Мемуары Дьявола - Фредерик Сулье

«Ваша мать осталась ни с чем, и, хотя ваш отец скончался от ран в тысяча восемьсот пятнадцатом году, ей отказали в пенсии… Это жестокая несправедливость»{459}.

«И вы исправили ее со всем вашим благородством, сударь, вы пришли на помощь моей матери».

«Разве мог я оставить в нищете вдову отважного военного?»

«Вы позаботились обо мне, и благодаря вашей доброте я получил образование — это благое дело!»

«Да, Леопольд, это благое дело, — прервал банкир молодого человека, — думаю, я имею право так сказать. Дело в том, что я, видите ли, вышел из своей деревни, едва умея читать. То немногое, что я знаю, мне пришлось изучать, урывая часы у работы, которая кормила меня. Я сам научился писать, сам, без учителя, понемногу очистил мою деревенскую речь, потом, когда я уже получил мое первое маленькое место, мне не хотелось казаться хуже, чем мои молодые товарищи, закончившие лицей. Поэтому я стал изучать латынь».

«Самостоятельно?»

«Да, в моей бедной мансарде. Я захотел хоть немного узнать историю, математику. Я любил химию, занимался физикой. Ах! Если бы я мог рассказать вам все, Леопольд! Я играл на скрипке, и, честное слово, довольно сносно. Позже благодаря работе и экономии мне удалось провернуть сначала несколько мелких дел, затем более крупных, и все я делал сам, но всегда упорно, настойчиво, и наконец я стал тем, кем я стал».

«Вы стали одним из самых значительных людей Франции».

«Надеюсь, одним из самых уважаемых по меньшей мере, — возразил Матье Дюран, — но вернемся к огромной услуге, о которой я вас прошу. Вот записка, письмо, а вот и документ, мне нужно четыре или пять копий, вы сделаете их у себя сегодня вечером. Ваши рабочие часы мне не принадлежат, господин Сежан будет ругаться, если я отвлеку вас от ваших обязанностей. Я рассчитываю на вашу обязательность».

«О сударь, — смутился Леопольд, — зачем говорить о моей обязательности — каждый час моей жизни принадлежит вам».

«Главное, не показывайте это никому, даже вашей матушке».

«Обещаю вам, сударь».

«А кстати, как себя чувствует ваша матушка?»

«Очень хорошо, и она будет счастлива узнать…»

«Что я справлялся о ее здоровье, — улыбнулся банкир, — и она конечно же пойдет всем рассказывать о доброте господина Матье Дюрана, который поинтересовался, что у нее новенького».

«Не сердитесь на нее за ее благодарность».

«Я шучу, Леопольд, шучу, мой друг, ваша мать достойная и порядочная женщина, и если она несколько преувеличивает ту малость, которую я сделал для нее, то это чувство происходит от добродетели столь редкой в наше время, что я восхвалял бы ее бесконечно, если бы благодарность вашей матушки была обращена на кого-то другого. Передайте ей мои наилучшие пожелания».

«Благодарю вас от ее имени, сударь, но когда я должен вернуть вам копии?»

«Завтра утром».

«Тогда я принесу их пораньше, раз вы уезжаете в Этан{460} только завтра утром».

«Ах да, вы правы, завтра же воскресенье, я уезжаю нынче вечером. Моя дочь рассердится, если я приеду только завтра. Один из наших деревенских соседей дает бал, я должен привезти ей тысячу разных побрякушек».

«Тогда я сделаю копии сегодня днем».

«Нет, вам придется отпрашиваться у господина Сежана. Лучше приезжайте завтра в Этан, вы проведете день с нами. Вечером я возьму вас на бал. Танцорам всегда рады… Договорились?»

Услышав эти слова, Леопольд покраснел до корней волос и в смущении потупил глаза. Казалось, он колеблется. Матье Дюран слегка нахмурился, затем сухо спросил Леопольда:

«Вы не можете доставить мне это удовольствие, сударь?»

«Дело в том, что ваше предложение смутило меня, ведь я знаю, что это самое лестное вознаграждение для всех ваших служащих… Моя мать будет так рада… так горда!..»

Лицо Матье Дюрана расцвело, и он ответил самым очаровательным и любезным тоном:

«Хорошо, если вы сочтете, что в Этане не слишком скучно, когда-нибудь вы попросите ее вас туда сопровождать».

«Ах, сударь, сударь!» — с блестевшими от слез глазами повторял Леопольд, задыхаясь от благодарности.

«Ладно, друг мой, ладно». — Матье Дюран протянул юноше руку.

Леопольд был так восхищен, сердце его было так переполнено, что он схватил руку банкира и поцеловал, как если бы тот был королем, который только что оказал высочайшую милость своему подданному. Дюран посмотрел ему вслед, выражение живого самодовольства залило его лицо, он горделиво поднял голову и испустил глухое победное восклицание. Затем он два или три раза прошелся по кабинету, как бы давая время выйти своим чувствам. Овладев собой, он снова сел к столу и позвонил. Появился слуга.

— Ого! Похоже, вы очень хорошо знаете этого великолепного Матье Дюрана, — заметил поэт. — Вот что я называю человек сердца. Я знаю за ним только один недостаток.

— Какой? — поинтересовался Дьявол.

— Имею ли я честь говорить с его другом?

— Я граф де Серни, — ответил Дьявол, — и я рассказываю только то, что узнал благодаря одному очень странному случаю. Со мной вы можете быть откровенны.

— Ладно! Помимо всех его распрекрасных качеств, не считая финансового гения, у Матье Дюрана есть одно, которое низводит его на уровень самых мелких торговцев бумажными чепчиками.

— И это?

— Черт побери, он ведет себя как классик.

— Он избавится от этого порока, как только прочтет свое произведение.

— И потом, этот его господин Сежан исключительно забавен, когда в его руки попадает новая книга: первое, что он делает, — пересчитывает количество строчек на странице, и, если получается меньше, чем в карманном издании господина Вольтера, он говорит, что автор и издатель обкрадывают публику{461}.

— Я другого мнения, — сказал Дьявол, — мне кажется, что, чем больше строчек у современного писателя, тем больше он обкрадывает публику.

— Хм! — только и сказал литератор.

— Но вернемся к господину Дюрану, — предложил Дьявол. — Слуга вошел в кабинет.

VIII

Предприниматель

«Кто дожидается в приемной?» — спросил банкир.

«Вот их имена». — Слуга протянул ему несколько визитных карточек.

Матье Дюран прочитал их и выбрал одну.

«Кто такой господин Феликс из Марселя?»

«Очень старый господин, ему не меньше семидесяти пяти лет, он пришел последним».

«Пусть он войдет тоже последним».

«Первым пришел маркиз Беризи».

«Пусть войдет господин Дано, — решил банкир, — и принесите мои извинения господину маркизу, речь идет о назначенной встрече».

Некоторое время спустя вошел господин Дано. Он приветствовал банкира с видимой неловкостью, происходившей, без сомнения, от смущения, которое он испытывал, оказавшись лицом к лицу с одним из самых богатых капиталистов Европы. Матье Дюран сделал вид, что не заметил его волнения, и радушно указал гостю на кресло:

«Я принял вас первым, сударь, поскольку знаю, что времени всегда не хватает, а это капитал, которым нельзя плохо распоряжаться без дурных последствий, соблаговолите же сказать, чем я могу быть вам полезен».

Господин Дано был очень толстым и высоким мужчиной, его красное лицо, большие ноги и руки — все свидетельствовало о крепком и сильном телосложении, взращенном на бургундских колбасах и винах. Однако сквозь его грубую оболочку проступал тонкий и быстрый ум, а речь звучала легко и пристойно, он кашлянул и начал говорить, не поднимая глаз, тогда как Матье Дюран смотрел на него тем твердым и прямым взглядом, с помощью которого он, казалось, распутывал самые темные фразы и самые запутанные дела.

«Сударь, я отважился сегодня на очень смелый поступок, но вы простите человека, очутившегося на грани разорения и бесчестия накануне того дня, когда его состояние должно было стать прочным. Я занимаюсь строительством».

«Я знаю, сударь».

«В настоящее время я строю шесть зданий. Я рассчитывал приступить к продаже помещений в апреле этого года, закончив зимой их внутреннюю отделку. Но осень и зима выдались такими суровыми{462}, что не удалось покрасить и пяди потолков и стен, так что сейчас я оказался в том же положении, что и полгода назад. Поскольку я не предвидел такой ужасной зимы, я взял кредиты, которые должен вернуть, начиная с этого месяца. Я вернул бы эти кредиты, если бы не ненастье, которое случается раз в десять лет, я бы нашел нужные средства, либо заложив мои здания, либо продав их. Но насколько легко продать законченные дома, приносящие полновесный доход, настолько же трудно продать их тогда, когда остается еще много доделок. Только я знаю, какую цену они приобретут и сколько еще нужно вложить, чтобы видеть реальные результаты работы и верить в них».

«Я прекрасно понимаю все, что вы сказали, сударь, — сказал Матье Дюран, еще внимательнее вглядываясь в предпринимателя, — но ваши дома, хотя они и не закончены, имеют, однако, реальную цену, под которую нетрудно занять средства».