Судьба: Дитя Неба - Элизабет Хэйдон

— Должен тебе напомнить, что именно ты сделала меня Королем или планировала сделать, — тут мы на равных.

— Вот уж нет. Мы никогда не будем на равных. — Рапсодия немного помолчала и улыбнулась. — Приходится признать, что ты всегда будешь намного выше.

— И еще я хочу, чтобы ты знала, что я твой верный муж: у меня никогда никого не было, кроме тебя.

— Мне кажется, я поняла.

— И еще: последние шесть месяцев мне хотелось кое-что прояснить насчет одной твоей маленькой реплики.

— В самом деле?

— Да. Помнишь, в ночь нашей свадьбы, после того как я сделал предложение, но до того как рассердился на тебя, ты рассказывала мне о нашей встрече на старой земле? Когда еще не знала, кто я такой?

— Да.

— Вспоминая о том, как мы в первый раз занимались любовью под звездным небом Серендаира, одновременно потеряв невинность, ты сказала: «Одна ночь бессмысленного секса на лугу». Я правильно все запомнил? — В его глазах заплясали огоньки, а на лице появилось обиженное выражение.

Рапсодия рассмеялась и смущенно покраснела.

— Кажется, я именно так и сказала, ты не ошибся.

— О да. — Гвидион с трудом сохранял на лице обиженное выражение. — А для меня это был прекрасный, святой момент, Эмили.

Она весело рассмеялась, но ответила ему, не опуская глаз.

— Для меня тоже, Сэм, — проговорила она, воспользовавшись своим даром. — Это было подобно заключению брака, который к тому же благословили небеса.

— Именно! Я испытал то же самое. Не помню, чтобы я тогда делал тебе предложение, просто мы оба решили, что должны пожениться.

— Да, верно.

— В таком случае мне принадлежит рекорд супружеского воздержания, оно продолжалось сто сорок лет между двумя эпизодами, когда мы занимались любовью, и значительно больше, если вспомнить о времени, проведенном тобой в Корне. Тогда промежуток исчисляется столетиями, точнее, тысячелетием.

Рапсодия вновь рассмеялась.

— Мои поздравления! Таким достижением стоит гордиться.

— И вот теперь, когда мы женаты, после обмена брачными клятвами и кольцами я ждал шесть месяцев, шесть месяцев, Рапсодия. Ни один мужчина, когда-либо видевший тебя, не поверит, что такое возможно.

— И никто, кто знает меня. Впрочем, я даже не подозревала о собственном браке. Мне тоже пришлось нелегко, Сэм.

— Меня можно теперь называть лорд Терпение, не так ли?

— Определенно. Я уже сказала, что восхищаюсь твоей сдержанностью. Чего еще ты хочешь?

— Довольно глупый вопрос.

— Давай я попробую угадать: ты намерен установить новый рекорд воздержания?

— Не смешно. — Однако Эши не выдержал и захихикал.

Рапсодия ухмыльнулась.

— Иными словами, ты рассчитываешь, что я должна каким-то образом компенсировать твои страдания?

— Именно.

— Ага. Ну, в таком случае чисто математически я не сумею это сделать за одну ночь, извини.

Он наклонился над ней и прикоснулся лбом к ее лбу, так что их глаза оказались совсем рядом.

— Но ты можешь попытаться.

— Наверное. До рассвета мне все равно больше нечем заняться.

— Забудь о рассвете. Намерьены еще сейчас продолжают пить за нас. Они придут в себя не раньше полудня.

Глаза Рапсодии заискрились.

— Ладно. — Она обняла его рукой за шею.

Гвидион забрался в постель и расположился над ней, опираясь на ладони и колени.

— А после того как этот проклятый Совет закончится, твоя карточка для танцев будет занята на ближайшие шесть месяцев.

— Шесть месяцев? Нет, не думаю, Сэм. Быть может, две недели. Я слишком давно не была в Тириане.

Дракон зарычал.

— Извини, если ты хочешь сохранить меня, придется устроить свадьбу, в противном случае…

— Не говори ничего, все будет сделано.

— Хорошо.

— Тогда ты моя до тех пор, пока я тебе не надоем. Договорились?

Ее глаза сверкали в темноте.

— Договорились.

Ослепительная улыбка расцвела на его губах.

— Отлично. А теперь отдавай мою рубашку.

В Чаше и на окружающих полях горели костры — не меньше десяти тысяч, а в центре Чаши полыхало настоящее море огня. Ревущее пламя озаряло ночное небо, оранжевое сияние окутывали черные клубы дыма, постепенно бледнеющего, по мере того как он поднимался к звездам.

Немалые запасы вина и крепких напитков, заготовленные Акмедом, закончились уже через несколько часов, но опьяненные произошедшими событиями намерьены продолжали праздник. Оглушительное, но невнятное пение разносилась над Чашей, пугая болгов Канрифа.

Когда взошла луна, Акмед, равнодушно наблюдавший за праздником, предложил доставить новые запасы алкоголя со складов на посту Гриввен, и гости с радостью его поддержали. Фейдрит и его адъютант, Терион, начали собирать добровольцев для транспортировки новых запасов. Оказалось, что среди тех, кто еще способен стоять на ногах, большинство составляют наины.

Вскоре небольшой отряд добровольцев, повинуясь указаниям короля фирболгов и захватив с собой несколько фургонов, покинул Чашу. Пошатываясь, они шагали вперед в сопровождении болгов-намерьенов.

Акмед остался у входа в Чашу, а отряд вскоре скрылся в ночи, скрип колес заглушили песни тысяч голосов и веселый смех, которые уже много часов обрушивались на восприимчивую поверхность кожи Акмеда.

Ему еще никогда не приходилось ощущать своей кожей такого шума, даже во время сражений. Однажды Грунтор сказал, что самое страшное во время битвы — это оглушительный топот копыт и грохот орудий, убийственный шум ярости и уничтожения, отчаянные крики умирающих людей.

Этот шум не имел ничего общего с голосами войны. Хохот и песни, треск горящего дерева, радость, что долгие годы страданий остались позади, — все смешалось в чудовищный рев. Грохот прибоя, заглушавший все остальные звуки, производил на Акмеда похожее впечатление; сам воздух наполнился отвратительной какофонией, не имеющей ничего общего с прекрасной песней Рапсодии.

Казалось, весь мир плывет в изменчивом пламени костров, то ослепительно вспыхивающих, то скрывающихся в дыму. Когда тьма задержалась чуть дольше, чем обычно, Акмед поднял глаза и увидел возникшего рядом Грунтора. Шум заглушил пульс великана. До Совета Акмед воспринимал биение сердец всего нескольких человек. Теперь он оказался в окружении представителей Первого поколения и чувствовал их всех. Неожиданно приятное и успокаивающее ощущение вызвало у Акмеда легкую ностальгию.

Грунтор протянул ему старую флягу с дешевым элем.

— Пришлось все им отдать. Они знают, как устраивать праздники, верно, сэр?

Акмед ничего не ответил, лишь поднес флягу к губам и сделал несколько больших глотков.

Край Чаши возле Помоста Созывающего закрывала пелена черного дыма, поднимавшегося над ревущими кострами. Ослепительные вспышки пламени лишь изредка разгоняли тьму, и никто не заметил на Помосте человека, молча наблюдавшего за всеобщим весельем, даже стражники болги, пустившие по кругу мех с вином.