Тейлор XVII - Виталий Хонихоев

их головы и плечи. Обе носили костюмы, в которых преобладал белый цвет, у обеих были лица сердечком, полные губы и светлые волосы. На груди Леди Фотон красовался символ звезды с исходящими от нее лучами, некоторые из них разбегались по телу и вниз, по ногам, меняя цвет от индиго в центре до фиолетового по краям. Её прямые волосы до плеч были забраны тиарой в виде такой же звезды, что и на груди.

На костюме дочери была изображена стилизованная стрелка, направленная от груди вниз и вправо, с полдюжины линий струились за ней, над левым плечом одна черта зигзагом пересекала другие. Расцветка постепенно переходила от рубиново-красного к малиновому, во многом так же, как и у её мамы. Подобные ряды линий с пересекающим их зигзагом текли по её ногам и рукам. Она не окрашивала волосы в свои «цвета», как это делает — нет, теперь уже делал — её младший брат, не носила тонированные очки, зато подвязывала волнистые волосы рубиново-красной лентой, чтобы они кокетливо прикрывали один глаз и чтобы объединить красный, пурпурный и белый цвет в единую цветовую гамму.

Больше всего, однако, они были похожи на людей, увидевших, как жестоко и бессмысленно погибла половина их семьи, разодранные в клочья в течение одного страшного часа. Будто им из груди вырвали сердца, но они каким-то образом всё ещё оставались живы. Я, конечно, раньше не видела людей в таких условиях, но сейчас они выглядели именно так. На них было больно смотреть.

- Я понесу тебя. – говорит мне Лазер Шоу: - мама займется раненными.

- Окей. – права голоса у меня все равно не было. Лазер Шоу подхватила меня под мышки и взмыла в воздух. Земля ушла далеко вниз.

- Что ты сделала со Славой? – уже в воздухе она задала мне вопрос: - что ты с ней сделала?

- Ничего я с ней не делала. – отвечаю я.

- Хм. Ладно. Куда тебя? – ее голос не изменился.

- Выбрось меня прямо на голову ублюдка. – я достаю из рюкзака «Малыша», выдергиваю желтую ленту, вместе с предохранительной чекой.

- Окей. Ты сама попросила. – руки отпустили меня, и я полетела вниз. Внизу, прямо подо мной, на узкой полоске пляжа ворочался Левиафан, которого удерживал на месте на месте Эйдолон. Метаю бомбу прямо ему в голову и сразу же перемещаюсь в сторону… но насекомых поблизости уже нет, из-за проливного ливня, а видимость очень ограничена и …

Вспышка! Грохот! Меня переворачивает в воздухе, мир вокруг замирает, выхваченный из полумрака ливня ослепительной вспышкой! Удар, я слышу, как хрустят мои кости, рот наполняется кровью и …

- Не смей закрывать глаза Тейлор! – кричит мне Пятый, но я уже ухожу в спасительную темноту.

Когда я открываю глаза – я чувствую, как капли дождя стекают по моему лицу. Поднимаю голову. У меня нет руки выше предплечья, и нога вывернута под каким-то невероятным углом. Я не могу двинуться, наверное, снова сломан позвоночник. Хорошо, что у Мясника есть высокая толерантность к боли, иначе у меня был бы шок.

Сверху льется золотой свет и ко мне снисходит ангел. Ее идеальные черты лица, чуть поджатые губы, тиара в мокрых волосах, совершенная фигура, один ее вид облегчает страдания и дает надежду.

- Тейлор! – говорит Слава, бросаясь ко мне: - потерпи минутку! Я отнесу тебя к Панацее!

- Не… - пытаюсь поднять руку я, но она уже поднимает меня на руки и взмывает в воздух. Я чувствую, как у меня немеют губы, какая-то очень холодная точка в груди – разрастается, мешая мне дышать. Она коснулась меня! Черт, я ведь совсем забыла ей сказать…

- Администратор погиб. СС-8

Интерлюдия

- Еще один тяжелый! – новые носилки и новое изломанное тело на них. Панацея открывает было рот, чтобы проговорить стандартную формулу «Даете ли вы разрешение на излечение», но замечает, что мужчина в обтягивающем серо-синем комбинезоне с желтой молнией на груди – без сознания. Она молча кладет руку ему на шею, закрывает глаза, восстанавливая в первую очередь критические ранения. Косметические моменты или там переломы с синяками – могут и подождать. Битва с Губителем – это всегда очень много раненных, гораздо больше, чем она может себе позволить излечить. И как бы не обернулась ситуация на поле, даже если это будет Самый Лучший День, когда Губителя удастся отогнать относительно малыми потерями – для нее это всегда один и тот же день. Поражение. Досада. Горечь от того, что она все равно не сумеет вылечить всех. И конечно же – обида и гнев в глазах родственников и друзей, тех, кого она не успеет вылечить прежде, чем свалится от истощения. Никто и никогда не скажет этого вслух, но она видит, она читает по их взглядам… они не поймут. И не понимают. Что же… это ее долг – излечить всех, кого она только сумеет, всех, кого сможет. Ей осталось не так уж и много, нужно экономить силы, она уже не обращает внимания на ранения средней тяжести, только на тех пациентов, кому угрожает гибель в самые ближайшие часы.