки на побережье за припасами. Но первый Сын Пламени занял ближайшие к городу посёлки, осыпая флот изгнанника зажигательными стрелами, и, в конце концов, вынудил противника сдаться. Говорят, бывший правитель утром перед тем, как городские врата открылись, вышел в море на лучшем из кораблей, желая найти пристанище вдали от Империи, а Повелитель преследовал его — но это известно каждому ребёнку и к делу уже не относится.

Но, воспевая доблесть наших предков, история умалчивает, сколько жителей Тоси умерло от голода, прежде чем Сын Воды признал своё поражение. Может быть, поэтому молодой правитель и построил новую столицу, Овару? Поэтому и не возвращался на север? Я бы тоже чувствовал себя неуютно в месте, помнящем тех, кто очутился меж двух разрушительных сил, одна из которых — я сам. Тысячи людей, подданных не императора, но Империи — за какие грехи их жизни стали разменной монетой войны?

Войны, которая не пощадит и Кёо.

— Исаи умён. Он должен понимать, что выхода нет, — вздохнул я. — Но на пощаду ему рассчитывать не приходится, а значит, он будет тянуть до последнего, за каждый день собственной жизни расплачиваясь десятками других. Или у него припрятан моккан в рукаве. Таковы все правители, Мэй.

— Так быть не должно, — прошептала она. — Хономару… господин Хитэёми никогда бы так… — она замотала головой, прикрыла уши тонкими пальцами, словно я мог возразить.

— Он не стал бы выкупать свою жизнь подобным образом, — согласился я, и она вздохнула с облегчением.

Договорить я не смог. Брат, каким он сделался сейчас, поступит так не ради жизни, но ради смерти. Смерти Исаи-но Нобору, своего врага.

— Он отправил меня за запасными доспехами, — вспомнил я о главном. — А Кенске обещал предоставить вооружение и помощника в придачу, но, видимо, отвлёкся. Где там вещички Хоно? Переоденусь за повозкой. Времени мало, а надо столько всего рассказать…

— Здесь, в сундуке. Позвольте, я достану и помогу вам. Господин Хитэёми облачается без моего участия, но если вы объясните…

Девушка сдвинулась чуть левее, и тут багряный луч заходящего солнца пробил плотные тучи, свидетельствующие о приближении дождя, и упал на предмет, закатившийся ей за спину при нашей встрече.

— Что это? — я подался вперёд, желая рассмотреть находку, потрогать её. — Неужели та самая, о которой говорил Ясу? Из святилища? Красота какая…

— Нет! Господин Кайдомару!

Сильный удар по уху застал меня врасплох. Тень нависала сверху — человек с искажённым лицом, нашаривающий рукоять меча. Хоно.

— Рехнулся?! — возмущённый, я швырнул ему под ноги чашу из чёрного стекла. — Посмотреть нельзя?! Ты уже во всём вину ищешь!

— Что у тебя на руках? — как-то чересчур спокойно спросил брат.

Я обескуражено перевёл взгляд на собственные ладони. Кровь. От удара? Ощупал лицо — вроде, ничего…

Хоно тем временем поспешно заглянул к Мэй-Мэй и задёрнул полог, словно опасаясь, что обитательницу повозки углядит чужой жадный глаз.

— Я… погорячился, Кай, — с трудом преодолевая себя, сказал он. — На меня действительно будто затмение нашло. Вот, возьми, — резким движением брат сорвал ленту, всё с тем же рисунком "птичья лапка" и начертанием «Хитэёми», предназначенную для того, чтобы и враги, и союзники отличали его в битве. — Не вставай, перевяжи сначала. Ты где поранился?

— Не знаю. Только что, — кровь собиралась в ладони алой лужицей, и я торопливо прижал лоскут к длинному и глубокому порезу через основания пальцев. — Кажется, этим. Надо же, и не почувствовал!

Что там порез — вот ухо — да, болит! И в голове до сих пор барабанный грохот.

— Господин Хитэёми! — встревоженный голос Мэй раздался изнутри повозки. — Не стоит её трогать, пожалуйста! Я и вашего брата пыталась предупредить, да не успела. Видите, от неё одни беды!

— Что это за чаша? Края острые, как лезвие, и почти прозрачные! — брат, всё-таки, поднял вещицу с земли. К счастью, за дно. — Из чего она сделана? А вы долго будете здесь торчать?! — неожиданно вызверился он на ратников, собравшихся вокруг нас. Тех словно ветром сдуло.

— Чёрный нефрит родом с острова Хикко, из его пламенных недр, — ответила девушка. — Здесь за него платили чистым золотом, но это было давным-давно. Должно быть, она древняя. Я ведь рассказывала вам про Родниковое Святилище, мой господин? Мико-доно поклонялась с её помощью Богине, а после смер…

Вскрикнув, она затихла, и тут до меня дошло. Вот, о чём умолчала кицунэ! Вот, где была неувязка! Зачем преследовать того, кто уже мёртв?

После того, что сделала Кагура, Безвременник никогда бы не отпустила её живой. Никогда! Глупец, об этом можно было и догадаться.

— Так с ней покончено? — еле выговорил я. — Думал, она бежала!

Невероятно! Женщина, что столь усердно пыталась меня погубить, давно уже превратилась в пепел, а я всё «предвкушал» встречу. Какая нелепость — впрочем, подобно всем нашим страхам… Стало быть, причины её поступков так и останутся загадкой? Мертва… А я представлял её смерть иначе. И думал, что почувствую нечто большее. Облегчение. Жалость. Мстительное ликование, как Юки. Торжество. Хоть что-нибудь! Только не пустоту…

— Я дважды предательница, — с горечью произнесла Мэй. — От меня тоже одни беды. Я ничем не лучше несчастной госпожи Кагуры! Я такая же!

— Ты утаила от меня очень многое, — строго заметил Хоно, вертя чашу на одном пальце.

— Вы не верили даже тому, что я говорила! — в тон ему отозвалась невеста. — Даже сейчас, когда я попросила оставить эту дурную вещь в покое! Что касается мико-доно… мне было тяжело вспоминать. И я пообещала Химико…

— Хранить чужие секреты, — кивнул я, вставая и протягивая брату руку, чтобы тот затянул узел на тыльной стороне ладони. — Ты действительно не поверишь, так что не ищи злого умысла в нашей скрытности!

— Жестоко умертвили какую-то пожилую мико, а я должен закрыть на это глаза, — проворчал Хоно, однако не рассердился. И чашу осторожно поставил на дно повозки. Может, со временем изменит своей привычке?

Не успел я возликовать, как всё и случилось. Крики донеслись откуда-то с головы войска, стремительно нарастая. Истошное ржание, вопли в тысячу глоток…