Семьдесят два градуса ниже нуля - Владимир Маркович Санин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Обязательно надо было стрелять? – Белухин поднял палец, прислушался. – Живой твой медведь, уходит.
– Летел как танк! – возбужденно сказал Дима. – У самых дверей прихватил.
– У вышки еще двое бродят, – добавил Матвеич. – Зозуля с ребятами на скале, надо выручать.
– Опасный, однако, твой подстреленный, – проворчал Белухин, застегивая полушубок и надевая рукавицы. – Что ж, пошли. Топор возьми, Игорь… Ну? Топор, говорю, возьми!
– Я? – спросил Игорь.
– Ты, ты!.. Ладно, оставайся за старшего. Бери топор, Дима.
– Куда ты пойдешь, скрюченный? – запричитала Анна Григорьевна. – И без тебя народу хватает!
– В самом деле, оставайся, – сказал Матвеич.
– Помолчи, старая! – повысил голос Белухин. – Цыц! – рыкнул он на Шельмеца, который сунулся было за ним. – Мы скоро. Дверь не забудь, Игорь.
Матвеич пропустил вперед Белухина и Диму, обернулся, будто хотел что-то сказать, но махнул рукой и вышел. Дверь хлопнула, Чистяков тут же выскочил в тамбур и закрыл засов.
– Мама родная…
Я взглянул на часы, ровно сутки назад мы совершили посадку. Медленно идет время – для тех, кому делать нечего…
Зоя Васильевна
– И куда ему, старому, резаному, – продолжала причитать Анна Григорьевна. – Месяца нет, как аппендицит сделали, и радикулит, и сердцем мается. Говорила, возьми две недели за свой счет, так ему хоть кол на голове теши, плевать ему на жену, с голыми руками на медведя, и зачем его пустила, на порог не легла…
– Перешагнул бы он, тетя Аня, – сказала Лиза. – Силой разве их удержишь, не гулять пошли.
– Он самый опытный, – вставил Игорь.
– Опытный? – ожесточилась Анна Григорьевна. – А если его через три шага скрючит? «У нас на станции…» – вдруг передразнила она. – Вот бы и пошел с ним, а не дожидался, пока он Диму не позвал!
– Но я готов был идти, – примирительно сказал Игорь. – Я…
– Подранок тебе не посмотрит, опытный или неопытный! – не успокаивалась Анна Григорьевна. – Не умеешь – не стреляй! А этот мало того что самолет утопил, так еще врага из зверя сделал!
– Это несправедливо, – вспыхнула Невская. – Не ожидала, тетя Аня.
– Много ты понимаешь, что справедливо, что несправедливо, ты с мое поживи!
– Не очень много, – согласилась Невская. – Но, прошу вас, не надо искать виновных. Это очень стыдно – валить вину на других, мы были и остались пассажирами, а они делают все, что могут.
– Зоя права! – горячо поддержал Гриша. – Мы, тетя Аня, должны гордиться такими людьми, как дядя Коля и Илья Матвеевич.
– Ой, сыночек, – горестно вздохнула Анна Григорьевна, – устала я им гордиться, живой он мне нужен, куда я без него, нитка без иголки…
– Я уверен, что все будет хорошо, – успокоил Гриша, – вот увидите, тетя Аня.
Гриша подсел к Анне Григорьевне и что-то тихо ей сказал. Она закивала, встала и подошла к нарам, на которых лежал Седых.
– Не спишь?
– Не сплю, – откликнулся Седых.
– Глупость я брякнула, сынок, ты уж не говори Илье.
– Я не сплетник, – холодно произнес Седых.
– Сгоряча я, – сокрушалась Анна Григорьевна. – У меня и в мыслях не было на Илью вину валить.
– Не вы, так другие, – тем же тоном сказал Седых, – мы к этому привыкли.
– Прости, сынок.
– Ладно.
– И ты прости, дочка.
Невская пожала плечами:
– Что вы, тетя Аня, меня вы нисколько не обидели.
– Не тебя, так Илью. Он и в самом деле хороший мужик – Илья, это я тебе точно говорю.
Невская промолчала. На душе у нее было пасмурно. Ее беспокоил хрип в груди, все сильнее терзал голод, и сердце сжималось, когда она смотрела на Гришу: она – что, она выдержит, а вот он… И не пожалуется, даже знаком не покажет. И Лиза, бедняжка, ей хуже всех…
– Зоинька, – шепнула Лиза, – не смотри на меня жалеючи, я от этого злая становлюсь.
– Я всех жалею, – сказала Невская, – и себя тоже.
– Себя сколько хочешь, а меня не надо.
– Хорошо, не буду.
– Оби-иделась, – протянула Лиза.
– Мы сейчас только и делаем, что обижаем друг друга.
– Это жизнь нас обижает, и тебя, и меня.
– Я этого не считаю.
– А ты горда, подружка.
– И ты тоже.
– Верно, – согласилась Лиза. – Милостыни пока что ни у кого не просила.
Шельмец подался к дверям, зарычал.
– Кто-то идет! – вжав нос в окошко, выкрикнул Гриша. – Медведь!
Анна Григорьевна встрепенулась.
– Если вломится, головешку ему в пасть, головешку! Да не сейчас, потом, дыму напустишь!
– Фу ты, обжегся! – вскрикнул Чистяков.
– Рукавицы надень, защитничек! – Анна Григорьевна подсела к печурке, забрала у Чистякова кочережку. – Уйди, я сама.
– Уходит! – радостно доложил Гриша. – Это не тот, что раньше был, значительно меньше. Наверное, двухлеток.
– Знаток, – усмехнулся Чистяков, – медведица это, видишь, медвежонок за ней бежит?
– Не вижу… Вижу! Зоя, медвежонок, быстрее!
– Ш-ш-ш! – потребовала Анна Григорьевна. – Уж не самолет ли?
Все притихли.
– Самолет, – подтвердил Седых. – Успеют ли разжечь костер?
Гул моторов приблизился и разросся до звона в ушах, отдалился и вновь разросся, и так несколько раз. Потом отдалился и исчез.
– Значит, не успели, – спокойно констатировал Седых. – Будем ждать следующего раза.
– Дождемся ли, – сдавленным голосом произнесла Лиза.
– Дождемся, – уверенно сказал Чистяков. – Ни им, ни нам никуда не деться.
– Им-то есть куда, – Лиза зло усмехнулась. – Возвратятся на Средний, поужинают и кино пойдут смотреть. Это мы с тобой никуда не денемся. Игорь, а почему ты все-таки не пошел с ними?
– Но ведь Николай Георгиевич… – начал Чистяков.
– Да, я забыла, он тебя оставил. А ты молодец, дисциплинированный! Боря, запамятовала, летчика-то нашего, который из сил выбивается, нас ищет, как зовут?
– Язва ты, Елизавета Петровна… Миша Блинков, ты его в Тикси видеть могла, высоченный, чуть не с Диму ростом.
– Цыганистый такой, с бородкой?
– Наоборот, Мишка блондин и безбородый.
– Игорек, – строго сказала Лиза, – отращивай усы и бороду, а то молодой ты очень, даже неловко будет с тобой расписываться.
– Спасибо, что предупредила, – ухмыльнулся Чистяков, – а то я как раз собрался бежать в парикмахерскую.
– А Илья Матвеевич на Диксоне брился два раза в день, – напомнил Гриша.
– Может, кому хотел понравиться? – высказала догадку Лиза. – Как думаешь, Зоинька?
– Илье Матвеевичу для этого не обязательно бриться, – возразил Гриша. – Он притягивает к себе людей как магнит.
– Забавный ты, Гришенька, – заулыбалась Анна Григорьевна. – Воспитанный. А мой Коля, сколько помню его, всегда был с бородой. В юношах она у него реденькая была, смешная, хотел сбрить, да я не позволила.
– Он тебя слушался, тетя Аня? – поинтересовалась Лиза.
– Как не слушаться, молодые они все послушные, пылинки сдувают.
– Секрет, что ли, знала?
– Секрет здесь простой. Раньше, дочки, девок сызмалу учили: «Не заметай грязь по углам – муж
