Княжий пир - Юрий Никитин

Глава 35

Базилевс поморщился, за дверью слышались мерзкие человеческие голоса. Здесь, в святая святых всей огромной империи, его личных покоях, всегда стоит мертвая тишина. Сюда не долетает ни один звук. Кто осмелился…

Он быстрыми шагами пересек зал, где посредине сиротливо застыло его ложе, укрытое со всех сторон, даже сверху, занавесками, чтобы не так одиноко и страшно спать посреди огромного пустого пространства.

За дверью слышалось надсадное дыхание. Он толкнул створки, эта единственная дверь в империи, которую открывает он сам, гневно выпрямился, сверкнул взором из-под узких черных бровей.

Между двумя гигантами стражами стоял спархий. Он тут же пал на колени:

— Ваша Божественность! У меня новость, которая чуть развеселит Вашу Бессмертность!

Базилевс кивнул стражам, те сразу же отступили, поклонились и так, пятясь, пересекли весь зал и скрылись за большой дверью. Базилевс опустился в большое кресло, почти утонул в подушках, набитых нежнейшим пухом.

Спархий, все так же стоя на коленях, ловил каждое движение божественного повелителя империи. Наконец базилевс милостиво наклонил голову:

— Говори, червь.

— Дело касается северных границ империи…

Базилевс снова движением головы дал понять, что понял, о чем речь, все о той же Руси, куда империя долгие годы тщетно натравливала степные народы.

— Говори.

— Ваша Божественность! Все получилось с легкостью, как мы и задумали. Их столица, в отличие от нашей, была сильна не стенами, а людьми. Но что люди? Стены нерушимы, а людей можно купить, соблазнить, обмануть… Как и ожидалось, всех сильнейших богатырей, на которых держалась мощь Киева, удалось выманить из города. Кого на подвиги, кого с важным заданием, кого… как. Оставались только двое из старшей дружины. Несокрушимые в бою Зарей Красный и тот самый Кышатич, от которого и нам довелось… Они защищали северные врата, каждый из них стоит ста младших богатырей и тысячи простых воинов! Да что там тысячи… Один богатырь своим видом и криком дает мощь еще сотням слабых и упавших духом воинов, потому сила героев не только в крепости собственных мышц…

Базилевс с неудовольствием слушал, как советник восхваляет доблести варваров, морщился, затем уловил подспудный смысл, всмотрелся в сияющее лицо спархия:

— Продолжай, продолжай. И что же эти особые герои?

Спархий сладко улыбался, жмурился, потирал пухлые женственные руки.

— Только их не удавалось удалить из города. Оба слишком высоко ставят честь быть хранителями северных врат! А в пророчестве сказано, что пока они берегут врата Киева, никому не ворваться в этот проклятый город…

Базилевс крикнул в радостном нетерпении:

— И что же… что случилось?

— Только что мои придворные маги сообщили…

Базилевс прервал:

— Не произноси этих слов! Известно же, что по принятии новой веры и новых богов… тьфу!.. одного бога, все прошлые становятся демонами. А маги подлежат гонениям и казням.

— Да-да, — торопливо сказал спархий. — Да-да! Это я так, обмолвился. Конечно же никаких нечестивых колдунов у нас нет, я сам… мне во сне было видение! Во сне я узрел, что эти сильномогучие богатыри мертвы. Князь, с ним и весь Киев, остался без защиты! Без всякой вовсе! Такого удобного случая для нападения еще не было… Вчера в лесу отыскали их растерзанные тела.

Базилевс счастливо потер ладони:

— Прекрасно, прекрасно… Кто это сумел их так? Власий? Или Горгулис… забыл, под каким именем он там действует?

Советник покачал головой:

— Они убили друг друга.

— Ого, это высшее умение. Это по-нашему, по-царьградски! Натравить варваров друг на друга, загрести жар чужими руками… Кто все-таки? Неужели наши маги?

Советник развел руками:

— Иногда русы подносят нам подарки сами. Это была неожиданность для всех наших людей в Киеве.

Базилевс выпучил глаза, потом захохотал громко и грохочуще. Советник подобострастно присоединился тонким блеющим голоском:

— И что же с ними?

— Они… убили друг друга!

Базилевс выкрикнул сквозь слезы от смеха:

— Из-за чего они?

Советник развел руками:

— Из-за чего стоит проливать кровь лучшего друга? Наверняка из-за власти.

После бессонной ночи, когда с лучшими воеводами ломал голову над обороной града, он вышел из терема на крыльцо, под темное ночное небо, с жадностью вдохнул свежий воздух. На востоке небо посветлело, сейчас начнет наливаться мягко-розовым, потом заполыхает пурпур зари, чистый и нежный… А потом… потом, может быть, заполыхают и пожары, если печенеги сумеют забросить либо горящие стрелы, либо глиняные горшки с греческим огнем. Знаем, знаем, что ромеи тайком поставляют степнякам эту горючую смесь. Сам бы на их месте так же…

С заднего двора донеслись крики, брань. Из-за крыла второго терема двое гридней тащили молодого парня. Третий гридень шел сзади и пинками подгонял пленника.

— Княже! — обрадовался гридень. — Хорошо, что ты… Вот пымали!

— Кто? — коротко спросил Владимир.

— Исчо не знаем…

— Так какого лешего?

— А он выпрыгнул из тамошнего окна, — объяснил гридень. Его друзья держали парня, заломив руки за спину так, что тот едва не рыл носом землю. — Ну, прямо из окна второго поверха!

Воеводы переглянулись, отступили на шажок, деликатно заговорили о дела ратных. Владимир стиснул зубы до скрипа. Что за… На втором поверхе живут его жены!

— Какое окно?

Гридень толкнул пленника. Тот угрюмо молчал. Второй гридень, постарше, сказал с неловкостью:

— Я видел. Четвертое окно от торца.

Клементина, понял Владимир. Эту белокурую красавицу привезли ему из дальних германских земель. Род ее был некогда знатен, но последние три десятка лет ее родители прятались в лесах, питались корнями и травами. Он дал за нее скрыню серебра, доплатил златом, так что весь их лесной род, а то и все племя воспрянет из пепла, а вот она так и не освоилась с ролью жены, все еще считает себя проданной вещью…

— Поднимите, — велел он.

Гридень ухватил парня за волосы, резко вздернул. На Владимира взглянуло искаженное болью лицо молодого здорового парня, не больше чем семнадцати весен, румянец на всю щеку, за таким все молодые девки…

— Ты что же, мерзавец, — вырвалось у него, — девок мало показалось? К замужней жене решил? Чужого меда отведать?

Парень смело встретил его взгляд:

— Почто чужого? Если собака на сене сама не гам и другому не дам, то это уже не ее сено!

Владимир прорычал:

— Ага, уже ведаешь, что тебя ждет? Не молишь пощады?