Моммзен Т. История Рима. - Теодор Моммзен

Этот мало-помалу изменявшийся характер правителей наложил свой отпечаток и на систему управления. Правда, во внешней политике еще преобладали в то время та же последовательность и та же энергия, благодаря которым римская община утвердила свое владычество над Италией. В годы тяжелых испытаний, когда велась война из-за обладания Сицилией, римская аристократия мало-помалу поднялась на высоту своего нового положения; хотя она и противозаконно присвоила общинному совету правительственную власть, которую по закону должны были делить между собой общинные должностные лица и общинное собрание, но она оправдала этот захват тем, что если и не гениально, то зорко и твердо управляла кормилом государства во время поднятой Ганнибалом бури и вызванных ею дальнейших осложнений; в то время она доказала всему миру, что властвовать над обширной сферой италийско-эллинских государств способен только римский сенат и что во многих отношениях только он один того достоин. Но за столь блестящей и увенчанной столь блестящими результатами деятельностью римского общинного совета в борьбе с внешним врагом не следует упускать из виду, что в менее выдающемся, но зато гораздо более важном и трудном управлении внутренними делами государства как в поддержании старых, так и в создании новых учреждений проявляется совершенно противоположный дух или, вернее сказать, здесь уже получает перевес противоположное направление.

Прежде всего по отношению к каждому гражданину правительство уже не было тем, чем было прежде. Должностными лицами называются те люди, которые поставлены выше других, и если они считаются служителями общины, то именно потому делаются господами над каждым из граждан. Но теперь, видимо, это правило строго не соблюдалось. Там, где вербовка сторонников и выпрашивание должностей процветают так, как они процветали в то время в Риме, должностные лица воздерживаются от всякой строгости и от неуклонного исполнения своих служебных обязанностей из опасения лишиться услуг от тех, кто принадлежит к из сословию, и из страха утратить расположение народной толпы. Если иногда и встречались должностные лица со старинным рвением и со старинной взыскательностью, то это все были новые люди, не принадлежавшие к среде властвовавшего сословия, как например Котта (502) [252 г.] и Катон. Нужно было немало мужества, чтобы, как Павел при назначении его главнокомандующим в войне с Персеем, не обратиться к гражданству с обычными изъявлениями благодарности, а заявить ему, что он полагает себя избранным им вследствие того, что оно признало его самым способным к командованию, и потому просит не помогать ему в исполнении его обязанностей, а молчать и повиноваться. Верховная власть и гегемония Рима над средиземноморскими государствами и опиралась в значительной мере на строгость его военной дисциплины и правосудия. В общем в то время он еще стоял в этом отношении несравненно выше всех глубоко расстроенных государств — эллинских, финикийских и восточных; однако и в Риме творились возмутительные дела. Мы уже рассказали, как во время третьей македонской войны интересы государства были поставлены в зависимость от совершенно неспособных главнокомандующих и не от таких выбранных оппозицией демагогов, какими были Гай Фламиний и Гай Варрон, а от чистокровных аристократов. А о том, как иногда отправлялось правосудие, дает нам понятие следующее происшествие, случившееся в лагере консула Луция Квинкция Фламинина под Плаценцией (562) [192 г.]: желая вознаградить одного молодого любимца, в угоду ему не поехавшего в столицу на гладиаторские игры, этот представитель высшей знати приказал привести одного знатного бойя, укрывшегося в римском лагере, и на пиру собственноручно заколол его. Но еще возмутительнее самого факта, наряду с которым можно было бы поставить немало других, было то, что преступник не был предан суду, а после того, как цензор Катон вычеркнул его из списка сенаторов, представители его сословия обратились к нему в театре с приглашением снова занять свое место в сенате; впрочем, это был брат освободителя греков и вождь одной из самых влиятельных в сенате клик.

И финансовое хозяйство римской общины в эту эпоху скорее ухудшилось, чем улучшилось. Однако государственные доходы заметным образом увеличились. Косвенные налоги (прямых вовсе не было в Риме) возрастали вследствие расширения римских владений, что вызвало, например, необходимость учреждения в 555 и 575 гг. [199, 179 гг.] новых таможен на кампанском и бреттийском побережьях, в Путеоли, Кастре (Squillace) и некоторых других местах. Этим же расширением владений объясняется введение с 550 г. [204 г.] нового соляного тарифа, установившего для различных местностей Италии различные, постепенно понижавшиеся цены на соль. Это было сделано потому, что уже нельзя было продавать соль по одной и той же цене рассеявшимся по всей Италии римским гражданам; но так как римское правительство продавало гражданам соль, по всей вероятности, по цене себестоимости, если даже не дешевле, то эта финансовая мера не дала государству никакой прибыли. Еще значительнее увеличились доходы с государственных имуществ. Правда, поземельный налог, который по закону должен был поступать в государственную казну с италийских государственных земель, отдававшихся во владение частным лицам, большей частью и не взыскивался и не уплачивался. Зато в казну по-прежнему поступал пастбищный сбор, а вновь приобретенные в результате ганнибаловской войны казенные земли, в особенности большая часть капуанской и леонтинской территории, не были отданы под оккупацию, а были разделены на мелкие участки и розданы на сроки мелким арендаторам; вообще правительство противилось там попыткам оккупации с необычным упорством, вследствие этого государство приобрело обильный и верный источник доходов. Также и из принадлежавших государству горных разработок, особенно из богатых рудников, которые находились в Испании, доходы извлекались путем отдачи на откуп. Наконец к государственным доходам прибавились подати заморских подданных. В течение этой эпохи поступали в государственную казну очень значительные суммы экстраординарным путем; так, например, добыча от войны с Антиохом составила 200 млн. сестерциев (14 500 тыс. талеров), добыча от войны с Персеем — 210 млн. сестерциев (15 млн. талеров). Эта последняя сумма была самой большой из всех, когда-либо разом поступавших в римскую казну. Однако это увеличение доходов компенсировалось постоянным увеличением расходов. Провинции, за исключением разве только одной Сицилии, стоили почти столько же, сколько давали; расходы на проведение больших дорог и другие сооружения увеличивались по мере расширения территории, да и погашение заимообразной подати (tributa), которой были обложены оседлые граждане в тяжелые военные времена, еще в течение многих лет после того лежало тяжелым бременем на римской государственной казне. К этому следует добавить значительные убытки, происходившие от неправильного ведения финансового хозяйства и от слабого надзора со стороны высших должностных лиц. О поведении должностных лиц в провинциях и об их роскошном образе жизни за счет общественных сумм, о расхищении казенных денег и особенно военной добычи и о зарождавшейся системе подкупов и вымогательств мы будем говорить ниже. О том, какую прибыль приносила государству отдача доходов на откуп и к чему вели его договоры о поставках и о постройках, можно составить себе приблизительное понятие из того факта, что в 587 г. [167 г.] сенат решил прекратить разработку доставшихся Риму македонских рудников на том основании, что арендаторы приисков грабили римских подданных или обкрадывали казну, что было, конечно, очень наивным свидетельством о неспособности, которое выдала сама себе контролирующая власть. Не только, как уже было ранее замечено, перестали взыскивать налог с отданных под оккупацию государственных земель, но даже дозволяли при возведении частных построек в столице и в других местах захватывать общественную землю и отводить из общественных водопроводов воду для частных целей; многие были крайне возмущены, когда один из цензоров серьезно восстал против таких захватов и принудил виновных отказаться от исключительного пользования общественной собственностью или уплатить установленные законом земельные и водопроводные пошлины. Когда дело шло о денежных интересах общины, щепетильность римлян, доходившая до крайности во всех иных случаях, приобретала удивительную эластичность. «Кто обкрадывает кого-либо из граждан, — говорит Катон, — тот кончает свою жизнь в оковах и в неволе, а кто обкрадывает общину, — в золоте и в пурпуре». Несмотря на то, что общественная собственность римской общины безнаказанно и безбоязненно расхищалась должностными лицами и спекулянтами, еще Полибий указывал на то, что в Риме редко случаются подлоги, между тем как в Греции с трудом можно встретить такое должностное лицо, которое не запускало бы рук в общественную кассу; римские комиссары и должностные лица честно берегут доверенные им на слово громадные суммы, между тем как в Греции из-за малейшей денежной суммы прикладываются печати к десяти письмам и призывают два десятка свидетелей и все-таки все мошенничают; но из этого ясно только то, что социальная и экономическая деморализация достигла в Греции гораздо более высокой степени, чем в Риме, и что в этом городе еще не процветало такое же прямое и явное казнокрадство, как в Греции. Общий финансовый результат выражается для нас всего яснее в положении общественных построек и в наличности государственной казны. Мы находим, что на общественные сооружения уделялась в мирное время одна пятая государственных доходов, а в военное время одна десятая, что при обстоятельствах того времени, по-видимому, было вовсе не много. На эти деньги, равно как на денежные пени, не прямо поступавшие в государственную казну, было немало сделано по части мощения дорог внутри и подле столицы, шоссирования больших италийских дорог 222 и сооружения общественных зданий. Самой значительной из всех известных нам общественных работ этого периода было предпринятое (вероятно, в 570 г.) [184 г.] через посредство подрядчиков исправление и расширение сети столичных клоак; на это было единовременно ассигновано 24 млн. сестерциев (1 700 тыс. талеров), и, по всей вероятности, именно к тому времени принадлежит все то, что до сих пор уцелело от этих клоак. Но если даже принять в соображение тяжелые военные времена, то все же окажется, что в деле общественных сооружений этот период отстал от конца ему предшествовавшего; в промежуток времени между 482 и 607 гг. [272—147 гг.] в Риме не было устроено ни одного нового водопровода. Правда, наличность государственной казны увеличилась: последний запасный капитал составлял в 545 г. [209 г.], когда были вынуждены его тронуть, всего только 1 140 тыс. талеров (4 тыс. фунтов золота), а вскоре после окончания этого периода (597) [157 г.] в государственной кассе имелось в запасе около 6 млн. талеров в благородных металлах. Однако нас должна будет удивить не величина, а незначительность этой последней суммы, если мы примем во внимание громадность экстраординарных сумм, стекавшихся в римскую государственную казну на протяжении целого поколения после окончания ганнибаловской войны. Поскольку имеющиеся у нас более нежели скудные данные позволяют нам сделать общие выводы, мы должны признать, что, хотя римские государственные финансы и обнаруживали перевес приходов над расходами, они все-таки находились далеко не в блестящем положении.