Записки из чемодана - Иван Серов

Захаров душой за меня, но говорит — иди сам к министру и докладывай.

Вот он всех зажал своей хитростью и грубостью. Причём некоторые маршалы мне вслух высказали своё недовольство хамством Малиновского…

В семье у меня всё нормально. Вовка уже выучен, Светлана кончает институт, уже стал дедушкой[721]. Одним словом, дело идёт к старости. Но нужно честно сказать, я трудился добросовестно, не болел, не симулировал. Видно, так и будет до конца жизни.

Одно печально, что моральная сторона молодёжи, на мой взгляд, с каждым днём понижается. Распущенность, погоня за деньгами, желание «отдохнуть», побездельничать, ещё и не начав по-настоящему работать. Мне это очень не нравится. Молодёжь нужно всегда держать в руках. Распустишь, потом собрать потруднее будет.

По работе у нас особенно этого не чувствуется, однако кое-какие хлюпики тоже попадают, которые норовят устроиться получше, а работать поменьше. А на нашем деле надо сейчас требовать дела, а не болтовни.

Несколько усложнилась работа в связи с провалом у соседей в Лондоне. Дело «Лонгсдейла», о котором сейчас пишут все газеты мира.

В прошлом при мне его из КГБ послали, толковый паренёк, он ряд лет неплохо работал, а затем, видно, шелепинцы допустили оплошность, и его англичане выследили. Вместе с ним схватили ещё несколько человек других, и главное — на конспиративной квартире взяли быстродействующую аппаратуру, которую бережём, как зеницу ока[722].

Шелепину за этот провал вроде ничего не было. Ну, раз человек в фаворе, то всё обойдётся. Пришлось и нам кое-кого отозвать, предполагая, что могли о них рассказать арестованные. По линии КГБ мне говорили, что отозвали десятки сотрудников, которых знали Лонгсдейл и другие.

В течение года еще было ряд мелких провалов в КГБ, но медовый месяц так и остается. Руководство молодое, спрос маленький, «осваивает», поэтому все в порядке. Однако эти молодые товарищи, как мне рассказывали, ни одной мелочи, которая происходит в ГРУ, не упускали из виду и пишут о ней в ЦК, оставляя неясными детали, из которых можно бы сразу увидеть, что это мелочь, не заслуживающая внимания ЦК. Однако по линии ЦК ко мне ни разу никакой претензии не предъявлялось.

Я представляю, сколько клеветы, слухов и всякой грязи, где можно, вываливают на меня мои «друзья» Мироновы, Шелепины и им подобные людишки, весьма способные, как я убедился, на эти дела. И вот это делается, я думаю, для того, чтобы я не оказался как-нибудь их начальником, а следовательно, сразу бы по прямоте своей и сказал им, кто из них что стоит.

Ну, ладно, жизнь есть жизнь, кто научился к ней приспосабливаться, а кто идет прямо и события представляет так, как они происходят.

1962 год. Карибский кризис

На грани реальной войны с Америкой мы оказались во время кубинских событий[723].

Еще в 1961 году, после разгрома эмигрантов на Плайя-Хирон[724] мы получили указание проработать меры защиты Кубы, если американцы начнут масштабную агрессию.

Мы с Захаровым доложили Хрущеву у него на даче, что нам надо искать принципиально новое решение. Хрущев хотел разговаривать с американцами на равных, но дело в том, что американцы развернули вокруг СССР свои средства передового базирования, и для нас есть угроза военного столкновения.

Какой уж тут разговор на равных! Значит, переговоры на равных должны быть подкреплены соответствующей угрозой для США военных столкновений вблизи американских границ[725].

Еще при Сталине Генштаб прорабатывал вопрос о боевых действиях в Беринговом проливе, на Чукотке и Аляске, в случае, если американцы нанесут нам превентивный ядерный удар, согласно своей доктрине, чтобы навсегда покончить с нашей страной[726].

По своей линии я еще в 1960 году дал указание тщательно отслеживать все события вокруг Кубы.

Противостояние нарастало, но все сигналы сводились к тому, что американцы нападут на Кубу. Сводки ГРУ и КГБ говорили о неизбежности военного столкновения между Америкой и Кубой, потому что Хрущев еще в начале 1962 года вызвал меня, Бирюзова и Захарова на дачу и приказал подготовить предложение по размещению наших ракет и группировки войск на Кубе, чтобы вести переговоры на равных, как я уже писал, в переговорах с Кеннеди*[727].

Он рассчитывал урегулировать вопрос с Кубой, а также по разоружению. Он сказал, что этот шаг (размещение ракет) выведет нас на переговоры с американцами уже с более сильной позиции* А все другие — Англия, Франция и Германия — будут выступать за признание интересов СССР во всем мире.

Я не участвовал в заседаниях ЦК, но высказал свои сомнения, что эту операцию удастся осуществить скрытно и поставить американцев перед фактом[728].

В конце сентября вернулся с Кубы заместитель МО Бирюзов С. С. и под большим секретом доложил Малиновскому, а тот — в ЦК, о том, что ракеты среднего радиуса действия установлены на Кубе[729]. Причем все сделано так, настолько замаскировано, что никто не увидит и не узнает. Маршал Бирюзов летал под видом агронома, так что все прошло отлично.

Настораживало, что Большаков*, которого я приказал освободить от агентурной работы и сосредоточиться только на поддержании неофициальных контактов с американским руководством, сообщил из Вашингтона, что американцы начали сомневаться в том, что у нас достаточно межконтинентальных баллистических ракет.

Жизнь показала, что я был прав, несмотря на возражения Шалина, что не надо загружать Большакова оперативной работой. Американцы воспринимали его как человека, связанного с разведкой и, неофициально, с руководством. Брат Кеннеди и другие влиятельные люди беседовали с ним более откровенно, чем с послом Добрыниным[730].

Такие же сигналы о ракетах мы получили из Швеции[731].

Была утечка информации через Пеньковского*, но мне было известно, что он уже полгода находится в разработке КГБ, и через него они скармливают нужную информацию. Поэтому Пеньковского, как серьезный источник утечки информации, выявленную его двойную и даже тройную игру во время событий на Кубе, мы вообще не принимали во внимание.

Я еще за полгода до Кубинского кризиса зарубил его выезд за границу, хотя Грибанов, начальник 2-го управления КГБ, настаивал на его поездке, видимо, с целью подбросить американцам еще какую-нибудь военно-политическую дезинформацию.

Это, конечно, обычный прием, когда имеется агент-двойник. Но я в эти игры категорически отказался играть, потому что был уверен, что Пеньковский воспользуется поездкой и сбежит. А передавать дезу он может и из Москвы, если им так хочется[732].