Том 9. Братья Карамазовы I-III - Федор Михайлович Достоевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но относя формально время действия „Карамазовых“ к прошлому, автор меньше всего собирался в новом своем романе предстать перед читателем в качестве исторического романиста. Уже в первой книге читатель оказывается перенесенным фактически не в 1860-е годы, а в самую гущу идейных проблем конца 1870-х годов, которые непосредственно затрагивает разворачивающийся в келье старца Зосимы спор о соотношении авторитета церкви и государства, а также государственного и церковного суда. Содержащиеся в нем многочисленные отклики на идеи, литературную полемику, исторические факты и события, журнальные статьи 1870-х годов, противоречащие формальному отнесению действия к 1860-м годам, раскрываются ниже в постраничном реальном комментарии.
В „Дневнике писателя“ и в письмах второй половины 1870-х годов Достоевский многократно отмечал перелом, совершившийся, по его мнению, в настроениях русской молодежи в 70-х годах. Если в эпоху „Преступления и наказания“, и особенно в начале 70-х годов, когда создавались „Бесы“, Достоевский, отдавая должное „национальной черте поколения“ — „жертвовать собою и всем для правды“, в то же время не признавал тогдашней „правды“ русской молодежи и яростно спорил с нею о „понимании правды“ (см.: XI, 303), то с середины 70-х годов Достоевский все более сочувственно пишет о современной русской молодежи, высоте ее пробудившихся духовных запросов и исканий. Как это изменившееся отношение к исканиям молодого поколения (сказавшееся уже в „Подростке“), так и новые авторские акценты в понимании психологии и нравственных запросов молодого поколения отразились не только в образах Алеши, Лизы, „мальчиков“, но и в трагической фигуре Ивана Карамазова с его мощным богоборческим пафосом.
Как и при работе над всеми своими произведениями, Достоевский сложным образом слил при создании „Карамазовых“ знакомое по личному опыту, реально виденное и пережитое с широкими социально-философскими обобщениями и величественной реалистической символикой. Из речи прокурора (кн. XII) видно, что „Карамазовы“ были в глазах самого автора широким эпическим полотном, повествующим не только о двух поколениях семьи Карамазовых, но и шире — о прошедшем, настоящем и будущем России. Представители уходящего прошлого, „отцы“ — Федор Павлович Карамазов, Миусов, штабс-капитан Снегирев, госпожа Хохлакова и др. — противопоставлены здесь воплощающему „настоящее“ России, взятому в различных тенденциях его нравственной и идейной жизни поколению, к которому принадлежат все три брата Карамазовых, Ракитин, Смердяков, Катерина Ивановна, Грушенька, а на смену последним в романе уже поднимается новое, третье поколение — „мальчики“ — символ еще бродящих, не вполне сложившихся будущих сил нации и страны.
Материалы творческой истории романа и позднейшие свидетельства А. Г. Достоевской указывают на многообразие реальных жизненных и литературных источников романа.
Наиболее ранний в хронологическом отношении пласт жизненных наблюдений, сложным образом преломленный в романе, — это детские и юношеские впечатления писателя, вынесенные еще из родительского дома.
Дочь писателя Л. Ф. Достоевская выдвинула предположение, что „Достоевский, создавая тип старика Карамазова, думал о своем отце“. „Но я должна обратить внимание моих читателей на то, — писала она при этом, — что мысль о сходстве между моим дедом Михаилом и стариком Карамазовым является исключительно моим предположением, которое я не могу подтвердить никаким документом. Возможно, что оно совершенно неверно“. „Карамазов был развратен; Михаил Достоевский искренно любил свою жену и был ей верен. Старик Карамазов забросил своих сыновей и не интересовался ими; мой дед дал своим детям тщательное воспитание“.[46]
Высказывая приведенную догадку, Л. Ф. Достоевская исходила, во-первых, из соображения, что, „быть может, не простая случайность, что Достоевский назвал Чермашней деревню, куда старик Карамазов посылает своего сына Ивана накануне своей смерти“ (Чермашней называлась одна из двух деревень, принадлежащих родителям Достоевского), а, во-вторых, из узкобиографического толкования образов главных героев романа, — толкования, согласно которому Достоевский „изобразил себя в Иване Карамазове“.[47]
Несмотря на осторожную фразу, в которой было высказано Л. Ф. Достоевской предположение о ее деде как одном из возможных прототипов старшего Карамазова и на сделанные ею при этом существенные оговорки, оно было некритически принято рядом последующих биографов писателя. Еще больший успех имело предложенное ею биографическое толкование конфликта между Карамазовым-отцом и его сыновьями, легшее в основу созданной 3. Фрейдом и его последователями и завоевавшей на Западе большую популярность, несмотря на то что она не имеет под собой никакой реальной биографической почвы, легенды о Достоевском — потенциальном отцеубийце и писателе-„грешнике“, всю жизнь будто бы мучившемся сознанием своей нравственной вины перед отцом, вызванной „эдиповым комплексом“.
В связи с этим следует подчеркнуть, что содержание подготовительных материалов к роману, неизвестных Л. Ф. Достоевской в момент, когда она писала свою книгу об отце, не подтверждает ее догадки. В творческих заметках писателя к роману, сделанных для самого себя, нет никаких отзвуков автобиографического толкования психологии главных героев романа, в том числе Ивана и Федора Павловича Карамазовых, и нравственного конфликта между ними. Характеры как обоих этих, так и других основных персонажей не вызывали у Достоевского, как видно из подготовительных материалов, биографических ассоциаций.
К детским воспоминаниям писателя могут быть, по предположениям А. Г. Достоевской и младшего брата писателя, возведены лишь истоки образов Лизаветы Смердящей и ее сына, а также ряд других деталей.[48]
Второй пласт жизненных источников романа — сибирские воспоминания, в частности дело Ильинского.[49] Но наиболее важны были для автора при работе над окончательным текстом впечатления последних лет — жизнь с семьей в Старой Руссе, давшая Достоевскому многочисленные богатые краски для создания картины быта и нравов уездного города Скотопригоньевска, где совершается действие „Карамазовых“, поездка в Оптину пустынь, непосредственные впечатления от которой были дополнены чтением обширной исторической литературы и которая дала автору обильный материал для описания монастыря и всего внутреннего строя монастырской жизни, наконец, ежедневные размышления над текущей газетной хроникой и всей русской общественной жизнью конца 1870-х годов.
Комментируя ряд мест романа, вдова писателя А. Г. Достоевская отметила, что, описывая торговый городок Скотопригоньевск, где разворачивается действие „Карамазовых“, „Федор Михайлович говорит про Старую Руссу“, где он подолгу жил в последние годы жизни. О том же рассказывает дочь писателя Л. Ф. Достоевская. Перечитывая роман уже взрослой и сравнивая его со своими детскими воспоминаниями, она легко узнала в нем „топографию Старой Руссы. Дом старика Карамазова — это наша дача с небольшими изменениями; красивая Грушенька — молодая провинциалка, которую мои родители знали в
